Линейный корабль "Император Павел I" (1906 – 1925) - Рафаил Мельников

Немецкие тральщики упорно (отходя только лишь под огнем Церельской батареи) продолжали траление в Ирбене. Все ожесточеннее становились налеты германской авиации. Тем не менее, а, может быть именно из-за большой угрозы повреждений, командующий флотом счел переход "Республики" недостаточно обоснованным.

Обстановка становилась все более зловещей.

14. В дни, когда погибала Россия

Еще 11 сентября 1917 г. И.И. Ренгартен был озабочен полученными от английской агентуры сведениями о будто бы намеченной немцами на следующей неделе операции флота. Она поручалась 3-й и 4-й эскадрам, из которых 3-я уже вышла в море. 12 сентября агентура подтвердила: у немцев "в районе от Киля до Либавы небывалое оживление". В штабе мучительно размышляли о целях немцев: ведь 3-я и 4-я эскадры, записывал И.И. Ренгартен, "это же самые лучшие дредноуты". Но вместо всесторонней проработки обстановки штаб должен был разбираться с революционным болотом: оказывается, в Рижском заливе команды самочинно начали вскрывать адресованные командирам секретные пакеты; финский сейм, несмотря на запрет, собирает заседание.

Дошло и до самого заурядного хулиганства. 20 сентября эсминец "Победитель" большим ходом вошел на рейд и, раскачав, как не раз бывало и прежде, штабную "Либаву" и стоящий рядом "Новик", оборвал швартовы некоторых тральщиков и дозорных судов. На сигнал М.К. Бахирева — "выражаем неудовольствие", на эсминце: "флот извиняется, что начальник минной дивизии страдает от качки". Сигнал частью кораблей на рейде был отрепетирован. И это происходило на минной дивизии, считавшейся самым боевым, деятельным и организованным соединением флота. Никаких поисков виновных, конечно, не было.

Располагая огромной армией агентов, немцы смогли найти самый удобный момент для своей операции. Но она все же не была неожиданной. Еще до 26 сентября в штабе командующего фронтом были близки к разгадке немецких приготовлений. В этот день И.И. Ренгартен записывал: "не стоит себя обманывать предложениями о том, что крупная операция невозможна. Слишком много обстоятельств подтверждает эту опасность: сосредоточены небывало крупные силы немцев, они в боевой готовности с 12 сентября, что уже три дня идет упорное, несмотря на огонь 43 батарей, траление к W от Ирбена, в море ежедневно появляются миноносцы, все ожесточеннее становятся стычки русских и немецких катеров у Цереля".

Никто не озаботился подготовкой к надежному закупориванию пролива Соэлозунд и к возможной поддержке силами линейных кораблей запиравшей вход в Ирбен 43-й батареи. Не нашлось сил (Центробалт возражал против риска посылки в море подводных лодок) и для разведки в море.

И немцы как по нотам разыграли свой блицкриг. Никем не замеченной германская армада из более чем 300 судов прошла 28 сентября из Либавы вдоль русских берегов. 29-го в бухте Тагалахт состоялась высадка, и только тогда И.И. Ренгартен записал в дневник: "Большой аврал". Флоту отдали приказание сосредоточиться в районе Передовой позиции. Всем боевая готовность. "Чтой-то подозрительно", — ответили революционные моряки, заседавшие в Гельсингфорсе на сообщение комфлота о немецкой высадке. Они решили, что офицеры их просто пугают, как было при захвате немцами Риги. В результате 30 сентября была отрезана, а через день — 2 октября покинута командой Церельская батарея.

Скандальность ситуации углублялась наличием в тылу обороны и непосредственной близости (несколько десятков миль) всех наличных сил Балтийского флота со всеми его главными базами. Способные вступить в бой и, возможно, решить его в свою пользу, они, однако, остались без движения и без применения.

Дело ограничилось лишь подбадривающими телеграммами защитникам Моонзунда. Так команда "Андрея Первозванного", не забыв о своей роли "защитника Передовой позиции", 1 октября, вне очереди всех оперативных депеш, сообщала комитетам "Либавы" (штабной корабль минной дивизии), "Гражданина" и "Победителя", что она "мысленно с ними". Такие же излияния революционного энтузиазма и пролетарской солидарности исходили и от "Республики".

За спиной защитников Моонзунда стоял весь флот, включая еще и ни разу не вступавшие в бой линейные корабли 1-й бригады и два до дредноута. Надо было лишь вовремя прикрыть два фланга обороны, заградить пролив Соэлозунд и поддержать огнем Церельскую батарею. Ввод в Рижский залив "Республики" и "Андрея Первозванного" с добавлением хотя бы одного дредноута (при надлежащей его разгрузке), с достаточной охраной от подводных лодок, мог переломить ход событий и сорвать планы немецкого блицкрига. Эти же корабли могли быть переброшены и для защиты Передовой позиции.

В Кронштадте. 1920-е гг.

Была и другая мера — очищение кораблей и восстановление их боеспособности. Сделать это можно было только в боевой обстановке Рижского залива, — говорилось в отчете командующего морскими силами Рижского залива вице-адмирала М.К. Бахирева (1868–1920, чекисты). Командиры некоторых миноносцев, "чтобы хоть немного направить умы людей к настоящему делу, просились на несколько дней перейти ближе к неприятелю, к Сворбе или в Аренсбург, где чаще были налеты неприятельских аэропланов" (A.M. Косинский. "Моонзундская операция Балтийского флота, Л., 1928). Обстановка боя на удивление быстро, — как вспоминал С.Н. Тимирев, — возвращала матросов к порядку и дисциплине. Этого можно было бы добиться и на "Андрее" и "Павле". Вместе с 4 12-дм/50 орудиями Церельской батареи (дальностью стрельбы 156 каб., она превосходила новейшие германские дредноуты на 30 каб.) и 8 12-дм/40 (дальность 110 каб.) и 14 8-дм/50 (дальность 86 каб.) орудиями (при стрельбе одним бортом) "Андрея" и ''Павла" они могли бы отстоять Моонзундские острова.

Стойкое сопротивление (совместно с Церельской батареей) "Андрея Первозванного" и "Республики" могло сорвать все планы немецкой операции "Альбион". Стойкая оборона должна была поколебать планы немецкого блицкрига и побудить союзников предпринять действенные меры по воздействию на германское побережье. В обороне Моонзунда, возглавлявшейся "Славой" и "Цесаревичем" ("Гражданином"), не хватало лишь нескольких дней, по истечении которых кайзер Вильгельм, опасаясь за свой фронт в Северном море, отдал бы приказ прекратить операцию "Альбион".

Осознание катастрофы оказалось, однако, непростительно замедленным. Только 7 сентября, когда уже был упущен шанс присоединиться к выступлению Л.Г. Корнилова, в штабе командующего флотом увидели бездну, в которую падал флот. И.И. Ренгартен и князь М.Б. Черкасский признались один другому, "что флот больше не существует", что сейчас флот, то есть главные силы, "своего дела не делают, бесполезен, но является источником заразы для всей страны; что делать что-то с ним надо, но нельзя ждать зиму, надо сейчас…".

Строились планы сокращения флота за счет добровольного комплектования, реорганизации командования и замены командующего. Предполагалось обо всем этом сделать представление Морскому министру. А в новые командующие предполагали молодого контр-адмирала (с июля 1917 г.) У.К. Пилкина (1869–1950, Ницца), в начальники штаба капитана 1 ранга И.И. Лодыженского (1884-?), выборного командира "Андрея Первозванного", затем заведующего политическим кабинетом морского министра Д.Н. Вердеревского (1873–1947, Париж). Сложнее было с выборной матросской "демократией" — судовыми комитетами, Центробалтом. В разгар сражения на Балтийских островах, где морские силы Рижского залива во главе со "Славой" и "Гражданином" изнемогали от натиска германских дредноутов, насквозь большевизированные делегаты второго съезда Балтийского флота приняли постановление о введении на кораблях комиссаров Центробалта. На них возлагался контроль за всей оперативной деятельностью кораблей и штабов, включая секретную переписку на флоте.

Даже накануне уже полностью подготовленного переворота флагманы флота, закрыв глаза на катастрофу государства, в своем докладе морскому министру от 18 октября 1917 г. ограничились лишь более чем деликатным предупреждением правительству о почти полной небоеспособности флота. До последнего мгновения эти последние флагманы (вице-адмирал Бахирев, контр-адмирал Киткин, контр-адмирал Старк, контр-адмирал Пилкин, капитан 1 ранга Беренс, контр-адмирал князь Черкасский) продолжали обманывать сами себя.

Страшно далеки тогда были и офицеры от осознания неизбежности предстоящей многим из них белой борьбы. При таком фатальном игнорировании флагманами опасности надвигающейся катастрофы В.И. Ленин с полнейшим спокойствием и уверенностью мог и осуществил свои планы.

Правительство А.Ф. Керенского и все общество после февральской революции оказались столь же несостоятельны, как и режим Николая II. Большевистский переворот совершался с такой же неслыханной легкостью, как это было в феврале 1917 года.