Возлюбленный враг - Джейн Фэйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если вас обнаружат, дитя мое?
Джинни пожала плечами.
— Я рискну.
Король нахмурился.
— Я знал Александра Маршалла еще юношей. Он был близким другом моего племянника Руперта в более счастливые времена. Он предан своим принципам и безжалостен в их осуществлении. Я не хотел бы, чтобы вы впали в его немилость.
Джинни вздрогнула. Король говорил об Алексе примерно в том же тоне и примерно те же слова, что и Питер Эшли, а ее собственный опыт не давал ей оснований сомневаться в мнении обоих мужчин. Но между полковником и ею возникло нечто волшебное, один раз уже спасшее ее от парламентской кары; придется еще раз положиться на силу этого волшебства, если она действительно провинится перед Алексом.
— Я рискну, сир, — тихо повторила она, — для меня огромная честь служить вам.
— А как вы будете действовать? — Король, попротестовав для видимости, принял ее слова как вполне естественные и ожидаемые. Он встал и прошел к квадратному дубовому столу у окна, на котором стояла чернильница, лежали перья и пергаментная бумага.
— Точно не могу сказать, — ответила Джинни, наблюдая за тем, как он садится за стол и начинает писать. — Это будет зависеть от того, удастся ли мне поговорить с людьми в деревнях, чтобы выяснить, где находятся группы роялистов. А когда я узнаю это, поиск их будет зависеть от возможностей и обстоятельств. Я пока не знаю, насколько тщательно меня будут охранять в походе. Могу лишь сказать, ваше величество, что сделаю все, что в моих силах.
— Да, разумеется. — Он промокнул чернила, посыпав письмо специальной пудрой, затем взял свечу и наклонил ее, чтобы капля расплавленного воска упала на лист. Прижав свой тяжелый, искусно вырезанный перстень к воску, он удовлетворенно кивнул. — Этот документ лишь удостоверит ваши полномочия как моего посланника. В нем нет никакой важной информации — на случай, если он будет обнаружен.
Джинни кивнула, сложила лист и опустила его в глубокий карман амазонки. Она найдет для него место в своем багаже, когда они присоединятся к отряду.
— А ваше послание, сир?
— Лишь слова ободрения. Вы будете говорить непосредственно от моего имени, скажете людям, что они воюют в армии Господа во имя благой цели и их король душой с ними. — Он помолчал. — Вы также скажете, что мы не оставим их. Рассказы о том, что мы планируем бежать во Францию, являются отвратительными выдумками, для того чтобы люди потеряли надежду. Мы не трусливы и никогда не предадим наших подданных. Послание ясно?
— Абсолютно, сир. — Джинни присела в реверансе, беря протянутую ей руку и прижимая губы к королевскому кольцу.
— Если вас обнаружат, вы должны без колебаний пересказать это послание вашим инквизиторам. Мы ничего не выиграем от ваших напрасных страданий.
От этих слов у Джинни пересохло во рту — тут же возникла мысль о тюрьме Уинчестера. Может, Алекс и не спасет ее во второй раз.
Наконец отпущенная, она оставила короля, пройдя мимо вооруженной охраны у дверей в его покои, которая подчеркивала подлинный характер его пленения. Был поздний вечер, коридоры пусты, когда она направилась к спальне, которую должна была разделить с одной из дочерей леди Хэммонд. Повернув за угол, она увидела Алекса, небрежно взгромоздившегося на каменный подоконник; руки его были засунуты в глубокие карманы бриджей.
Сердце ее дрогнуло. Алекс не двигался, когда она медленно приближалась к нему. Именно в тот момент, когда она кожей ощутила сладостное предвкушение, письмо в ее кармане, казалось, обожгло бедро, сообщая о своем присутствии. Если бы только она смогла пройти мимо Алекса, пожелав ему спокойной ночи! Но подойдя к нему, она непроизвольно остановилась, словно он преградил ей путь.
— Ты была с королем? — тихо спросил Алекс, все еще держа руки в карманах.
— Да, — подтвердила Джинни, заставляя себя смело взглянуть ему в лицо. — Комендант был настолько любезен, что попросил для меня аудиенцию — в память о моем отце, понимаешь?
Алекс протянул руку; жест был почти ленивым. Но когда он взял ее за подбородок, глядя в ее запрокинутое лицо, не было ничего небрежного или вялого в его жестких пальцах или в проницательном взгляде зеленовато-карих глаз.
— Уже плетешь заговор, моя маленькая мятежница? — мягко спросил он.
— Не знаю, с чего ты это взял, — огрызнулась Джинни, найдя убежище в гневе. — Разве здесь может представиться какая-то возможность? Не думаю, что я способна в одиночку вывезти его величество из-под носа охраны. А вы как считаете, полковник?
Алекс засмеялся.
— Нет, уверен, что даже тебе это не под силу.
— Ты, вероятно, забыл, что я считаю короля моим правителем, которому должна быть верна, как был верен мой отец. Я лично не занимаюсь предательством против законного короля…
— Осторожно, Вирджиния! — прервал Алекс, и голос его звучал угрожающе мягко. — Не надо заходить так далеко.
— Не понимаю, почему меня нужно обвинять в заговоре только потому, что король оказал мне честь, приняв меня. Я не надеялась, что такая возможность мне когда-нибудь представится, и не знаю, почему ты хочешь все испортить. — Нотки обиды и раздражения в голосе были притворными, но Алекса они убедили. Выражение его глаз стало мягче; длинный палец коснулся ее губ.
— Прошу прощения, Джинни. — Одна его рука все еще держала ее за подбородок, вторая протянулась, чтобы обхватить затылок. Она задрожала; кончик языка выглянул между губами в немом приглашении. Алекс прищурил глаза. — Бесстыжая девчонка, — прошептал он. — Если ты сделаешь это еще раз, я не отвечаю за последствия.
Джинни ощутила удивительный вкус власти, смешивающийся с неудержимым желанием, которое уже было ей знакомо. Она намеренно снова провела языком по губам, вызывающе глядя на него, дразня его чувственным приглашением, которое он никак не мог принять в этом тихом коридоре замка Кэрисбрук.
— Иногда я боюсь, что прокляну тот день и час, когда подъехал к дому Джона Редферна, — простонал Алекс, уступая искушению, которому он, похоже, не в силах был противостоять. Его рот накрыл ее губы, но Джинни, внезапно перейдя в наступление, проникла языком в мягкую глубину его рта. Одна рука требовательно сжалась на его ягодицах, другая, скользнув вперед, обхватила твердую плоть, возбуждение которой не вызывало сомнений. Он застонал у этих губ, и Джинни снова заполнило замечательное ощущение власти над ним. Пусть он пленил ее, пусть ограничил ее свободу, в любви она тоже может добиться господства. Но прижавшись к нему, ощущая влагу и полыхание своего тела, дрожь в руках и ногах, Джинни почувствовала, что теряет контроль и ему на смену приходит отчаянная жажда слияния тел.