Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени - Николас Хеншелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва ли режимы герцога Орлеанского и кардинала Флери были более важными эпизодами истории, чем формирование так называемой новой политической культуры после 1750 года. Их последовательно самовластные
1 Rogister J. 1 9 8 6. Parlament air es, Sovereignty a n d Legal Opposition in F r a n c e u n -
der Louis XV // Parliaments, Estates and Representation, 6, no. 1. P. 26-27.
2 Baker K. M. 1987 The Political Culture of the Old Regime. Pergamon. P. xvi‑xviii.
решения наводят на мысль, что корона сделала поворот в сторону деспотизма, чего всячески старался избежать Людовик XIV. Когда министры Людовика XV сталкивались с препятствиями, они автоматически прибегали к деспотическим мерам. В 1753 году парламент Парижа разогнали за защиту еретиков–янсенистов; в 1763 году он был принужден зарегистрировать введение двадцатины, предложенное Бертеном; а в 1766 году парламент Бретани был распущен после того, как напомнил королю, что только Генеральные штаты могут утверждать новые налоги. Широкую известность получили события 20 января 1771 года, когда между часом ночи и четырьмя часами утра каждый член парижского парламента был разбужен мушкетерами, колотившими в дверь. Они вручали ему «запечатанное письмо» (lettre de cachet), предлагавшее или поддержать королевскую политику, или немедленно отправиться в ссылку. В результате прежние чиновники были заменены новыми, неподкупными, не унаследовавшими свою должность, назначенными королем и получавшими от него жалованье. Против таких мер выступала патриотическая оппозиция, сторонники которой были убеждены, что только Генеральные штаты способны защитить свободу.
Убедившись в слабости парламентов, традиционно защищавших права подданных, монархия в лице Людовика XVI пошла на новые крайности. Она говорила о расширении консультативных органов и учреждении местных штатов, а чтобы провести свои решения, использовала деспотические заседания парламента в присутствии короля. Таким способом были утверждены Шесть эдиктов Тюрго, освобождавшие парижскую торговлю зерном и упразднявшие гильдии. В 1788 году права парламента на ремонстрацию и на регистрацию эдиктов были отменены личным решением короля. Возмездие за это решение не заставило себя ждать: возмущенные аристократы перестали предоставлять короне займы, которая таким образом лишилась возможности производить какие‑либо выплаты. Жалобы, включенные сословиями в «тетради» весной 1789 года, отражали убеждение подданных, что французская монархия выродилась в деспотию. Они требовали не уничтожить монархию, а направить ее на путь истинный. В «тетрадях» не было и намека на те идеи (народный суверенитет и право народа устанавливать новый политический порядок, созданный на принципах разума), которые провозгласит «Декларация прав человека и гражданина» в августе 1789 года. За пределами Парижа «тетради» апеллировали к традиционной конституции, прецедентам и авторитету прошлого. Их язык был языком ancien régi‑me.1 «Клятва в Зале для игры в мяч» в июне 1789 года не предлагала Франции новой конституции. Она объявлялась договором об укреплении старой.
1 Taylor G. V. 1972. Revolutionary and non‑revolutionary content in the cahiers of 1789: an interim report // French Historical Studies, VII. P. 479-502.
ПРАВЛЕНИЕ ДВОРЦОВОЙ ФРАКЦИИ
Если кто‑то и обсуждал вопрос о деспотизме, это были фракции, конкурировавшие при дворе Бурбонов. К концу существования ancien régime двор был основным центром политической жизни, которую определяли политические связи знатных семейств. Буржуазия еще не была самостоятельной политической силой.1 Теперь становится ясно, что ее ценности, цели и методы участия в политической жизни были теми же, что и у дворянства.2 Соответствие подтверждается сходством их требований, зафиксированных в «тетрадях» 1789 года. Покупка должности являлась ступенью, по которой многие представители среднего класса поднимались наверх. Французская знать была молодым и открытым социальным классом. На 1789 году четверть из принадлежавших к знати 25 000 семейств были аноблированы в XVIII столетии, а всего в XVII и XVIII веках — две трети. Большая часть дворянства еще недавно принадлежала к буржуазии, 2477 семейств буржуа купили дворянские титулы в 15 предреволюционных лет. Стоит учесть, что в это же время английская знать состояла из 200 семейств.3 Кроме того, со стороны среднего класса не наблюдалось и тени недовольства так называемой «аристократической реакцией» конца XVIII столетия. Знать, безусловно, занимала ведущие позиции в правительстве, администрации на центральном и местном уровнях, в церкви, в армии, на дипломатической службе и среди меценатов. Но она всегда занимала такое положение.
Следовательно, в констатации решающей роли дворянства, и особенно грандов в правление Людовика XV и Людовика XVI, нет ничего оригинального. Новым явлением была неспособность этих монархов управлять дворянством так, как это удавалось Людовику XIV, который, играя на соперничестве придворных группировок, сохранял в своих руках всю полноту власти. При Людовике XV решения часто диктовались фракцией «благочестивых» (dévots), отстаивавшей принцип неделимости королевского суверенитета (thèse royale) и покровительствовавшей итальянским иезуитам. Ею руководили королева, дофин и дочь короля. Против них объединились мадам де Помпадур, любовница короля, и ее протеже–министры: Берни, Мариньи, Машо, Бертен и Шуазель. Они выступали за участие парламента
1 Doyle W. 1980. Origins of the French Revolution. Oxford University Press. P. 128-
138.
2 Lucas C. 1976. Nobles, Bourgeois and the French Revolution in Johnson D. (ed.)
French Society and the Revolution. Cambridge University press. P. 90-98.
3 Chaussinand‑Nogaret. 1984. The French Nobility in the Eighteenth Century. Cam
bridge University Press. P. 25-31; Behrens C. B. A. 1985. Society, Government and the
Enlightenment. Thames and Hudson. P. 52.
в королевском управлении (thèse parlementaire) и поддерживали галли–кан–янсенистов, сторонников Просвещения.
Метания короля между этими фракциями оказывали пагубное воздействие на последовательное проведение политики и реформ. И Фридрих Прусский, и Иосиф Австрийский отмечали, сколь губительным оказалось засилье фракций для политической жизни Версаля. Чтобы поправить финансовое положение страны, Людовик использовал окружение маркизы де Помпадур, члены которого были способны получить от парламента необходимые уступки. Но в это время фракция «благочестивых» объединилась с духовенством и другими привилегированными группами, чтобы оказать противодействие новым налоговым запросам короны: они использовали своих клиентов в парламенте, которые организовали сопротивление предъявляемым требованиям. Другая придворная группировка, которой руководил принц Конти, объединилась с группой магистратов–янсенистов, которые между 1754 и 1764 годами использовали парламент для достижения собственных целей.1 В ответ на это Людовик X V, как правило, сначала пытался проявить твердость, но впоследствии всегда капитулировал. Поэтому когда Машо и Бертен лишились своих постов, потерпели крах и их проекты равного распределения налогов. Генеральные контролеры финансов при Людовике XV не задерживались на этом посту более трех лет. С другой стороны, он, наконец, научился поддерживать определенное равновесие между конкурирующими фракциями. Людовик XV не обладал способностями Людовика XIV, все считали его перебежчиком; но он все‑таки не позволял какой‑либо одной группировке монополизировать власть, что побуждало остальных придворных время от времени объединяться против короля. Из всех Бурбонов только Людовик XVI разбирался в придворной политике настолько плохо, что смог совершить такую ошибку.2
Допустим, что Людовик XVI с самого начала оказался в затруднительной ситуации. Дворцовые фракции обычно искали покровительства членов королевской семьи, имевших доступ к королю, — младших братьев государя, его наследников или любовниц. У нового монарха этого окружения не было. По известной причине у него не было ни любовницы, ни наследника, а его братья были слишком молоды. Следовательно, единственным близким к нему человеком была его жена, Мария–Антуанетта, которая с самого начала оттолкнула от себя большую часть придворных, пренебрегая их вниманием и выказывая свое расположение только узкому кругу друзей и
1 SwannJ. 1989. Politics and the Parlement of Paris, 1754-1771. Unpublished Ph. D.