Взлет Андромеды (СИ) - Савин Владислав

1 сентября, когда дети в школу идут – испросил я в нашей Конторе три дня и умотал в Львов. Нагло воспользовавшись своими привилегиями – как раз туда военный курьерский борт шел, Ту-104, ну и я попросился попутчиком, чтоб в поезде не трястись. По улицам прошелся – отрадно все ж видеть, что в этой истории сей город никогда не станет бандеровским, тут русские (с примесью поляков) в явном большинстве – хотя и столица Галицкой ССР. Вот интересно – Сталин, с учетом знания будущего, проиграть никак не желает, но подстраховаться решил – нет здесь Украины в знакомых нам границах, Восток и Малороссия (от Харькова до Одессы) в составе РСФСР, Левобережье с Киевом разжаловали до «автономии» (и правильно – нет такой нации как «украинцы», это субэтнос русского этноса), Волынь к Белоруссии отошла, ну а из того что осталось, слепили Галицкую союзную республику (тоже справедливо – поскольку галичане, это этнос отдельный, даже со своим языком, который житель Киева и не поймет). Но даже в Львове представители этнически коренного населения – в явном меньшинстве, и в роли преимущественно, малоквалифицированной рабсилы. Русский это город – и все заводы в нем, и новые кварталы, построены уже при СССР. Львовские автобусы уже по Москве ездят, народ доволен. Хотя львовские мотоциклы и мопеды (как и в нашей истории) качеством пока сильно ниже ижевских и ковровских.

Ну а я пришел на гору, на кладбище, где монумент в честь освобождения, под которым наши павшие лежат, и нашел рядом могилу Машеньки. Цветы положил, самый роскошный букет – и не ухожу, стою, вспоминаю. Погода портится, с утра солнышко было, а теперь затучило, дождь сейчас пойдет – плевать, не размокну. Кино, что мы тогда снимали, и где Машенька играет совсем невеликую роль служанки пани Анны, я наверное уже раз десять смотрел – жалея, что нет еще компов и видеосалонов. Представляю, каким бы мог мой сын быть – и завидую белой завистью Юре Смоленцеву (у которого уже пятеро!).

Но обстановку вокруг контролирую – мало ли что, живее буду. И движение замечаю – от беседки женщина идет. Лицо темной вуалью закрыто, тоже значит помянуть кого-то пришла – но отчего тогда, устойчивым курсом прямо ко мне? Подошла, вуаль откинула – так, мне только этого не хватало!

– Пани Стася? Что вы тут делаете?

– Спасибо, что не «гражданка Бельковская» – она пытается улыбнуться – знаете, весь Львов еще не забыл того, что творилось тут в прошлом году. И два года назад, когда вы якобы снимали кино – тоже наверное, втайне искали неблагонадежных? Это ведь ваша заслуга, что из всех арестованных, невиновной признали лишь меня одну?

Я пожимаю плечами. Мы, Служба Партийной Безопасности (в просторечии, «инквизиция»), не имеем права судить – но можем передать любому советскому суду (или трибуналу) свое «особое мнение»: кого запрессовать по максимуму (вплоть до секретной отметки в личном деле, «живым из лагеря выйти не должен» – если нет формальных оснований для «вышки»), а к кому проявить гуманность – и суд нашу точку зрения всегда учитывает. А Станиславе Бельковской в том деле «Белого Орла», как показало следствие, максимум недонесение о делах своего братца можно было приписать. И выписал я ей второй вариант, не погрешив особо ни против закона, ни против совести. Зачем я это сделал – а вот решил так, и все! Не захотелось, чтобы эта пани попала в лагерь – где бы она точно не выжила.

– Мне сказали, что вы приезжали сюда в этот день в прошлом году, логично было ждать, что приедете и в этом. Зачем я хотела вас видеть, пан инквизитор – да просто взглянуть вам в глаза, как тогда, в поезде. Сказать, что вы можете быть довольны, придумав мне такую иезуитскую кару. И просить вас о милости – отправьте меня туда же, куда и Яцека. Так будет и лучше, и честнее.

– Пани Стася, простите, вы в своем уме – нарочито грубо отвечаю я – вы имеете представление, что происходит в местах лишения свободы? И что там за контингент сейчас в большинстве – эсэсовцы, предатели, ну и всякая уголовная сволочь, бандиты и душегубы. Вконец озверевшие, и давно без женского общества – вам рассказать, что с вами могут сделать, или сами догадаетесь? Выкиньте из головы глупости – вас признали невиновной, значит живите и радуйтесь жизни. Встретите еще хорошего человека, выйдете за него замуж, родите наконец детей. Так будет лучше для всех – и для вас прежде всего!

– Вы издеваетесь, пан инквизитор? Простите, что называю вас так – поскольку не знаю вашего настоящего имени. «Живите и радуйтесь» – при всеобщем отношении ко мне, как к зачумленной, и вы скажете, что это не по вашему приказу? Меня уволили из университета – о, конечно, в СССР нельзя быть безработной, и меня трудоустроили, улицу подметать! Меня выселили из квартиры, разрешив взять минимум вещей – не скажу, что там были великие ценности, но книг искренне жалко! Все бывшие знакомые, коллеги, соседи – меня не замечают в упор, а кто-то и на другую сторону улицы спешит перейти. Меня считают одновременно и «врагом народа», и вашей шпионкой-агентом ГБ, и просто предательницей, отправившей в тюрьму родного брата. Даже в общежитии – где у меня не комната, а «койкоместо» вместе с тремя соседками – в моем присутствии все молчат. Ах да, я еще имела глупость написать в МГУ, куда я когда-то подавала документы – знаете, что мне ответили? Я больше не могу так, я устала – я не герой. Если вы считаете меня врагом – так отправьте меня туда, где мне положено быть! Я даже думала, не сделать ли мне что-то антисоветское, чтобы на меня наконец обратили внимание – останавливало лишь то, что тогда меня могут отправить не туда, куда Яцека и остальных.

Ну емое! Время сейчас сталинское – хотя и заметны изменения перед иной историей, в плане гуманности и законности, но психологию в массах так быстро не изменить. ХХ съезд тут уже состоялся, только выступал на нем не Кукурузник, а пока еще живой Сталин – и про «преступления советской власти» не сказано было ни слова. Хотя реабилитация идет по-тихому, внимания не привлекая. И это сущая правда, что в ГУЛАГе сейчас в подавляющем большинстве сидят вовсе не инакомыслящие, а фашистская или уголовная мразь, которой там самое место. Но никуда пока не делось «под следствием и судом был – значит, подозрителен». Особенно когда по тому делу загребли всех – а выпустили тебя одну.

Наши в Галичине похожее проделывали: кого-то из арестованных (на ком пока нашей крови нет) выпустят – и у бандеровцев сразу подозрение, а с чего это такая милость? Ну и удавку на шею, или еще что похуже – а после родня убиенных вполне искренне с нами сотрудничает, желая отомстить. «Советская Власть мне никогда мила не будет – но за моего Василька я этим лесным гадам любую шкоду учиню». Колоритный такой персонаж, дед уже (с оперативной кличкой «Данко»), куркуль, классовый враг и этнический западенец – но скольких своих нам так сдал, за своего внука, хоть орден вешай. А ведь внучок его и правда связным был у бандитов, но пригласили его «на беседу» Куда Надо (да так, что свидетели были, из местных), там подержали, и выпустили, даже без допроса. Ночью пришли к нему головорезы из «беспеки», и стали спрашивать – «как это, отпустили просто так, ты врешь, зраднык!». И убили – ну, дед и осердчал. Ну а мы в выгоде – и наша совесть чиста: все ведь по закону?

Но здесь-то, совсем другой случай! Общественное мнение, оно такое – и тут даже моих возможностей не хватит, его переменить. Хотя – а в Москве, в МГУ откуда такое отношение? Формально справки навели – или кто-то уже там подсказал? И налицо явное нарушение закона: гнать человека с работы, с квартиры, и в дворники (или еще что-то подобное) пожизненно, это лишь к мрази дозволено (вроде той, которая мою Машеньку убила – если бы на высшую по закону было не натянуть). Будем разбираться – это простая небрежность, или кто-то против нас, «инквизиции», играет: вполне ведь метод, явной несправедливостью народ озлоблять, а стрелки переводить на нас. Но сначала с этой пани закончить – чтобы не натворила чего сгоряча.

– Пани Стася, могу вас заверить, что я никаких подобных распоряжений не давал. И считаю, что раз вас суд признал невиновной, то никаких претензий к вам Советская Власть иметь не может. Однако настоятельно советую вам не делать ничего предосудительного – потому что выйдет только хуже. Во-первых, к брату вы все равно не попадете – фигуранты одного дела вместе никогда не сидят. А во-вторых, вас и в лагере легко могут принять за «подсадную» – и устроить вам даже не бойкот, а что похуже.