Райские пастбища - Джон Эрнст Стейнбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Мэнро растерянно повернулась к учительнице.
– Что это с ним?
– Я думаю, он смутился, – сказала мисс Морган.
– Но почему? Мы же его не обижали.
Тут учительница попробовала объяснить, что же все-таки произошло, и, объясняя, немного на них рассердилась.
– Я думаю… понимаете… ну, в общем, мне кажется, до сих пор он просто не догадывался, что он беден.
– Это была моя ошибка, – признался Джон Уайтсайд. – Извините, мисс Морган.
– Как же нам быть? – спросил Берт Мэнро.
– Не знаю, честное слово, не знаю.
Миссис Мэнро обратилась к мужу:
– Берт, мне кажется, тебе нужно пойти к мистеру Молтби и поговорить с ним, может быть, тогда все уладится. Поговори с ним по-доброму, сердечно… ну, в общем, как ты умеешь. Объясни ему, что маленьким детям в мороз нельзя ходить босиком. Может, это убедит его. И тогда мистер Молтби сам велит маленькому Роберту взять наш подарок. Как вы считаете, мистер Уайтсайд?
– Мне это не по душе. И если вы со мной не согласитесь, придется устроить голосование. Я тут и так достаточно дров наломал.
– А я считаю, что здоровье мальчика важнее, чем всякие там эмоции, – настаивала миссис Мэнро.
Двадцатого декабря школу закрыли на рождественские каникулы. Мисс Морган собиралась провести их в Лос-Анжелесе. Ожидая на перекрестке автобус до Салинаса, она заметила мужчину с мальчиком. Они шли прямо к ней по дороге, которая вела из Райских Пастбищ. Одеты они были во все новое и недорогое. Казалось, им трудно идти – оба чуть-чуть хромали. Когда они подошли ближе, мисс Морган пригляделась внимательнее и узнала Робби. Лицо у мальчика было мрачное, несчастное.
– Ой, Робби! – вскрикнула она. – Что случилось? Куда это ты собрался?
Вместо него ответил его спутник.
– Мы едем в Сан-Франциско, мисс Морган.
Она подняла глаза. Это был Джуниус. Бороду он сбрил. Она и не думала, что он такой старый. Даже его глаза, которые всегда глядели так молодо, сейчас казались старыми. А бледен он был, конечно, потому, что прежде носил бороду и она защищала его от загара. На лице его отражалось глубокое замешательство.
– Вы на каникулы едете? – спросила мисс Морган. – Знаете, я люблю рождественские ярмарки. Целыми днями могу там бродить.
– Нет, – помедлив, ответил Джуниус, – мы, пожалуй, едем туда насовсем. Я бухгалтер, мисс Морган. По крайней мере, двадцать лет назад я был им. Попробую найти работу.
Он говорил это с болью.
– Послушайте, зачем вам все это? – воскликнула она.
– Видите ли, – объяснил он просто. – Я не представлял, что приношу мальчику вред. Я просто не думал об этом. Вы же понимаете, нельзя воспитывать его в нищете. Правда ведь? А я не знал, что говорят о нас люди.
– Но почему вы не остались на ферме? У вас хорошая ферма, верно?
– Я не могу зарабатывать здесь на жизнь, мисс Морган. Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве. Джекоб пробовал вести хозяйство, но, понимаете, Джекоб слишком ленив. Как только смогу, я продам ферму и куплю Робби все, чего у него раньше не было.
Мисс Морган рассердилась. И в то же время почувствовала, что вот-вот расплачется.
– Неужели вы верите тому, что говорят вам эти идиоты?
Он удивленно взглянул на нее.
– Конечно, не верю. Только вам ли не знать – мальчика нельзя воспитывать как звереныша?
Появился автобус. Джуниус кивнул в сторону Робби.
– Он не хотел ехать. Сбежал в горы. Мы с Джекобом нашли его лишь вчера ночью. Слишком долго он жил как звереныш. Да и вообще, мисс Морган, он пока еще просто не представляет себе, как хорошо нам будет в Сан-Франциско.
Автобус затормозил. Джуниус и Робби вскарабкались на заднюю площадку. Мисс Морган собиралась войти вслед за ними, но передумала, села в автобус с другой стороны и пристроилась позади шофера.
«Ясно же, – подумала она, – им сейчас хочется побыть наедине».
VII
Старик Гиермо Лопес умер, когда его дочери были уже вполне взрослыми. Он оставил им сорок акров каменистой земли на склоне холма и ни цента денег. Девушки жили в дощатой обмазанной хижине, при которой были маленький флигелек, колодец и сарай. На истощенной почве, по сути дела, могли расти лишь шалфей да курай. И хотя сестры изо всех сил трудились на своем огородике, урожай они собрали весьма скудный. Некоторое время они с каким-то ожесточенным мученичеством голодали, но в конце концов плоть взяла свое. Они были слишком толсты и жизнерадостны для того, чтобы надеть на себя мученический венец по столь мирскому поводу, как отсутствие пищи.
Однажды у Розы возникла счастливая мысль:
– Разве умеет кто-нибудь в нашей долине печь такие вкусные тортильи, как мы с тобой? – спросила она сестру.
– Это искусство досталось нам в наследство от матушки, – благочестиво ответила Мария.
– А это значит, что мы спасены! Мы будем готовить пироги и маисовые лепешки и продавать их жителям Райских Пастбищ.
– А ты думаешь, они станут покупать? – усомнилась Мария.
– Послушай, что я тебе скажу, Мария. В Монтерее всего несколько женщин продают тортильи, да и что это за тортильи – в сто раз хуже наших. И все-таки женщины, которые их продают, просто богачки! Они делают себе по три новых платья в год. А разве их лепешки идут хоть в какое-нибудь сравнение с нашими? Вспомни, ведь нас учила наша мать.
От волнения глаза Марии наполнились слезами.
– Ой, ну, конечно, их нельзя сравнить! – пылко воскликнула она. – В целом мире не было ничего вкуснее лепешек, которые месили безгрешные руки нашей матушки.
– Ну что ж, тогда за дело! – решительно сказала Роза. – Хорошую вещь отчего не купить.
Целую неделю шли лихорадочные приготовления. Обливаясь потом, сестры скребли и украшали свое жилище. Когда все было кончено, их маленький домик, побеленный и внутри, и снаружи, выглядел очень нарядно. У порога посадили отводки герани; мусор, скапливавшийся годами, был собран в кучу и сожжен. Переднюю комнату превратили в харчевню, в которой стояли два покрытых желтой клеенкой стола. Сосновая доска, прибитая к забору, выходящему на главную дорогу округа, гласила: «Маисовые лепешки, пироги и прочие испанские блюда. Р. и М. Лопес».
Дело не сразу пошло на лад. Можно сказать, что оно вообще не пошло. Сестры сидели за своими желтыми столиками и ждали. Они были ребячливо веселы и не очень опрятны. Сидя на стульях, они
