Интриганы - Борис Хмельницкий

– Хорошо, – едва слышно произнес Самсон.

– Вы просто повторяете мои мысли, мадам, – поддержал Диану Калигула. – Уверен, что теперь Самсон с нами согласится.

– Я и не сомневалась, что согласится. – Диана еще сильнее сжала руку Самсона.

От этого движения Самсона бросило в жар. «Вот это шаман!» – промелькнула мысль. А Диана и Калигула продолжали опутывать его словами. Они понимали друг друга с полуслова.

В тот же вечер Диана впервые сама заговорила с Самсоном.

– Вам не надоело жить анахоретом, Самсон? – спросила она во время перемены блюд. – Сидите, мучаете бумагу. Скучно.

– Я работаю, – запинаясь, сказал Самсон. – Много заказов.

– Бросьте. Вы же прекрасно знаете, что человечество проживет без ваших песен. Помнить их будут только домохозяйки и пэтэушницы.

– Пусть так, – глухо пробормотал обиженный Самсон. – Но у меня больше ничего нет. Что мне останется, если я брошу сочинять?

– Все зависит от вас. Быть может, останусь я.

– Вы?!.. – У Самсона перехватило дыхание. – За время нашей совместной жизни вы впервые заговорили со мной. Почти полгода я дежурю у дверей вашей спальни, чтобы пожелать доброй ночи и получить в ответ надменный кивок.

– Что ж, сегодня можете поцеловать меня, – улыбнулась Диана. – Это вы уже заслужили.

– Прямо сейчас? – растерялся Самсон.

Диана подошла к Самсону и впилась в его губы. У Самсона закружилась голова.

– О господи… – едва выдохнул он.

– «Если он по-прежнему будет бездействовать, я навсегда останусь в этой глуши», – подумала Диана, и ужаснулась.

– Я хочу видеть рядом с собой мужчину, а не существо, вымаливающее на коленях ласку. Мужчину! Чтобы быть защищенной от всяких случайностей, – дернув плечами, сказала Диана и направилась к дверям. – Спокойной ночи.

Видимо, шаман не до конца завершил ворожбу, и Диана, хоть и смягчилась, по-прежнему сравнивает его с Французовым. Но вступать в борьбу с губернатором на его поле…

Самсон знал историю и помнил, что политика может привести не только к власти, но и к нарам на Колыме. Но хочешь Диану – вступай в борьбу.

Ох эта проблема выбора! Ну что может быть в жизни сложнее?!..

Самсон справился с одолевшей его бессонницей только к рассвету. Сон был тягостным, неожиданным и страшным.

Он шел ночью вдоль высокой крепостной стены. Было темно и жутко. В проеме открытых в стене ворот он увидел несколько серых силуэтов и побежал. Он бежал все быстрей и быстрей, безотчетный страх гнал его все дальше и дальше. А сзади его догоняла какая-то черная бесформенная сила. Догнала, окутала. Ноги Самсона стали ватными, он не смог продолжать бег и начал задыхаться…

Самсон в ужасе закричал и проснулся.

Его трясло, по телу стекал липкий холодный пот. Пижама и простыни были влажными от пота.

В тот день, когда Автор собрался наконец с духом и решился побеседовать с генералом, выяснилось, что генерал не принимает, он работает над документами. Тем не менее автор рискнул оторвать генерала от документов и, обойдя заслон, поставленный ординарцем Бычковым, вошел в кабинет.

Мостовой сидел за столом, читал какие-то бумаги и пил коньяк.

Бычков влетел в кабинет вслед за автором.

Бычков (в ужасе). Он сам, ваше превосходительство!.. Я его не пускал, он силой!..

Мостовой (узнав автора). Пусть. В конце концов, мы обязаны ему своим существованием.

Бычков. Никак нет, господин генерал! Своим существованием я обязан отцу с мамой. (И тут же спохватился). И вам, ваше превосходительство.

Мостовой (бросив взгляд на Бычкова). Я бы удавился…

Автор понял смысл сказанного генералом и рассмеялся.

Мостовой (Бычкову). Ладно, ступай.

Бычков выскользнул за дверь.

Мостовой. Прошу простить, но у меня десять минут свободных. Так что…

Автор. Да-да, конечно. Всего пару вопросов, Антон Антонович.

Мостовой (приподнимаясь). Коньяк, виски, джин?

Автор. Стакан минеральной воды.

Мостовой. Прошу простить, воду не держим.

Автор. Значит, обойдемся.

Мостовой. Ну, а я промочу горло. (Указав на стол, весело.) Знаете, все эти входящие документы невероятно иссушают организм. (Мостовой выпил.) Я вас слушаю.

Автор. Скажите, зачем вам это?

Мостовой. Грешен, люблю выпить.

Автор. Я не о коньяке. Я о вашей борьбе за кресло губернатора. Он же ваш друг.

Мостовой. Все можно объяснить одним словом: власть.

Автор. Где власть, там и деньги? Но у вас, кажется, достаточно денег.

Мостовой (смеется). Денег никогда не бывает достаточно. Но вы правы, деньги меня не интересуют.

Автор. Тогда что заставляет вас устраивать козни другу, втягивать в опасные, а порой и смертельные авантюры слабовольных или зависимых от вас людей? Что?

Мостовой. А… Я, кажется, понял ваш вопрос. Сейчас постараюсь ответить.

Автор. Надеюсь, честно.

Мостовой. Конечно. Что-либо скрывать от вас считаю делом бессмысленным и непродуктивным. (Помолчав.) Для меня власть – это мое эго, мое я. Всю жизнь я возвожу пирамиду, на которой обоснуется мое я, чтобы наблюдать, как копошатся внизу людишки, сверху похожие на муравьев. Я мизантроп. Не желаю уподобляться муравью, строящему общий муравейник. Не хочу, чтобы кто-то диктовал мне условия жизни. Не хочу, наконец, держать над собой зонтик, думая, что идет дождь, в то время, когда тот, кто на пирамиде, просто мочится на меня. Потому и работа, которой я занимаюсь, доставляет мне удовольствие. Власть, полная, безграничная власть подпитывает мизантропию, как хмельной напиток, разгоняющий кровь и заставляющий сильней биться сердце. И, как хмельного, ее всегда мало тому, кто сделал первый глоток. Ради власти я поступаюсь законом, друзьями, их чувствами. (Помолчав.) Вы это хотели услышать?

Автор. Не знаю. Я услышал то, что услышал. Спасибо.

5

После того страшного сна Самсон сделался тих, молчалив и замкнут, к обеду не выходил, еду велел приносить в кабинет, запирался там до глубокой ночи и все время что-то читал и думал, думал, думал…

– Пусть думает, – сказал Калигула, сидя рядом с Дианой в комнате охраны и наблюдая на мониторах за Самсоном. – Мы запустили ему тараканов в подкорку, пусть с ними поживет немного. Ну а мы бездействовать не будем, я сейчас позвоню Зильберлейбу.

– Зачем?

– Он же импресарио Самсона. Вот пусть сообщит прессе, что у Самсона Далилова легкое недомогание. Надо напомнить людям о его существовании.

Гоша прочитал эту информацию в утреннем выпуске газеты «Песни о главном» и немедленно оседлал свой мотоцикл.

– На ловца и зверь прибежал, – сказал Калигула Диане, когда во дворе раздался треск мотоцикла, и связался с охраной. – Курицу ни никому не встречать, на глаза ему не показываться.

– Почему? – заинтересовалась Диана.

– Смотрите на монитор и все поймете, – ответил Калигула и вышел из смотровой.

Курица, вращая в руках шлем, вошел в дом и поискал глазами дворецкого, всегда услужливо принимавшего у него куртку и шлем. Но дворецкого на месте не оказалось. В холле вообще не было ни одной души, мертвую тишину нарушало только жужжание мух.

– Эй, кто-нибудь?! Куда вы все подевались, черт вас возьми?! – заорал он, но ответило ему только эхо, глухо оттолкнувшееся от мраморных стен холла. Он взбежал по лестнице, распахнул дверь кабинета, увидел Самсона и облегченно вздохнул.

– Слава богу, хоть ты на месте.

– Вон! Все – вон!.. – Самсон запустил в Курицу пепельницей, и тот едва успел увернуться.

– Ты чего, взбесился? – спросил Гоша. – Или теперь положено кланяться тебе при входе?

– Ладно, ладно, прости, сразу не узнал. Я велел никого ко мне не впускать. – Самсона понадобились все душевные силы, чтобы хоть немного успокоиться. – Все, иди, я занят. И скажи на кухне, чтобы покормили.

– Скажу, скажу, – пробормотал Курица, пятясь задом к дверям.

На лестнице Курицу ждал Калигула.

– Не обращай внимания, – сказал Калигула. – Он здоров, только немного взвинчен – ему предстоит тяжелая работа. И это не музыка.

– А что?

– Потом узнаешь. В этой работе вашей группе тоже найдется дело. – Калигула вручил Гоше несколько листов. – Это тексты новых песен Самсона. Готовь программу.

Курица пробежал тексты глазами.

– Политика? – растерянно проговорил он. – Я уже не в том возрасте, чтобы ссориться с властями.

– С властями согласовано, – успокоил его Калигула. – Даю вам неделю на подготовку. Как только будете готовы, Зильберлейб устроит твоей группе гастроли по всей губернии. Все ясно?