Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества - Лев Клейн

Лад с родной природой рождает у Доброслава взятую у Рыбакова лозунговую триаду с корнем «род», выражающую смысл его язычества: «народ, родина, природа» (Коршунков 1992).'Только вот «инородцы» сюда не подходят, хотя слово и образовано от того же корня.

Возрождение язычества в новых формах обратило на себя внимание социологов и этнографов. В 1989 г. в прессе было опубликовано интервью с известным социологом П. С. Гуревичем. Корреспондент вспомнил картины художника Константина Васильева, и в беседе они были сопоставлены с обращением европейских националистов к арийскому духу, к индоевропейским мифологическим верованиям (это отмечалось у многих националистов — от нацистов до французского Народного фронта).

«Язычество в целом, — высказался социолог, — как мне кажется, живое воплощение авторитарного сознания. Оно обязательно предполагает обожествление человека, наделение его сверхличностными качествами. ...Героизация идола, возвышение его над всеми — таков смысл древнего язычества и всех его возрождаемых сегодня форм... Вот откуда демонология, возвеличивание кумиров и тоска по «твердой руке». Языческое боготворение...»

Корреспондент по этому поводу вспомнил, что кто-то называл Сталина языческим тираном эпохи христианства, а социолог добавил, что при Сталине было воскрешено идолопоклонство. Социолог согласился с утверждением газеты, «что в сталинское время язычество вообще оценивалось как нечто более значимое, нежели христианство» (Гуревич 1989). Если он имел в виду колоссальный государственный успех реконструкций язычества академиком Рыбаковым, то это не сталинское, а брежневское и послебрежневское время. Идолопоклонство характерно и для современных религий (иконы — те же идолы; свечки и ладан близки к жертвам). А обожествление человека, наделение его сверхличностными качествами — разве не о папе римском речь (по крайней мере среди массы набожных), не о святых?

Отличие язычества от мировых религий — не в этом, а в многобожии и в отсутствии единой церковной организации. У язычников обычно организация религиозной практики была общинная. Полное подавление отдельного человека общиной было характерно для первобытного строя вообще. Мировые же религии (особенно христианская церковь) построены на основе феодальной иерархии, но, несмотря на подчинение, они оставляли человеку личную ответственность, частично высвобождали человека, ослабляя его полную зависимость от общины, иногда даже противопоставляли ей. Кроме того для язычества характерна вера в судьбу, рок, фатум, в жесткую предопределенность всех событий — даже поведения богов, тогда как христианство, особенно раннее и восточное, оставляло человеку больше возможности добиться лучшей доли добрыми поступками и молитвами, надежду умолить бога. Наконец, язычники считали, что на том свете они будут продолжать ту же земную жизнь и уйдут туда такими, какими подошли к смерти, в том же статусе, с тем же имуществом, которое забирают с собой в могилу. Князь останется князем, раб — рабом. Чего добьешься на земле, тем и воспользуешься в посмертном мире. Для христиан же после смерти наступает совершенно иная жизнь, и земные приобретения там не понадобятся. На том свете будет воздаяние за земные страдания, и там будет смена социальных ролей (Введение 1987: 48, 98).

Неоязычники главный упор делают не на многобожие (они обычно выбирают какого-нибудь одного из древних богов), не на свободу от иерархии (они готовы установить свою жесткую иерархию). Для них очень привлекательно растворение личной воли и ответственности в общинной воле, в действиях толпы, в которой стержень — это воля вождя, а вождем во всякой секте мыслит себя автор учения. Общину они понимают как род, биологическое, расовое единство. Из первобытности они берут объединение в родовые группы, ненависть к инородцам. Христианской морали милосердия (отнюдь не всегда соблюдаемой и христианами, но провозглашаемой) они противопоставляют утверждение господства своего рода, клановое братство и кровную месть. Достижения цивилизации им чужды. Уведя своих прихожан на лоно природы и (главное) подальше от высокой городской культуры, они более спокойны за воздействие своего учения.

Известный московский социальный антрополог В. А. Шнирельман (1998, 2001, 2003) определяет неоязычество как общенациональную религию, искусственно создаваемую городской интеллигенцией из фрагментов древних локальных верований с целью «возрождения национальной духовности» и самобытности, а фактически они создают идеологию для новой социально- политической общности националистического толка. В русском народе сторонники «русского ведизма» видят всех восточных славян, не желая признавать разделения на русских (великороссов), белорусов и украинцев. По мнению Шнирельмана, православие не устраивает крайних националистов потому, что оказалось разбито на несколько церквей, а единство маячит только в язычестве. Мне кажется, что для националистов православие еще и слишком связано с правящей властью. Не случайно неоязычество почти не распространилось на мусульманских землях: ислам сам выдвинул оппозиционные властям течения — это отмечает и Шнирельман, давший внушительный обзор неоязыческих течений по всей бывшей территории Советского Союза (1998).

Нет в неоязычестве не только истинного знания, но и истинной веры: изобретая и подбирая себе образы и обряды, по крайней мере, лидеры общин, в основном люди из городской интеллигенции, веровать в свое обретение попросту не могут. Их экзальтация в большой мере наигранная, искусственная. Историк Васильев (2002: 103) резонно замечает, что правильнее называть это движение не неоязычеством, а квазиязычеством или псевдоязычеством. На мой взгляд, так называемое неоязычество есть отчасти игра, отчасти националистическое самоудовлетворение (одного психологического плана с онанизмом), и в большой мере политическая позиция.

Неоязычество — не изолированно российское явление (Шнирельман 2001; 2003). В последние десятилетия это поветрие проявилось во многих странах (например, Haack 1981), и везде оно сливается с ультра-национализмом, неонацизмом и движением «новых правых». В 1971 г. в Исландии было зарегистрировано Исландское общество старой веры Асатру, а в Лондоне была учреждена Языческая федерация (Щеглов 1999: 4). В 1973 г. языческий культ Асатру был признан как официально разрешенная религия в Исландии. Созданный в 1973 г. в Британии политеистический «Комитет Одина», преобразованный в 1980 в «Ритуал Одина», был в 1988 г. зарегистрирован в Британской палате как религиозное благотворительное общество (Пенник и Джонс 2000: 384). В 1994 г. в Польше собрались представители неоязычества из разных стран, чтобы координировать усилия, а в 1998 г. в Вильнюсе съехались на летний солнцеворот приверженцы «этнотрадиционных» религий со всего мира и создали Мировой Конгресс Этнических Религий (Щеглов 1999: 4-5).

К началу XXI в. славянское неоязычество представлено рядом небольших общин, объединенных в каждом городе особо (см. справочник Новые 2000). В Москве — «Коляда Вятичей» (руководители: Велимир — Н. Сперанский и Мезгирь — А. Потапов), «Велесов Круг» (И. Черкасов — Велеслав, А. Жилко — Велемир, А. Наговицын — Велемудр), Московская Славянская Языческая община (прежде Селидор — А. Белов, ныне Млад — С. Игнатов), военно- исторический клуб «Дружина Аркона» (Будимир) и др.

В Петербурге — общественно-политическое движение «Солнцеворот» (Станислав Чернушев), зарегистрированная с 1986 г. «Община волхвов» (В. Н. Безверхий) и «Союз Венедов» (Конст. Сидарук, бывший член «Памяти»). Есть в Петербурге и национа- диетическое, но не расистское крыло: психотерапевт Сергей Семенов изобрел русский ведизм и возглавил ряд организаций (Россов, Мужской клуб, Русское Освободительное Движение и др.). В его брошюре «Громовый знак» прославляется «день Перуна» (вместо Ильина дня 2 августа), возвеличивается Перун и «перуническое начало в нашей душе», подрываемое космополитами. Издаваемый в Петербурге журнал «Волхв» являет странное сочетание атеизма с язычеством (оно представлено как отрасль науки).

В Омске возникла «Древлеправославная Церковь Староверов- Инглингов». Это омичи издали «Саньтии Веды Перуна» как якобы «перевод с х'арийского» (1999).

Популярна среди неоязычников книга писателя В. И. Щербакова, которую тот умудрился издать сначала в сборнике издательства «Молодая гвардия» (1988), а потом книгой для старшеклассников «Века Трояновы» (1995) в издательстве «Просвещение». Щербаков поражает легковерных своими «открытиями» в «метаистории»: русские у него ближайшие родственники этрусков, скандинавские боги асы и германское царство мертвых Вальхалла располагались в Парфии (район Ашхабада), оттуда позже перебрались на север и т. д. При такой свободе обращения с «метаисторией» можно нарисовать любое угодное прошлое славян во язычестве, собрать для них всю славу мира. Фантаст Петухов испытал огромное влияние Щербакова и использовал его методу для развития идей Рыбакова.