Небо выше облаков - Янина Логвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снимаю босоножки, Шибуев разувается. Теперь, когда мы остались вдвоем, он не смотрит на меня, но вздрагивает, когда моя ладонь касается его плеча.
– Андрей, иди в душ, а я пока накрою на стол. Поешь и отдохнешь, уже почти десять вечера. Иди…
Он уходит, но останавливается на пороге своей спальни. Смотрит на оставленный мною на спинке кресла халат. Замечает журнал на прикроватной тумбе, мои наручные часы и расческу. Оглядывается, чтобы увидеть еще предметы одежды в прихожей – духи, сумочку, лак для волос и прочую ерунду, которую я постаралась расставить для ширмы.
– Сегодня приходили из опеки, – спешу объяснить, – я оставила свои вещи. Они еще придут, чтобы поговорить с тобой.
– Хорошо.
Я ухожу на кухню, наспех собираю волосы на затылке, мою руки и вожусь с ужином. Это не трудно – кто-то же должен есть все те продукты, которые я накупила. Да и вчера вечер тянулся бесконечно. Шибуев все не возвращался, и я постаралась скоротать время за готовкой. Не знаю почему. Видимо, чтобы отплатить дому за гостеприимность.
Горячая паста с овощами уже на столе. Я обжариваю мясо и нарезаю свежий салат. Андрей входит в кухню в одних домашних брюках, босиком, и садится на стул. Следит за мной, откинув голову и плечи на стену.
Мокрая челка упала на лоб, губы сжаты. Я бросаю на него поверх плеча короткий взгляд, но его хватает, чтобы моя спина напряглась, увидев в провале черных глаз голод.
– Моя квартира изменилась, – замечает Андрей. – Здесь все иначе. Теперь здесь по-другому пахнет – тобой.
– Надеюсь, не сильно приторно? – я пробую непринужденно улыбнуться, возвращаясь к салату. – Извини, похозяйничала тут без тебя. На самом деле, вещей совсем немного – так, мелочь. Я все уберу, когда уеду, не переживай.
Но кажется, я переживаю больше, чем он.
– Не надо. Мне нравится. Не знал, что женщинам необходимо столько баночек в дýше, чтобы помыться.
Это правда. И в моей семье – старая тема для шуток.
– На самом деле, когда в доме живут четыре женщины, они способны заполонить собой все пространство. Разбаловал нас отец. У тебя уютно, Андрей, но я постараюсь помнить о мере.
– Зачем? Хочешь, я тебе тоже что-нибудь куплю.
Я на секунду замираю с ножом в руке над свежей зеленью, но заставляю себя продолжить нарезку. Осталась ерунда дела, и все будет готово.
– Шибуев, это не игра.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь. Не хочу. Мне нужен ты, а не твои подарки. Я многое могу себе купить сама.
Я ставлю перед ним салат, и мы встречаемся взглядами. Черная пустота в глазах Шибуева тут же ворочается опасными гранями, готовая выплеснуться наружу. Костяшки его пальцев белеют. Мой соб-ственный пульс обрушивается в пропасть – так гулко стучит сердце. Я отворачиваюсь и спешу отойти от стола, чтобы нарезать хлеб.
– Светка, тебе говорили, что у тебя красивая задница?
Нож не слушается в руке, падает на пол – в звенящей тишине почти оглушительно. Я поднимаю его и споласкиваю под краном. Взяв тайм-аут в пару секунд, отвечаю глухо, наказывая себя честностью:
– Говорили. И даже не раз.
– Кто?
– Шибуев, прекрати. Мы давно не дети. Какая разница, кто? Я же не спрашиваю тебя, со сколькими ты был. Лучше поешь.
– Выпить хочу сильно. Или тебя. Тебя, Светка, хочу больше. До смерти.
Одно короткое мгновение, и горячая грудь обжигает спину прикосновением, а жесткие губы касаются шеи.
– Светка… – нож выпадает из пальцев и обрывается дыхание.
Мне хочется сказать: «Не надо. Какого черта, Шибуев!»
Хочется повернуться, закрыть черные глаза руками и взмолиться: «Не смотри на меня так, как будто я могу дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Не могу!»
Хочется ударить по широким плечам и встряхнуть их: «Я и так стараюсь остаться с тобой, разве ты не видишь? Стараюсь не чувствовать боль от царапины, что полоснула душу, едва увидела тебя с другой. Как будто нам одной ночи мало, чтобы снова нащупать под ногами топь!»
Зачем? Ну почему все обязательно должно быть так сложно? Какая разница – она или я?
«Какая разница, Шибуев?»
Так не смотри же на меня с таким голодом, черт кареглазый. Не смотри! Завтра нам придется жить дальше, и я не хочу помнить о том, как легко ты сменил ту, что грела тебе грудь, на меня. Знать о том, как легко после ты сменишь меня на другую.
Я не хочу жить моментом, не хочу!
Я поворачиваюсь и пытаюсь его остановить. Помешать черным глазам, которые уже пьют меня. Помешать губам, которые в своей жадности почти съедают.
– Зачем тебе я, Андрей, когда у тебя есть она? Твоя Рита? Зачем?!
– Нет ее. Тебя хочу, Светка. Тебя!
И все, меня накрывает Шибуевым.
Руки сминают платье, жадно ползут по бедрам, задирая подол. Он не находит застежку, и платье рвется. Стаскивает его с меня с какой-то слепой одержимостью во взгляде, освобождая волосы. Сдергивает бюстгальтер к талии, тут же обхватив рукой и губами грудь.
– Андрей, остановись!
– Ты мне нужна, Светка. Нужна…
– Андрей!
Он не слышит меня. Пустота внутри него слишком голодна. Он накрывает мой рот губами, стягивает с бедер белье. Царапает кожу шеи и груди грубой щетиной. Легко подхватив, сажает на стол, раздвигает ноги, вклиниваясь между ними, чтобы почувствовать меня пальцами. Себя во мне пальцами. Мнет ягодицы, повторяя мое имя, и наконец ударяется бедрами, войдя со стоном.
Между желанием и голодом – пропасть, и я в нее падаю, закрыв глаза.
Все пропадает – кухня, еда, я. Меня нет. Есть только тело, которое пользует Шибуев, и пустота, которую я наполняю собой.
Чертов Шибуев, что же ты наделал! Что наделала я?! Как далеко мы шагнули сейчас в нашей с тобой нужде друг в друге, и найдем ли возможным вернуться?
Андрею мало, и мы оказываемся в спальне – он просто уносит меня на руках. Скользнув губами по бедрам, животу, накрывает собой и входит снова, запутав пальцы в волосах, не в силах насытиться.
На этот раз не спешит, берет меня почти со злостью. Снова сжимает жадно, словно бежит от боли. В какой-то миг отстраняется, чтобы сесть на колени и закинуть мою ногу себе на плечо. Продолжает брать меня, глядя в глаза, но этого мало, и сильные руки притягивают мои бедра навстречу подкатившему удовольствию…
– Кончил?
За рваным вдохом следует признание:
– Да.
Андрей смотрит на меня знакомым, осмысленным взглядом. Я