«Штурмфогель» без свастики - Евгений Федоровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Крупно играете, капитан?
Пихт обернулся, обнажил в улыбке сверкающие зубы.
- Зигфрид! Не знал, что ты любишь играть на скачках.
- Я здесь редкий гость. К азарту, ты знаешь, не склонен.
- Идешь по следу? Крупная охота? Международная сенсация: шпион — жокей. Тебе, Зигфрид, надо ставить на темных!
Пихт раскатисто расхохотался. Несколько офицеров заинтересованно обернулись. Коссовски взял Пихта за локоть, отвел в сторону:
- А ты предпочитаешь ставить на гнедых? Не так ли, Пауль?
- Тайна ставок, тайна ставок. Тебе, Зигфрид, эта масть не нравится?
- Я обожаю гнедых. Но что-то не вспомню случая, чтобы они забирали все призы. А к тому же какие жокеи! Мальчишки. Сопляки. Разве это международный класс?
- Ты что-то мрачен сегодня, Зигфрид. Уже успел проиграться?
- Человек, лишь изредка посещающий ипподром, не может позволить себе проигрывать. Я выиграю, как всегда, Пауль!
Ударил гонг. Публика, отхлынув от паддоков, осадила лестницы трибун. Оглушительно, наперебой, закричали букмекеры.
- Посмотрим, как придут. Твоя седьмая? — спросил Коссовски.
- Первая. Точный выстрел. Твоя?
- Одиннадцатая. Алый цветок. Фаворит. Пошли!
«Бег повел Голштинец. За ним Фуриозо. Сбоил Точный выстрел», — объяснили по радио.
- Можешь выкинуть билет, Пауль, — проговорил Коссовски.
Пихт не ответил. Прильнув к окулярам бинокля, он следил за борьбой на дистанции. Коссовски достал программу, подозвал букмекера.
«С поля на первое место выдвигается Алый цветок, идущий в упорной борьбе с Голштинцем. Сбоил Фуриозо…»
Пихт опустил бинокль, лукаво посмотрел на Коссовски:
- Ты что-то сказал, Зигфрид?
- Поставим вместе, Пауль?
- Что ты предложишь?
- Есть хороший дупль. Свяжем двух фаворитов.
- Это бессмысленно, Зигфрид. Кто-нибудь из них наверняка не придет. Я не люблю дупль. Предпочитаю играть в одинаре против фаворитов.
- Как у тебя идут дела после смерти Удета?
- Завтра окончательно переезжаю к Мессершмитту: у меня, ты знаешь, там невеста. Смотри! — Пауль протянул бинокль.
Растянувшаяся кавалькада приближалась к левому повороту.
«Бег уверенно ведет Алый цветок. На второе место, обойдя сбоившего Голштинца, переложился Точный выстрел. Третья четверть пройдена за тридцать восемь секунд…»
- Все мы начинаем жизнь темными лошадками — и Зейц, и ты, и я, — задумчиво проговорил Пихт. — А кто как закончит? Фавориты обозначаются на финише.
К Коссовски подошел офицер. Сказал, что на его имя пришел пакет с грифом «Весьма срочно. Совершенно секретно».
- Вынужден удалиться. Надеюсь в скором времени увидеться с тобой у нас или в Лехфельде.
- Сказать по правде, не люблю я ваши научные апартаменты. Очень там тихо.
- Зря. Искренне говорю, зря. У нас хорошие ребята. Умницы, — сказал Коссовски, по привычке трогая свой алый шрам.
- Дай им бог здоровья. До свидания.
- До свидания. Желаю выиграть.
Уже уходя с ипподрома, Коссовски услышал, как диктор объявил: «Бег на первом месте закончил Алый цветок, выступавший под одиннадцатым номером».
Коссовски замешкался, раздумывая, не вернуться ли за выигрышем, но потом подозвал такси и попросил отвезти его на Вильгельмштрассе.
Приехав, он получил адресованный ему пакет. Его посылал дешифровальный отдел функабвера. Капитан Флике сообщал дату перехвата радиограммы — 14 января, то есть вчера.
«От Марта Директору»
- значилось в радиограмме. -
«Работы над „Штурмфогелем“ продолжаются успешно. Как и раньше, задержка за надежными двигателями. Над ними работает фирма „Юмо“. Делаю все возможное, чтобы тормозить работу Мессершмитта над реактивным самолетом. Март».
Эта телеграмма была зашифрована новым кодом и прочитана.
Коссовски встал и нервно прошел по кабинету. После того, как он узнал от Лахузена о существовании Марта и его радиостанции в Аугсбурге, он немедленно связался с Вернером Флике из функабвера и попросил его лично разыскать подпольную станцию. Мониторы вот уже полмесяца утюжили аугсбургские улицы и окрестности. Но пока Флике не мог напасть на след. Март выходил на связь редко, в разное время суток, что трудно поддавалось анализу и разработке какой-то определенной системы.
Коссовски составил список лиц, имеющих доступ к секретнейшей информации в фирме Мессершмитта. Получился он довольно внушительным — сам Мессершмитт, Зандлер, Зейц, механик Гехорсман, обслуживающий «Штурмфогель», Вайдеман, второй испытатель Фриц Вендель, летчики отряда воздушного обеспечения, Регенбах и он сам — Коссовски.
Не сомневался Коссовски и в том, что точно такой же список мог составить любой сотрудник контрразведки абвера, люфтваффе, гестапо. И разумеется, пристальней присмотрится к Коссовски.
Напротив фамилий условными значками Коссовски обозначил, кто из них и какую информацию мог получить и передать в Москву.
Мессершмитт? Смешно и думать.
Зандлер? Труслив, малоопытен в таких делах, и вообще ему нет никакого смысла работать на русских весьма сомнительным методом. Гораздо проще передать им всю документацию того же «Штурмфогеля».
А его секретарша Ютта Хайдте? Умная, сообразительная девушка. Но она не может знать многого из того, о чем сообщают телеграммы.
Зейц? Коссовски вдруг вспомнил Париж, ресторан «Карусель». Тогда они сидели вместе — Коссовски, Зейц, Пихт и Вайдеман. В словах гарсона, подавшего бутылку, было употреблено слово «март»… Может быть, он звал Зейца? Зейц много знает и не так уж прост, каким старается казаться?
Коссовски много прожил и видел всякое. И все же не думал, что Зейц может быть Мартом. В противном случае он оказался бы суперразведчиком.
Механик Гехорсман? Коссовски раскрыл его дело. Нет, Гехорсман не может. Правда, Зейц пытался связать его имя с пропажей радиостанции у самолета «Ю-52». Но у Гехорсмана оказалось надежное алиби. Его видели в «Фелине».
Вайдеман? С фотографии на послужном списке на Коссовски глянуло широкое большелобое лицо Альберта. Отчаянный парень, твердый товарищ… Далеко же в таком случае пошел капитан Альберт Вайдеман.
Пихт? Коссовски недолюбливал баловней судьбы. Пронырлив, легкомысленно весел, смел до безрассудства, но не слишком умен. Пихт не может быть разведчиком. У него нет терпения и логики, той логики и последовательности, с какой работает Март, водя за нос всю контрразведку люфтваффе.
Регенбах? Милейший салонный Эви… В последнее время Коссовски даже сдружился с Эвальдом — с ним можно было работать, не опасаясь подвоха. Несколько раз Регенбах даже защищал Коссовски, давая самые лестные характеристики своему подчиненному. А это для начальника — редкое качество. Но откуда тогда у него потрясающая осведомленность о деятельности Мессершмитта в далеком Аугсбурге? Что-то Коссовски не помнит, чтобы Регенбах просил какие-либо материалы, касающиеся работы над реактивными самолетами…
Коссовски снял копии с личных дел людей, имеющих доступ к «Штурмфогелю», и начал записывать все, что могло относиться к каждому из них.
В дверь постучали. Коссовски машинально прикрыл газетой бумаги на столе.
Вошел Регенбах.
- Что нового, Зигфрид, сообщает пресса?
- Ерунду, — махнул рукой Коссовски. — Эхо, так сказать, московской битвы. Американцы пишут:
«На обагренных кровью снежных полях России сделан решительный шаг к победе».
Англичане выражаются еще лестней:
«Мощь русских вооруженных сил колоссальна и может сравниться только с мужеством и искусством их командиров и солдат. Русские войска выиграли первый тур этой титанической борьбы и весь свободолюбивый мир является их должником».
- Я не люблю газет, — зевнул Регенбах и положил руку на плечо Коссовски. — А вас не насторожило, Зигфрид, что одна из телеграмм, посланная раньше из Брюсселя, была тоже подписана Мартом?
- Мне кажется, что Март пользовался несколькими станциями — и в Брюсселе, и в Лехфельде. Меня не удивит, если скоро мы перехватим его берлинскую телеграмму и тоже расшифруем.
- Да, вы правы, капитан. — Регенбах отошел к окну и долго стоял, глядя на низкое берлинское небо.
- 4 -В Берлине Пихт заканчивал свои последние дела. Канительно и трудно промчались те дни. Среди сослуживцев нашлось немало таких, кто с удовольствием соглашался выпить одну-другую рюмку с бывшим адъютантом генерал-директора Удета. Пихт написал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Начальник канцелярии рейхсмаршала генерал-майор люфтваффе Димент, с кем Пихт не раз проводил время в обществе с Улетом, без обиняков заявил: