Высокое напряжение - Октем Эминов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длинный заслушался Старика, не стал спорить с ним:
— Как скажешь, учитель. А сейчас что делать?
— С этой минуты забудь о бритье. Одежду сменим здесь же. Сейчас будем подаваться домой, на одну ночь, не больше.
Купив кое-что из одежды, переоделись в запущенной уборной автостанции. Машину теперь уже найти было непросто, не к каждому шоферу можно подойти, не вызвав подозрения. Старику приглянулась просторная кабина «МАЗа». Велел Длинному разыскать владельца. Увидев две двадцатипятирублевые купюры, тот подмигнул им и сказал, что к концу обеденного перерыва они будут в Чарджоу.
«МАЗ» рванул на полную мощь своего двигателя, и Старик почувствовал, что сердце у него снова тревожно сжалось. Ему опять стало жаль расставаться с маленьким городком, в котором они пробыли всего-то несколько часов. Стал думать о том, что время пока работает на них: сегодня и завтра их будут искать в Ашхабаде, а послезавтра уже повсюду, прежде всего в Чарджоу. Им нужна только одна ночь. Можно не повидаться с родными, но с теми, кто задолжал им, встретиться пора. Что там — впереди? Увидимся с чарджоуским майором или нет? Если не увидимся, то извини… гражданин майор!
АШХАБАД
Хаиткулы сидел в кабинете Ходжи Назаровича. Аннамамед был здесь же. Кроме них — начальник городской милиции и начальник угрозыска. Обсуждалась ситуация. Ходжа Назарович, правда, не столько участвовал в обсуждении, сколько размышлял над тем, как ему сегодня отчитаться перед министром. Его занимал один вполне конкретный вопрос: рассказывать ли ему о том эпизоде, когда бандиты буквально проскользнули у Хаиткулы между пальцев? Если сделать на этом акцент, то снимется с повестки дня назначение Хаиткулы начальником городского отдела внутренних дел в Чарджоу в связи с перемещением подполковника Джуманазарова. С другой стороны — зачем расставлять акценты? Надо рассказать просто, как было… Ведь если Хаиткулы завтра задержит преступников, то можно будет прослыть завистником, сказав о нем плохое.
Он вмешался в разговор:
— Я считаю, что надо еще раз по радио и по телевидению оповестить население. Лучше, если теперь выступит товарищ Мовлямбердыев.
Ему хотелось, чтобы стало известно: это дело не столько ашхабадской милиции, сколько чарджоуской, ее и вина, что преступники еще разгуливают на свободе.
Хаиткулы решительно воспротивился:
— Розыск ведется в Ашхабаде, ашхабадцы лучше знают свой город. Телезрители с большим вниманием, думаю, отнесутся к словам своего работника.
Подполковник, начальник милиции, поддержал Хаиткулы.
Ходже Назаровичу ничего не оставалось, как согласиться.
Хаиткулы вместе с приданным ему в помощь инспектором, выполнявшим одновременно функции шофера, поехал в Кеши (окраина Ашхабада). Там, в штабе милиции, должен был ждать участковый.
Его застали с тряпкой в руках: участковый протирал мотоцикл.
— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант! Вы уже знаете, зачем мы приехали к вам?
— Здравствуйте, товарищ майор! Знаю. Я вчера уже обошел свой участок. Все спокойно, как всегда.
— Ничего, обойдем еще раз. Вчера гостей кто-нибудь принимал у себя?
— Гости есть у некоторых, и ближние и дальние. Две семьи проводили родню из аула, одни вчера, другие позавчера… С них начнем, товарищ майор, хотя, по-моему, с ними все ясно, или с других?
— Участок ваш, вам и виднее. Имейте только в виду, что уехавшие могут вернуться, надо проверить всех…
— Вообще-то, товарищ майор, есть тут одна одинокая, с подругой живет… К ней часто приходят то одни, то другие. Соседи жалуются: шумно очень.
— Начнем с нее. Как зовут?
— Сахрагуль… Я уже предупреждал ее, чтобы шла работать. Одно твердит: «Работать не буду — мне мать помогает, да и муженек кой-что оставил».
В машине они доехали до дома Сахрагуль. Хаиткулы приказал старшему лейтенанту приготовить оружие, сам переложил пистолет из кителя в плащ. Участковый постучал в дверцу, вырезанную в воротах. Собака залаяла, бросилась к калитке. Послышались шаги, потом женский голос у самой дверцы:
— Кто там?
Участковый выдавил из себя:
— Участковый.
Калитка открылась, Сахрагуль не без кокетства спросила:
— Что-то ты зачастил к нам. Понравилось? — Увидев за его спиной Хаиткулы, собрала распущенные волосы с груди, забросила их за спину, тон стал другим: — Что надо?!
— Сахрагуль, не держи нас на пороге. Ты одна?
Участковый прошел мимо нее во двор.
— Одна я, одна! — крикнула Сахрагуль.
Участковый, держа правую руку в кармане, остановился посреди двора, огляделся, потом прошел к веранде. Хаиткулы и шофер пошли за ним следом. Растерявшаяся Сахрагуль подбежала к ним:
— Одна я, не веришь? — Она вдруг рассмеялась: — Входите, входите, убедитесь сами! Не верят еще…
Она прошла вперед. Распахнула перед ними дверь, ведущую с веранды в комнату. Участковый и шофер осторожно вошли. Хаиткулы задержал хозяйку:
— Останьтесь, Сахрагуль…
Он не знал, о чем ее спросить, — все же совершенно незнакомая женщина. Рискнул спросить наугад:
— Где те двое, которые ночевали у вас? Не бойтесь. Вам ничего не будет. Нас интересуют только двое мужчин — один высокий, похожий на Фантомаса, другой низенький, старый, лет шестидесяти.
Брови у Сахрагуль поползли вверх, глаза округлились, и Хаиткулы понял, что его слова попали в цель. Не дал ей опомниться:
— Это очень опасные люди! Быстрее скажите, где они?!
Сахрагуль боялась вымолвить хотя бы слово, стояла, одергивала в смущении складки роскошного японского халата.
— Ну, так где они?
Лицо Сахрагуль помертвело, выдавила чуть слышно:
— Вы опоздали, они еще вчера уехали.
— Когда?! Куда?
— Утром, в семь часов… Не сказали куда… Мы вчера сами хотели прийти к вам.
— Почему же не пришли?
Женщина потупила глаза.
— Эх вы!.. Это те, о которых объявляли по телевидению? Похожи?
— Они. Мы с Дженнет-джан как посмотрели передачу, так и решили: пойдем в милицию.
— Если искренне хотите помочь нам, то еще не поздно.
— Спрашивайте…
— Как зовут высокого?
— Гоша Сахатдурдыев.
— Старика?
— Халлы Сеидов.
— Сахатдурдыев вам хлеб привез?
— О! Такие скупые, будто в Ашхабаде хлеба нет… Приличный мужик хотя бы плитку шоколада купит, а эти…
В это время из комнаты вернулись участковый и шофер, оба пожали плечами — ничего подозрительного. Майор показал им на замок и дверь в конце веранды.
— Дайте им ключ, Сахрагуль.
Сахрагуль захныкала:
— Уехали они, говорю вам, там их нет. Вы их ищете или с обыском пришли? — Она готова была расплакаться.
— Обыска мы не имеем права делать, но так как в той комнате у вас нет окон, я прошу ее открыть.
— Вам нужны эти подонки?
— Да, они.
— Сейчас.
Она вышла с веранды, подошла к ограде из камышовых плит, крикнула:
— Эй, сирота! Выгляни на минутку!
«Сирота» оказался дома, он подошел к ограде. Сахрагуль пошла к дому, маня его рукой. Тот перелез через ограду и очень удивился, увидев перед собой милиционеров. Хотел тем же путем ретироваться, но Сахрагуль вцепилась в его руку.
— Он, он знает, куда они уехали. Я его попросила их отвезти.
Хаиткулы посмотрел на «сироту»:
— Это правда?
— Да, мы отвезли. Если Сахра-джан нам что-нибудь приказывает, мы не смеем отказаться.
— Куда их отвезли?
— В Теджен. Они там остались.
— Где именно? Точнее!
— В чайхане, в центре.
— Спасибо… сирота.
— Меня зовут Аманмурад.
— Вот что, Аманмурад! Без вас мне сейчас не обойтись. Сможете отвезти меня на вашей машине в Теджен?
— Почему нет? Поедемте!
Хаиткулы велел шоферу и участковому остаться и осмотреть кладовку. Сам пошел с «сиротой».
Шофер попросил у Сахрагуль ключ от кладовки, но она как будто не слышала его. Участковый вышел на улицу, вернулся с двумя женщинами.
— Извините, Сахрагуль, придется при понятых взломать замок.
Ключ висел на одной из косичек женщины, она дернула за него. Так, вместе с оторвавшейся черной прядью, и швырнула его к ногам шофера:
— На! Чтоб твои дети не видели радости! Чтоб жену свою ты нашел в чужой постели!
Но когда тот подошел к двери, она бросилась между ним и кладовой, легла под дверь. Трогать ее не решились — разъяренная женщина опасна вдвойне, может инсценировать избиение или спровоцирует на какие-нибудь неосторожные действия, да еще при свидетелях. Между тем смущенные женщины, которых привел участковый, потихоньку пятились к выходу, недружелюбно поглядывая на всех участников этой сцены. Одна попросила:
— Оставьте, пожалуйста, ее в покое. Она и так богом обижена!
Участковый разозлился: