Разведчики бывшими не бывают - Николай Александрович Шварёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людей было мало, и, когда мой друг занялся болтовней с красивой американкой, я уверенно опустился в кресло рядом с «Носиком».
— А ведь мы знакомы! — начал нагло я, раскрывая золотой портсигар.
— Что-то не помню! — удивился «Носик», но сигарету взял.
— Кто же нас познакомил?
— Не кто, а что, синьор, — ответил я. Сделал внушительную паузу и прошептал «Носику» в загорелое ухо: Итальянские шифры!
Он вздрогнул, но сразу овладел собой:
— Эмиль, плачу за обоих! Выйдем, месье.
На улице очень крепко сжал мне локоть:
— Ну?!
— Локоть здесь ни при чем, а стреляю я отлично, — ответил я со смехом. — Будем друзьями! Я знаю, что у вас бывает товар, а у меня деньги. Повторяю, давайте будем друзьями!
«Носик» оказался отставным офицером швейцарской армии, итальянцем по национальности, с большими связями в Риме и в Ватикане: его дядя был кардиналом. Работать с «Носиком» было скучно. Получив пачку денег, он прежде всего их нюхал и спрашивал:
— Настоящие?
— Конечно, — возмущался я.
— Ну и ДУРАКИ ЖЕ ВАШИ ЯПОНЦЫ! — Я тогда играл роль японского шпиона. — Напишите им, чтобы они поскорее начали печатать доллары, с их тонкой техникой это получится великолепно! Платите мне не 200 000 настоящих франков, а 1 000 000 фальшивых долларов — и мы будем тотчас квиты!
Но плохо было то, что этот мужик шел на риск по мелочам. Однажды в Англии мы высадились с парохода и пошли в группе пассажиров первого класса. Был туманный вечер, кругом стояли бобби с собаками и фонарями на груди. Вдруг из штанов «Носика» покатилось что-то белое. Я замер. Бобби скромно потупили глаза, леди джентльмены тоже.
«Носик» спокойно нагнулся и сунул белый моток себе в носок.
— Брюссельские кружева! — пояснил он мне. — Везу для приработки!»
Я едва не побил его… А потом он чуть не застрелил меня, я спасся случайно.
«Носик» был не государственный работник и патриот, а авантюрист-одиночка, и злоба в нем взяла верх над расчетом. Он продал новые шифры сначала японцам в Токио, а потом мне в Берлине. По списку купивших государств установил, что я — советский разведчик. Побелел от злобы: выходило, что мы удачно перехитрили его второй раз! Начал убеждать меня немедленно поехать к нему в Швейцарию, где на следующий день он сможет познакомить меня с графом Чиано и его женой Эддой Муссолини. Я согласился. Вечером мы сели в его машину и понеслись на юг.
Шел проливной дождь. Сквозь полосы воды мы мчались, как вихрь, обгоняя попутные поезда. Оба молчали. На рассвете прибыли в Цюрих. Остановились перед большим темным особняком на горе Дольер. «Носик» открыл ворота, входную дверь. Зажег свет. Роскошный вестибюль был пуст, на статуях и картинах лежал слой пыли, мебель была в чехлах.
Я сразу почуял ловушку.
«Носик» начал раздеваться. Я стал перед зеркалом так, чтобы следить за каждым его движением — он старался зайти мне за спину. Пистолет я держал в кармане. Патрон был в патроннике. Я видел, как с перекошенным от злобы лицом он стал вынимать пистолет из кобуры под мышкой. Решающий первый момент был у меня, но стрелять не пришлось: на улице коротко и сильно рявкнул автомобильный сигнал — город просыпался, начиналось движение. От неожиданности «Носик» вздрогнул.
— Дурак, — сказал я. — Это мои товарищи подъехали и дали мне сигнал: если через десять минут я не выйду, то они ворвутся сюда и без лишнего шума сделают из вас отбивную котлету. Мы сильнее. Поняли? Повторяю: не валяйте дурака! А еще разведчик, ха-ха! Целую ночь ни разу не обернулись и не заметили, что за нами от самого Берлина мчалась вторая машина!
«Носик» заныл насчет денег, я обещал добавку и счастливо выбрался из особняка. Запомнил номер дома и улицу. Особняк стал исходной точкой отсчета и для выяснения личности «Носика». И его связей. Так «Носик» из-за раздражения допустил ошибку и поймал в ловушку самого себя. Это иногда бывает!
Как-то Дмитрия Александровича спросили: «Довольны ли вы своей работой?»
— Доволен ли?.. Да я просто не мог бы жить без нее! И знаете почему? Когда глаза пробегают по заглавиям на разных языках, то в голове параллельно двигается волшебная лента воспоминаний. Ведь во всех этих странах я когда-то бывал. И пережил там много такого, чего забывать просто нельзя…
Дмитрий Быстролётов владел 20 иностранными языками. В 1937 году, после многолетнего пребывания за рубежом на нелегальной работе вместе с женой приехал в Москву. Работал в Центральном аппарате разведки. 25 февраля 1938 года был уволен из НКВД и переведен во Всесоюзную торговую палату на должность заведующего Бюро переводов. Все, казалось, было нормально.
Но в ночь на 18 сентября 1938 года арестован по обвинению в шпионаже и связях с расстрелянными к тому времени Н.Г. Самсоновым и Теодором Малли, а также невозвращенцем И. Рейссом. Приговорен 8 мая 1939 года к 20 годам ИТЛ. Заключение отбывал в Норильском, Красноярском и Сибирском ИРЛ. В 1947 году был доставлен в МГБ СССР, где ему были предложены амнистия и возвращение в разведку. Он отказался от амнистии, потребовал повторного суда и полной реабилитации. После этого он три года содержался в одиночной камере специальной тюрьмы «Суханово», заболел психическим расстройством. Был отправлен на каторжные работы в Озерлаг и Камышлаг. В 1954 году был освобожден. Реабилитирован в 1956 году.
Работал во Всесоюзном НИИ медицинской и медико-технической информации Минздрава СССР научным консультантом; с 1957 года работал во Всесоюзном институте научной и технической информации переводчиком в области биологии и географии. С ноября 1958 года — языковым редактором реферативного журнала Академии наук СССР.
В 1968 году распоряжением председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова Быстролётову была возвращена ранее конфискованная квартира. От пенсии он отказался. В 1963 году в нескольких номерах журнала «Азия и Африка сегодня» опубликовал серию очерков «История одного путешествия — африканские путевые заметки голландского художника».
В заключении очерка следует отметить, что после освобождения Дмитрий Александрович Быстролётов вернулся в Москву почти через двадцать лет полным инвалидом. Здоровье было сильно подорвано. Последние годы он сильно болел. 3 мая 1975 года Дмитрий Александрович Быстролётов скончался.
И, наконец, последнее. Свой очерк мне хочется закончить выдержками из письма З.С. Амдура, опубликованными в свое время в прессе. Автор статьи отбывал срок в лагере вместе с Д.А. Быстролётовым.
«…Мое знакомство с Дмитрием Александровичем началось примерно в сентябре 1940 года на этапном лихтере, когда нас вывозили из Норильского каторжного лагеря как заключенных, «не поддающихся восстановлению в условиях Крайнего Севера».
Д. Быстролётов был очень красивым мужчиной, с умными голубыми глазами, мягкой улыбкой, при которой появлялись ямочки на щеках. Отличный рассказчик — с неторопливым и негромким голосом, четкой дикцией и правильной русской речью высококультурного человека. В эмоциях проявлял крайнюю сдержанность. Его рассказы даже о весьма деликатных обстоятельствах жизни были лишены и тени похабщины. В лагере держался с большим достоинством.
Наше знакомство с Д.А. Быстролётовым