Дверь в преисподнюю - Елизавета Абаринова-Кожухова

Один из Длинноруких внимал «установкам» чародея и даже чуть покачивался в такт его речи, другой же остолбенело взирал на Каширского, слегка приоткрыв рот.

— Ну, говорите же! — закончил свой сеанс Каширский.

Первый из Длинноруких прекратил раскачиваться и, положив руку на грудь поверх порванного кафтана, торжественно провозгласил:

— Был, есмь и буду князь Длиннорукий, градоначальник Царь-Городский, заточенный во узы по вражиим наветам!

— И я тоже! — расплылся в дурацкой улыбке второй.

— Ну? — грозно обернулся князь Григорий к Каширскому. — Что же твои хваленые чародейства?

Каширский с умным видом почесался там-сям, пожевал губами и в конце концов выдал резюме:

— Они оба настоящие.

— Что-о? — зловеще прошипел князь, скривив тонкие губы то ли от головной боли, то ли в усмешке.

Каширский побледнел, сжался и быстро залепетал:

— Это был пробный тест, мой повелитель. Пока что ясно то, что один из них — настоящий Длиннорукий, а другой подготовился к тому, что может быть подвержен психологическому сканированию со стороны столь квалифицированного специалиста, как ваш покорный слуга. Видите ли, князь…

— Пока что я вижу одно, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, перебил князь Григорий, — то, что ни от вас, ни от госпожи Глухаревой нет никакой пользы.

— Вы ко мне несправедливы! — возмутился «квалифицированный специалист», но князь его не слушал:

— Вы завалили дело с Гренделем и Беовульфом — раз. Вы даже боярина Василия не могли убрать чисто — два. Прикажете продолжать?

— Нет, не надо, — поспешно ответил Каширский.

— Тогда делай свое дело!

Каширский снова набычился, напрягся и даже чуть зашевелил ушами. Один из Длинноруких устремил взор на Каширского и немного подался в его сторону. Второй же Длиннорукий все так же стоял столбом с видом полного дурака. Похоже, что опыты чародея действовали на обоих, только по-разному. И вдруг в звенящей тишине из-под княжеского стола выкатилась крупная золотая монета. Она, поблескивая боками, деловито двигалась в сторону двери, и путь ее пролегал ровно промеж обоих Длинноруких. И вот тот из них, что покачивался в гипнотическом трансе, ловко, как кот на мышь, бросился на монету.

— Кхе-кхе, — усмехнулся князь Григорий, — вот мы и разобрались, кто здесь самозванец.

— Это не я! — испуганно подал голос тот Длиннорукий, что лежал на полу, крепко сжимая в жирной ручонке золотой.

— Конечно, не ты, — спокойно отозвался князь. — Тебя спасла от темницы твоя воровастая сущность. — И, уже обращаясь к Каширскому, зловеще продолжил: — Вот мы и разобрались, любезный, без твоих фиглей-миглей.

Каширский сжался, как кролик перед удавом:

— Ну, это по чистой случайности, вы обронили монетку…

— Это у тебя с Анной Сергеевной все чистые случайности, — с неприятным хрустом размял длинные пальцы князь. — А у меня точный расчет.

— Ваша Светлость, если бы вы соизволили мне дать еще немного времени, то я бы все непременно и сам…

Но тут произошло нечто неожиданное: второй Длиннорукий слегка щелкнул пальцами, и теперь Каширский, мелко задрожав всем телом, стал опускаться на пол неподалеку от «первого» Длиннорукого.

— Вот этот… этот! — залепетал Каширский, беспомощно хватаясь руками за воздух. — Я знаю, кто он…

— И кто же? — спросил князь, с некоторым удивлением глядя на корчащегося Каширского.

Но тот не успел ответить, так как «второй» Длиннорукий вдруг стал резко худеть и увеличиваться в росте, а его черты начали меняться прямо на глазах у изумленных зрителей.

— Да, ты прав, Каширский, — презрительно заговорил он, окончательно приняв другой облик, — я Чумичка. Вы убили Василия, можете убить и меня, но ваше время истекло. Не я, так другой прикончит все это вурдалачье царство!

— Велите казнить его, Ваше Превосходительство, — злобно забормотал Каширский, тщетно пытаясь подняться с пола. — Велите его расстрелять, повесить, утопить…

— Тебя не спросили, — презрительно бросил князь Григорий. — Нет, я его заставлю послужить на благо себе. Он ведь настоящий чародей, как я вижу, не то что некоторые. — И, обратившись к Чумичке, спросил: — Ну как, пойдешь ко мне на службу?

— Никогда, — тихо, но твердо ответил Чумичка.

— Ну что ж, я тебя не неволю, — через силу усмехнулся князь. — У тебя будет время обдумать мое предложение. Отведите его у темницу и глаз не спускайте!

Охранники тут же подскочили к Чумичке и, не дав ему даже пошевелиться, схватили под руки и вывели прочь.

— Вон, — негромко сказал князь Каширскому, — и постарайся не попадаться мне на глаза, покамест не позову.

Каширский, радуясь, что так легко отделался, попытался встать, но, не сумев, на четвереньках пополз к двери.

Когда горе-чародей столь нелицеприятным образом покинул княжеские апартаменты, «настоящий» Длиннорукий, кряхтя, встал с пола:

— Ну что, князь Григорий, убедился теперь, что я — это я?

— А бес тебя знает, может, и ты тоже — не ты, — проворчал князь Григорий. — Ну ладно, отправляйся на конюшню.

— На конюшню? — изумился Длиннорукий.

— А то куда же? Ты ведь туда так рвался. Хотя нет, на конюшню рвался тот, самозванец. Но ты однако же туда сходи.

— Для чего?

— Найдешь там некоего Петровича, душегуба и лиходея. Познакомишься с ним, а завтра я отправлю вас обоих на важное задание.

— Вот это по мне, — обрадовался Длиннорукий. — А что за задание?

— Его тебе расскажет барон Альберт, — поморщился Григорий от накатившей головной боли. — А сейчас оставь меня. — Но, когда Длиннорукий достиг двери, негромко добавил: — А монетку верни!

Едва Длиннорукий, опечаленный расставанием с монеткой, кланяясь покинул кабинет, князь Григорий стиснул голову руками и чуть слышно пробормотал:

— Кажется, все к лучшему. Боярин Василий мертв, Чумичка в темнице… Только бы эта боль прошла поскорее. И скорее бы этот день прошел…

Александр подавленно молчал, сидя в глубоком кресле. Молчала и Надя. Она понимала, что если король пригласил ее к себе в покои, то собирается что-то сказать. Поэтому Чаликова терпеливо ждала.

— Вот и Уильям куда-то запропал, — после долгого молчания тихо проговорил Александр.

— Надеюсь, Ваше Величество, что он не стал добычей людоеда, — позволила себе пошутить Надя. Однако Его Величество был настроен куда серьезнее.

— Как жаль, — вздохнул он, — еще несколько дней, и она была бы спасена.

— Кто, донна Клара? — удивленно переспросила Надя.