На секретной службе - Сергей Донской

Исходящий от нее аромат духов сохранял дурманящие свойства эфира, но пробуждал уже не страсть, а ту смутную тоску, с которой глядишь на мертвые цветы. Наваждение закончилось. Время вновь потекло с нормальной скоростью. Чудо, как это всегда бывает, оказалось мимолетным.

– Я ненадолго сошла с ума, – хрипло сказала Милочка. – Извини.

– Все в порядке, – откликнулся Бондарь, покосившись на свое левое плечо. Там осталась отметина Милочкиных зубов, похожая на овальное клеймо.

Она перехватила его взгляд и виновато спросила:

– Ты правда не злишься?

– Правда, – буркнул Бондарь. За окном стояла ночь, расцвеченная бисером далеких огней. Усевшись на кровати, он увидел, что почти все окна в доме напротив черны, и покачал головой. – Но хорошего понемногу. Спать пора.

– Я теперь не скоро усну.

– Дело хозяйское. Лично я намереваюсь принять душ и отдохнуть, если не возражаешь.

Милочка хитро прищурилась:

– Возражаю. – Заметив изумление на лице Бондаря, она расхохоталась. – Ты меня неправильно понял. Просто первой в ванную принято пропускать женщин.

– Ну иди. – Он отвернулся.

– Иду…

Его окаменевшая спина ощутила прикосновение потрескавшихся горячих губ, вдоль позвоночника скользнули груди, оказавшиеся, наоборот, невероятно гладкими и прохладными. На мгновение Бондарю померещилось, что он видит Милочку затылком, видит, как она неохотно отстраняется от него, как подбирает с пола свое кружевное бельишко, как крутится перед зеркалом, желая определить, насколько очаровательной была сегодня.

– Хочешь посмотреть танец живота? – спросила Милочка. – Я умею.

– В другой раз, – буркнул Бондарь, не поворачивая головы. – Как-нибудь после сытного ужина. Чтобы живот лучше выделялся.

– Напрасно издеваешься. Между прочим, я закончила театральное училище. – Милочка вздохнула. – Даже в настоящих постановках играла, если хочешь знать. Мне пророчили большое будущее.

«А как же без этого? – подумал Бондарь. – Скажи женщине, что в ней погибает талант великой артистки или певицы, и она моментально растает. Сколько раз тебя ловили на эту удочку, дуреха?»

– Погляди на меня, – попросила Милочка за его спиной. – Правда, я похожа на Софи Лорен в молодости?

– Правда, – ответил Бондарь, уставившись в одну точку. – Только Софи Лорен сначала мылась, а потом уж прихорашивалась.

– Откуда ты знаешь?

– Иначе ее придушил бы какой-нибудь нетерпеливый итальянский любовник, – сказал Бондарь, стараясь не выдавать все возрастающее раздражение. – Еще в молодости.

Милочка негодующе фыркнула, но не сдвинулась с места.

«Причесывается, – догадался Бондарь, услышав за спиной характерный шорох. – Тянет время, артистка больших и малых театров. Дает мне возможность оглянуться и полюбоваться ее фигурой. И если я подчинюсь этому искушению, то заснем мы только под утро, а выберемся из постели к обеду. Хорошенькое времяпрепровождение для офицера ФСБ, прибывшего с важным заданием!»

Рывком натянув джинсы, он закурил, толкнул балконную дверь и вышел из номера, предоставив Милочке прихорашиваться в одиночестве.

Сигарета с оторванным фильтром, которой жадно затягивался Бондарь, трещала, осыпаясь искрами. Поглядывая вниз, он поймал себя на желании сигануть прямо со второго этажа и уйти куда глаза глядят, не разбирая дороги. Ох уж эти женщины! Сначала к ним влечет с непреодолимой силой, а потом не знаешь, как от них избавиться.

– Счастливо оставаться, – прозвучал печальный голос Милочки. – Я тебя покидаю. Кто знает, может быть, нам не суждено увидеться вновь…

Она явно резвилась, разыгрывая какую-то театральную сценку, но волосы на затылке Бондаря встали торчком, словно шерсть на волчьем загривке. Холодея от нехорошего предчувствия, он обернулся.

Внутри освещенного номера вроде бы не происходило ничего из ряда вон выходящего. Там не было никого, кроме Милочки, уже успевшей привести волосы в порядок и направлявшейся к двери ванной комнаты. Без туфель на высоком каблуке она казалась слегка коротконогой, но в остальном была чертовски привлекательна. Девичья талия в сочетании с бедрами зрелой женщины заставляли вспомнить изящные изгибы испанской гитары.

Бондарь вспомнил. И отстраненно отметил, что его нервы натянуты, как струны.

Почему? Что же его тревожит, черт подери?

– Погоди, – окликнул он Милочку, сам не понимая, чего добивается.

Увидев его, застывшего на балконе, она приподнялась на цыпочки и помахала ему белыми трусиками:

– Нет-нет, не удерживай меня. Читать про приключения гораздо приятнее, чем принимать в них непосредственное участие… С меня хватит. Я ухожу навсегда.

Бондарь, намеревавшийся переступить порог, совсем забыл о том, что держит в руке тлеющую сигарету.

– Зараза, – прошипел он, инстинктивно разжав обожженные пальцы.

Милочка взялась за дверную ручку:

– Прощай же, любимый.

Не выпуская ее из виду, Бондарь нагнулся, чтобы поднять дымящийся окурок.

Милочка открыла дверь.

В то же мгновение в ванной набух огненный волдырь, лопнувший с таким оглушительным грохотом, что дальнейшее происходило в кажущейся тишине.

Уууууууххххх! – пронесся по комнате огненный смерч.

Если бы Бондарь стоял во весь рост, его вышвырнуло бы на мостовую, как пушинку. Но взрывная волна подхватила его лишь для того, чтобы припечатать спиной к ограждению балкона. Выдавленные взрывом стекла пронеслись над ним, разваливаясь в воздухе на сотни сверкающих осколков. Волосы затрещали от невыносимого жара, в лицо ударило бетонное крошево.

Бондарь инстинктивно зажмурился, предохраняя глаза, а когда вновь открыл их, из дверного проема валил дым, смешавшийся с пылью.

Повсюду звучали тревожные человеческие голоса, казавшиеся слабыми и тоненькими, как зудение комаров. Раздался приглушенный хлопок: это взорвался кинескоп загоревшегося телевизора. Электричество погасло, и гостиничный номер, освещенный языками пламени, выглядел, как преддверие ада. Высвободив ноги из-под обломков бетона и кирпичей, Бондарь ворвался туда, ища глазами Милочку. Для того, чтобы обнаружить ее, сначала пришлось поднять обугленную дверь и отбросить ее в сторону.

Справившись с задачей, Бондарь тут же пожалел об этом.

Она была еще жива, хотя ничем не напоминала ту Милочку, которую он совсем недавно сжимал в своих объятиях. Да, она была жива, но превратилась в закопченный кровоточащий обрубок с одной уцелевшей рукой. В скрюченных пальцах чадила белая тряпица. Та самая, которой Милочка взмахнула, прежде чем открыть дверь ванной комнаты.

Прощай, любимый, сказала она, и привела в действие простенький механизм, установленный внутри. Приняв на себя взрыв, предназначавшийся Бондарю.

Секунду или две он смотрел в единственный Милочкин глаз, чудом сохранившийся на изуродованном лице. В нем скопилось столько ужаса и нечеловеческого страдания, что выдержать его взгляд было свыше сил Бондаря.

– Хочешь уйти? – тихо спросил он, опустившись на колени возле Милочки.

Глаз утвердительно закрылся, выдавив мутную слезу, окрашенную в розовый цвет. Конечно, она хотела уйти – безрукая, безногая, с кровавым месивом вместо лица. Эх, если бы Бондарь был в состоянии повернуть время вспять! Но он не умел этого, точно так же, как не умел воскрешать или исцелять близких. Скорая и безболезненная смерть – вот и все, что он мог предложить Милочке.

Не так уж много. Не так уж мало.

– Не бойся, – прошептал Бондарь, нащупывая сонную артерию на ее шее.

Она промолчала. Может быть, потому, что у нее не осталось сил даже для того, чтобы вымолвить хоть словечко, а может, потому, что уже сказала все, что должна была сказать.

Счастливо оставаться… Я ухожу навсегда… Прощай, любимый…

«А я ей ничего не ответил, – вспомнил Бондарь, смыкая пальцы, смежая веки. – И это правильно, это честно. Разве я хоть немного любил Милочку? Какая, к хренам собачьим, любовь, когда весь состоишь из одной только сплошной ненависти!»

Так воскликнул он мысленно, а потом очень тихо и очень отчетливо произнес вслух:

– Я тебя люблю.

Милочка вздрогнула. Агония ее была короткой и слабой. Словно птичка немножко потрепыхалась в руке, прежде чем утихомириться.

Убедившись, что пульс под пальцами больше не прощупывается, Бондарь встал и дважды врезал кулаком в стену.

– Блллл…

Занывшие костяшки пальцев привели его в чувство. Давя подошвами хрустящие осколки, он выбрался из номера. Входную дверь тоже снесло с петель, накрыв ею еще одну женщину. Приподняв дверь, Бондарь увидел распластанную на полу дежурную. Ей досталось меньше, чем Милочке, но хватило и этого. Доказательством тому были остекленевший взгляд несчастной и черная лужа вокруг ее раскроенной головы. «Подслушивала, – догадался Бондарь, осторожно укладывая дверь обратно. – Но не слишком ли высокая плата за обычное бабское любопытство? Что же ты творишь, судьба-злодейка?»