Темный карнавал (сборник) - Рэй Брэдбери

Не прошло и получаса, как Лиота схватила мужа за локоть, повернула его к себе и поспешно, боязливо зашептала ему прямо в ухо (так кричат в пещеру):

– Уолтер! Проснись, проснись!

Она готова была при необходимости шептать так всю ночь, лишь бы испортить его исполненный самодовольства сон.

Он оттолкнул ее руку.

– Что случилось?

– Мистер Уайт! Мистер Уайт! К нам идет его призрак!

– Ох, спи и ни о чем не думай!

– Я не выдумываю! Послушай его!

Оклахомец прислушался. Под линолеумом глухо и печально звучал мужской голос. Говоривший, как можно было предположить, находился футах в шести ниже пола. Это было всего лишь неразборчивое грустное бормотание.

Оклахомец сел в постели. Заметив, что он пошевелился, Лиота зашипела яростно:

– Слышал, слышал?

Оклахомец спустил ноги на холодный линолеум. Голос снизу заговорил фальцетом. Лиота захныкала.

– Заткнись, а то я ничего не разберу, – злобно рявкнул ее муж.

В тревожной тишине он наклонил ухо к полу, и Лиота крикнула:

– Не опрокинь цветы!

– Заткнись! – снова бросил он и напряженно вслушался. Затем выругался и перекатился на спину.

– Это всего лишь нижний жилец, – пробормотал он.

– Вот и я о том же. Мистер Уайт!

– Никакой не мистер Уайт. Мы находимся на втором этаже многоквартирного дома, внизу живут соседи. Послушай. – Фальцет внизу не умолкал. – Это жена соседа. Небось учит его, чтобы не заглядывался на чужих жен! Похоже, оба пьяны.

– Врешь! – не сдавалась Лиота. – Делаешь вид, будто тебе все нипочем, а сам трясешься как осиновый лист. Это привидение, вот что это такое. Разговаривает на разные голоса, вроде бабушки Хэнлон – она встанет, бывало, на церковную скамью и давай говорить за всех подряд: за черного, за ирландца, за двух женщин и древесных лягушек, что у нее в зобу! Говорю тебе, этот мертвец, мистер Уайт, злится на нас за то, что мы к нему въехали! Слышишь?

Словно бы подтверждая ее слова, голоса внизу заговорили громче. Оклахомец, опираясь на локоть, безнадежно затряс головой; ему хотелось смеяться, но мешала усталость.

Что-то с грохотом упало.

– Он шевелится в гробу! – вскричала Лиота. – Злой до безумия! Бежим, Уолтер, а то нас назавтра найдут мертвыми!

Еще грохот, стук, голоса. Потом тишина. И шаги в воздухе над головой.

Лиота заскулила:

– Он выбрался из гроба! Взломал крышку и теперь ходит по воздуху у нас над головами!

Оклахомец к тому времени успел одеться. И стал обуваться, стоя рядом с кроватью.

– В этом здании три этажа, – сказал он, заправляя рубашку. – Над нами живут соседи, они как раз пришли домой. – В ответ на хныканье Лиоты он добавил: – Давай. Я отведу тебя наверх, посмотреть. Ты убедишься, что это соседи. Потом пойдем на первый этаж, переговорить с пьяным и его женой. Поднимайся, Лиота.

Кто-то постучал в дверь.

Лиота взвизгнула и прокатилась по кровати, превратив себя в мумию, обернутую стеганым покрывалом.

– Он вернулся в гроб, стучится, чтобы его выпустили!

Оклахомец включил свет и отпер дверь. В комнату танцующей походкой влетел радостный человечек в темном костюме, с шальными голубыми глазками, морщинистый, седой, в очках с толстыми стеклами.

– Простите, простите, – возгласил коротышка. – Я мистер Ветмор. Я был в отлучке. А теперь вернулся. Мне поразительно повезло. Да-да. Мой надгробный камень на месте? – Он посмотрел на камень, в первый миг не узнавая его. – Ах да, на месте! Привет-привет. – Тут он заметил Лиоту, которая выглядывала из многослойной одеяльной обертки. – У меня тут несколько человек с тележкой; если не возражаете, мы сию минуту заберем надгробный камень. Один миг – и его здесь не будет.

Муж благодарно рассмеялся.

– Вот и хорошо, избавимся от этой треклятой штуковины. Вывозите!

Мистер Ветмор привел в комнату двух мускулистых рабочих. Он едва дышал от нетерпения.

– Поразительная история. Еще утром я был покинут и отвергнут Богом и людьми, но случилось чудо. – Надгробный камень погрузили на небольшую тележку с платформой. – Час назад я случайно услышал о некоем мистере Уайте, который только что умер от пневмонии. Обратите внимание: Уайт, а не Вайт. Я тут же переговорил с его женой, она в восторге, что нашлось уже готовое надгробие. И мистер Уайт, лишь час как остывший, и фамилия с буквы У, подумать только! Как же я счастлив!

Надгробный камень на тележке выкатили из комнаты, мистер Ветмор и оклахомец смеялись и обменивались рукопожатиями, Лиота недоверчиво наблюдала, пока суета не улеглась.

– Ну вот, все позади, – ухмыльнулся муж, когда за мистером Ветмором закрылась дверь, и выбросил цветы в раковину, а жестянки – в корзинку для мусора.

В темноте он забрался обратно в постель, не обращая внимания на глубокое, мрачное молчание жены. Она за долгое время не произнесла ни слова, только лежала и чувствовала себя одинокой. Муж со вздохом поправил одеяло:

– Теперь можно уснуть. Чертову штуковину уволокли. Еще только половина одиннадцатого. До утра куча времени. – Как же он наслаждался, портя ей развлечение.

Лиота собиралась что-то сказать, но снизу снова послышался стук.

– Ага! – возликовала она, трогая мужа за плечо. – Опять тот же шум, я уже говорила. Слушай!

Ее супруг сжал кулаки и стиснул зубы.

– Сколько можно объяснять! Хоть кол на голове теши! Оставь меня в покое. Там ничего…

– Слушай, слушай же, – взмолилась она шепотом.

Они слушали в полной темноте.

Стук в дверь раздавался внизу.

Дверь открылась. Далекий и слабый женский голос печально произнес:

– А, это вы, мистер Ветмор.

Глубоко внизу, в темноте, под внезапно дрогнувшей кроватью Лиоты и ее оклахомского мужа, отозвался голос Ветмора:

– Добрый вечер еще раз, миссис Уайт. Вот. Я доставил камень.

Когда семейство улыбается

Weird Tales

Май 1946

С насилием тут некоторый перебор. Думаю, это была одна из тех историй (у меня таких большинство), в которых не угадаешь конец. Я вот не угадываю. Это интересно, читателя это увлекает. Для этого мне пришлось хорошо продумать ситуацию с семейством и рассказчиком. Требовалось создать вокруг кого-то особое напряжение. Нет, моя семья тут ни при чем: мои мама и папа были отличные люди.

Наиболее примечательной особенностью этого дома было ощущение тишины. Когда мистер Греппин проходил через парадную дверь, смазная тишина распахнувшихся и захлопнувшихся створок напомнила о том, как распахивается и захлопывается сон; это было нечто на резиновых лапах, обильно смазанное, неспешное и нематериальное. Двойной ковер в холле, им самим недавно уложенный, гасил стук шагов. Когда по ночам на дом обрушивался ветер, не слышно было ни стука карнизов, ни дребезжания ставень. Мистер Греппин сам проверял наружные вставные переплеты. Двери-ширмы запирались на новехонькие прочные крюки, печь не постукивала, лишь неслышно выдыхала в горлышки отопительной системы теплый воздух; эти тихие выдохи шевелили манжеты его брюк, пока он отогревал замерзшие на улице руки и ноги.