Темный карнавал (сборник) - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я почти что видел маму, сидевшую на песке в привычном месте. Меня снова охватило желание остаться в одиночестве. Но я не решался сказать об этом Маргарет. Я только жался к ней и ждал.
День клонился к вечеру. Почти все дети разошлись по домам, на пляже оставались лишь немногие взрослые, подставляя кожу ветру и солнцу.
К берегу подплыла лодка спасателя. Спасатель медленно вышел, держа что-то в руках.
Меня приковало к месту. Я затаил дыхание и вновь ощутил себя двенадцатилетним ребенком, крохотным и испуганным. Завывал ветер. Я не видел Маргарет. Мой взгляд был прикован к пляжу, к спасателю, который медленно вставал из лодки с серым мешком в руках, не особенно тяжелым. Его лицо было почти таким же серым и мятым.
– Стой на месте, Маргарет, – сказал я.
Сам не знаю, почему это у меня выговорилось.
– Почему?
– Стой, и все…
Я неспешным шагом направился по песку к спасателю. Он перевел взгляд на меня.
– Что это? – спросил я.
Спасатель долго глядел, не в силах вымолвить ни слова. Опустил свою ношу на песок, вода, пошелестев вокруг, увлажнила мешок и отхлынула.
– Что это? – упорствовал я.
– Она мертва, – тихонько ответил спасатель.
Я ждал.
– Странно, – добавил он вполголоса. – В жизни ничего подобного не встречал. Она умерла давно. Очень давно.
Я повторил его слова.
Он кивнул:
– Десять лет назад, я бы сказал. Нынче в озере никто из детишек не тонул. С тридцать третьего года здесь было двенадцать малолетних утопленников, но мы их всех нашли почти сразу. За исключением, помнится, одной. А это тело, оно пробыло в воде лет десять. Находка… не из приятных.
Я уставился на серый мешок у него в руках.
– Откройте, – сказал я.
Сам не знаю, почему это у меня выговорилось. Ветер заглушал мой голос.
Он потеребил мешок.
– Насколько мне известно, это маленькая девочка; я так говорю, потому что на ней медальон. Больше ничего нет, чтобы судить…
– Ну же, быстрее, открывайте! – крикнул я.
– Лучше не надо, – отозвался он. Но тут он, наверное, заметил, какое у меня сделалось лицо. – Она была такая маленькая…
Спасатель лишь немного приоткрыл мешок. Этого хватило.
Пляж был пуст. Оставались только небо, ветер, вода и одиноко наступавшая осень. Я опустил глаза на мешок.
Я все повторял что-то. Имя. Спасатель смотрел на меня.
– Где вы ее нашли? – спросил я.
– Вот там, на мелководье. Как же долго она там лежала, правда?
Я тряхнул головой.
– Да, верно. О боже, да.
Я думал: люди вырастают. Я вырос. Но она не изменилась. Она такая же маленькая. Такая же юная. Смерть не позволяет вырасти или измениться. У нее по-прежнему золотистые волосы. Она вечно будет юной, а я вечно буду ее любить, о боже, вечно буду любить.
Спасатель снова завязал мешок.
Чуть-чуть постояв, я побрел один вдоль берега. Наклонился и опустил взгляд. Вот тут ее нашел спасатель, сказал я себе.
Там, у кромки воды, стоял песочный замок, построенный только наполовину. Вроде тех, что возводили мы с Тэлли. Она половину, и я половину.
Я посмотрел на замок. Встал рядом на колени и увидел следы маленьких ног, что вели на берег и потом обратно в озеро и не возвращались.
И тут… я понял.
– Я помогу тебе его закончить, – сказал я.
Я так и сделал. Очень медленно достроил замок, в стал, отвернулся и пошел прочь, чтобы не наблюдать, как он, нестойкий, подобно всему земному, разрушается под напором волн.
Я шел обратно по берегу туда, где меня ожидала, улыбаясь, чужая женщина по имени Маргарет…
Дева
Существует беллетристика, существует нон-фикшн, существует поэзия и существуют французские [pensées][13]. Сен-Жон Перс писал книги про облака, море, приливы. Это набор описаний. Они близки к стихам, но все же не стихи. Его материал для творчества – меланхолия волн, прибой, вечность на побережье. Похоже, я вдохновился, начитавшись этих французских полупоэтов, авторов подобных описаний. Вот что это такое. Это хитрющий эксперимент с очевидными метафорами.
Она была прекрасна. Она насыщала его зрение, он не отрывал от нее взгляда, он был в нее влюблен. Высокая, красивая, освещенная утренним солнцем. Высокая, статная, она работала на него. И каждая ее прихоть была ему известна. И он ее гладил, любил ее, но держался поодаль. Ведь он хорошо знал, что́ она способна сотворить с мужчиной, которого полюбит.
Не сегодня, думал он, сегодня ты меня не получишь, дева чарующая, дева сильная, дева стремительная, дева роковая.
Иной раз он позволял играть с нею ребятишкам, но только если был поблизости, а то как бы у них не завелась дурная привычка чересчур дерзко ее дразнить.
Сколько у нее перебывало любовников? Но нет, вопрос выражен излишне резко. Да, у нее было несколько любовников, но она их любила. Садистка – да, но она любила всех, кем ей удавалось завладеть.
И вот в ту ночь он взошел к ней по ступенькам, сел рядом, привалился к ней, опустил на ее плечо усталую голову и устремил взгляд в небо, любя ее, любуясь долгими линиями ее лица.
А потом… отпустил защелку.
И вниз по смазанным пазам заскользило ее длинное голубое лезвие, в сто фунтов весом и острое как бритва… и – вжах! – вонзилось, отрубая свет, звуки, запахи, чувства; и голова отскочила в поджидавшую корзину, и потоком сладострастия из рассеченной шеи хлынула алая кровь, и оба они, он и она, с ее лезвием, лежа в алом оргазме, дождались вместе первой звезды…
Надгробный камень
Weird Tales
Март 1945
В арендованной квартире на Фигероа-энд-Темпл, где я бывал только наездами, мы с Грантом Бичем устроили для него гончарную мастерскую. Приблизительно раз в месяц я ночевал в верхней комнате и тогда поднимался пораньше и помогал оборудовать помещение. В одной из нижних комнат лежала оставленная кем-то надгробная плита. Вот уж нашли что оставить. Не помню, что за имя там было высечено, да это и не важно – нашли что оставить. При взгляде на эту плиту тебе волей-неволей воображалось твое собственное имя. Так что в том, как у меня возник замысел рассказа, я не сомневаюсь. Увидел то надгробие – и взялся за перо.
Ну вот, прежде всего было долгое путешествие, в ее тонкие ноздри забивался песок, и Уолтер, ее оклахомский муж, закидывал свое тощее тело в «Форд-Т» с такой уверенностью в себе, что ей захотелось плюнуть; они добрались до большого кирпичного города, странного, как застарелый грех, отыскали хозяина квартиры. Хозяин пригласил их в небольшую комнатенку и отпер дверь.
Посреди комнаты, с самой незамысловатой обстановкой, лежал надгробный камень.
В глазах Лиоты выразилось понимание, она тут же театрально ахнула, мысли в голове замелькали с дьявольской быстротой. Уолтеру никогда не удавалось поколебать ее суеверия. Она ахнула, отпрянула, и блестящие серые глаза Уолтера уставились на нее из-под тяжелых век.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});