Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки) - Герберт Вотте

Маленькая палатка Ливингстона стала ветхой и дырявой, при каждом порыве ветра на одеяло падали брызги дождя. Лишь на короткое время прорывалось солнце. Только 14 января выдался солнечный день и можно было просушить вещи.

И вот навстречу экспедиции прибывают гонцы от Шинте и привозят вяленую рыбу и две корзины маниоки. Они с удивлением разглядывают белого человека, особенно гладкие белокурые волосы. Ливингстон снял головной убор, чтобы дать им возможность как следует рассмотреть их. "Настоящие ли это волосы? Я думаю, это парик". Сами-то они носят парики из окрашенных в черный цвет растительных волокон. "Это вовсе не волосы, а львиная грива". - "Этот белый человек, наверно, из тех, кто обитает в море". Они, очевидно, слышали о людях, которые на своих судах выплывают, как им кажется, из глубин океана. Спутники Ливингстона хорошо запомнили эти слова и в дальнейшем выдавали его за представителя людей, обитающих в море: "Посмотрите только на его волосы, они прямые и отбеленные морской водой!" Во время последующих встреч с местными жителями они часто заявляли Ливингстону: "Эти люди хотели бы поглядеть на твои волосы". Но он уже знал, что, забавляясь, его друзья рассказывали жителям сказки о морском человеке.

На шестой день экспедиция наконец добралась до деревни, где проживал Шинте. Напротив места, где расположились путешественники, уже разбили свой лагерь два африканских купца, которые, однако, называли себя португальцами. У них было несколько молодых невольниц, закованных в цепи. Многие спутники Ливингстона впервые увидели цепью скованных людей и возмущались: "Кто поступает так со своими детьми, тот не человек!" Дело в том, что купцы приобрели этих девушек здесь в окрестности.

Шинте торжественно принял гостей: устроил военный парад, гремело множество барабанов, звучала музыка и неслась громкая речь. В заключение раздался дикий треск ружейных выстрелов, для этого были собраны все ружья. Во время аудиенции, состоявшейся на следующий день, Ливингстон спросил Шинте, видел ли он прежде белого человека. "Никогда, - ответил тот, - ты первый человек с белой кожей и гладкими волосами, которого я вижу. И такой одежды, как на тебе, я тоже никогда раньше не видел". Следовательно, делает вывод Ливингстон, тут не бывал ни один европеец.

Однажды в деревню с громкими воплями приходит женщина, живущая с мужем и двумя детьми в хижине на окраине: оба ее ребенка в возрасте семи и восьми лет вдруг исчезли. Они ушли за дровами. Родители исходили весь лес, но следов детей не обнаружили. Хищных животных вблизи нет, поэтому можно предполагать, что кто-то захватил и спрятал детей, чтобы затем тайно продать их в неволю. Похищение детей с такой целью случается нередко. После одного события подобного рода Ливингстону стало ясно, что родителям нечего ожидать помощи от своего вождя.

Однажды ночью его позвали к Шинте, хотя он неоднократно говорил вождю, что предпочитает вести переговоры честно и откровенно в дневное время. Когда Ливингстон вошел в его хижину, Шинте предложил ему девочку лет десяти и заявил, что он имеет обыкновение каждому посетителю отдавать ребенка в качестве подарка. Ливингстон учтиво поблагодарил за доброе к нему отношение, однако добавил, что отбирать детей у их родителей он считает подлостью и очень хотел бы, чтобы вождь бросил это занятие. Но Шинте, кажется, не понял: "Любой важный человек держит у себя ребенка, только у тебя нет. Он хоть воду тебе принесет, когда нужно". "У меня четверо детей, - ответил Ливингстон, - и я был бы крайне возмущен, если бы какой-либо вождь отобрал у меня мою маленькую дочку и подарил ее другим, и поэтому я предпочитаю, чтобы подаренная мне девочка оставалась у своих родителей и носила воду матери". На сей раз, казалось, наступило "просветление" у вождя: тогда Шиите велел позвать девушку постарше: он счел, что белый человек желает еще одну служанку. Тогда Ливингстон заявил без обиняков, что у него и его соотечественников любой вид рабства вызывает отвращение.

Однажды вечером Ливингстон приглашает Шинте и его придворных на показ диапозитивов с помощью "волшебного фонаря". Это были большей частью картины из жизни праотцев, какими их представляет Ветхий завет; они ведь были такими же скотоводами, как и африканцы. На сей раз он начал с показа картины из жизни Авраама, который по требованию бога приносит в жертву своего сына Исаака. Зрители видели фигуры людей во весь рост, прародителя с занесенным над жертвой мечом в приподнятой руке. Ливингстон поясняет им: Авраам, мол, родоначальник племени, которому бог даровал Священное писание, Библию, а при потомках Авраама появился спаситель мира. Зрители слушали терпеливо. Когда Ливингстон оканчивает пояснение картины, он вытаскивает ее из аппарата, но при этом Авраам как бы делает движение, и кажется, будто меч в приподнятой руке направляется прямо на зрителей. Раздается пронзительный крик ужаса! Все вскакивают со своих мест и бросаются бежать. Никого не осталось, за исключением Шинте, который спокойно подходит к проекционному аппарату и просит объяснить принцип его действия.

Наконец ливни прекращаются, и экспедиция готовится в дальнейший путь. В последний день Шинте навещает своего гостя в его крошечной палатке и внимательно рассматривает зеркало, щетку для волос, книги, часы. Затем вытаскивает нитку бус и конусообразную раковину и в знак дружбы вешает эти украшения Ливингстону на шею. Раковина - большая ценность: за две такие раковины можно купить раба, а за пять - слоновый бивень внушительных размеров.

Шинте еще раз щедро обеспечивает своих гостей продуктами и устраивает пышные проводы. Когда Ливингстон выходит в путь, вождь дает ему проводников, которые должны сопровождать его до самого моря, и обещает свою поддержку на всем пути. Однако Ливингстон понимает, что это всего-навсего лишь пожелание успеха. В действительности же проводники возвратятся, как только экспедиция достигнет владений следующего верховного вождя, ибо далее власть Шинте теряет свою силу. "Мы расстались в надежде, что бог ниспошлет на него свое благословение..." На него-то, на рабовладельца Шинте!? И снова Ливингстон чувствует душевный разлад, который не может преодолеть собственными силами: да, "язычник" Шинте работорговец, и в то же время он ведь неплохой человек. Нельзя же осуждать его за то, что бог оставил его прозябать в невежестве. Однако недолго мучит Ливингстона эта дилемма: решение вопроса он оставляет на волю бога.

Далее путь идет по редколесью между зелеными холмами. Местность заселена довольно густо: в каждой долине ютится деревня из двадцати тридцати домов. Жители возделывают маниоку, бобы и земляные орехи, обрабатывают железо, которое получают из руды, в большом количестве встречающейся в здешних холмах.

Долина реки Либа повсюду залита водой. Под густой травой вода едва видна, но копыта волов постоянно хлюпают в воде, и от летящих вверх брызг не просыхают ноги у Ливингстона и двух знатных макололо, едущих верхом на волах. В свою очередь люди, идущие пешком, жалуются, что их мозолистые ступни покрылись язвами от постоянного пребывания в воде. Ночью лагерь разбивали обычно на островках или в деревнях, но даже там надо было насыпать кучу земли и рыть канавы, чтобы прилечь на сухом месте.

Двигаясь в северо-западном направлении, путники преодолевали многочисленные реки и ручьи. Целыми днями люди шли насквозь мокрые. Некоторые реки были так глубоки, что при переходе их из воды торчали лишь головы волов, а одеяла, использовавшиеся как седла, были совсем мокрые. "Подмышечная впадина - единственное место, где можно было сберечь часы и от дождя сверху, и от воды снизу. Преодолевая такие реки, люди поднимали поклажу над головой".

Теперь уже деревни под властью другого верховного вождя. В городе, где он сам живет, состоящем, собственно, из нескольких слившихся деревень, гостей приняли так же радушно, как и в резиденции Шинте. Ливингстон и сопровождающие его люди снова пользуются исключительным гостеприимством. Такой прием оказывают обычно лишь близким друзьям.

Некоторые притоки Либы вытекают из озера Дилоло, длина которого лишь шесть - восемь миль, а ширина самое большее две мили. Изучая его, Ливингстон обнаружил, что воды озера текут не только на юго-восток, но и на северо-запад: частично в Либу и тем самым в Замбези, а отчасти и в Касаи, приток Конго. Следовательно, воды озера питают и Атлантический, и Индийский океаны. Неожиданно для Ливингстона это неприметное озеро и его затопленные окрестности оказались водоразделом между речными системами Замбези и Конго. Таким образом, ему посчастливилось сделать замечательное открытие, что послужило важным вкладом в познание орографии внутренних районов Африканского материка.

К сожалению, по ту сторону маленького озера Дилоло экспедиция обнаружила изменения не только в направлении рек, но и в отношении к ним местных жителей. Они не проявляют радушия к прибывающим, не обмениваются с ними подарками: они пристрастились к торговле, причем и цены они знают хорошо. В обмен за товары или за услуги они просят прежде всего патроны, которые ценятся очень высоко. В крайнем случае они уступят свой товар за миткаль или бусы. Но деньги и золото здесь не в моде. А у Ливингстона нет ни боеприпасов, ни иных подходящих для продажи вещей. И путешественникам ничего не оставалось, как потуже затягивать пояса, потому что даже дичи в этих местах не найдешь. Один из местных проводников добыл себе на ужин крота и двух мышей. В деревнях не раз можно было видеть, как дети выкапывают из нор грызунов. Ливингстон вынужден был променять на муку и маниоку оставшиеся еще бусы.