Чёрно-белый человек (СИ) - Сергеев Ефим

На выходе из здания аэропорта Дасин их встречали. Так-то нашу троицу прямо на выходе из стыковочного рукава перехватила миловидная сотрудница аэропорта и через какой-то спец-зал провела на паспортный контроль и дальше к багажной ленте. После того как они получили багаж, она подвела их к другой барышне, оказавшейся их первым гидом. На сегодня и на следующие два дня. На её бэйджике кроме иероглифов было по-русски написано: Айминь Ли-Юдина. Представилась она на чистейшем русском, хотя выглядела на первый взгляд типичной китаянкой. Как оказалось, её фамилия вовсе не странная, а просто двойная. Женщины в Китае, выходя замуж, частенько выбирают себе двойную фамилию, ставя на первое место девичью. А папа у неё — русский инженер-атомщик Евгений Юдин, приехавший ещё в девяносто седьмом году строить АЭС на Жёлтом море.[13]

Пока шли к выходу, Айминь успела рассказать, что учится в Пекинском университете иностранных языков, была несколько раз в Москве и Питере, увлекается историей российско-китайских отношений, ведет два видеоблога на эту тему — на русском и китайском, уже три года летом подрабатывает в турагентстве, занимающемся индивидуальными турами, на конкурсе в министерстве заняла второе место, что ей очень-очень нравятся их клипы и она их смотрела не по одному разу, что завтра встреча с министром и церемония награждения состоится по расписанию, и после неё, если гости не будут возражать, — небольшая пресс-конференция, о которой просили не меньше дюжины разных СМИ. В основном китайских, но не только.

За несколько метров до выхода на улицу девушка вдруг остановилась и очень по-русски «ойкнула»: «Ох и нифига себе!» За дверями собралась небольшая толпа народа. Судя по наличию плакатиков «Привет Маши и Викто́р!» и «Дабро пожаловат!» все эти люди ждали именно их. Было видно и несколько профессиональных камер и микрофонов на длинных штангах.

— Человек двести — двести пятьдесят, — сходу оценил Арсентьев.

— Подождите, пожалуйста, здесь одну минуту, я сейчас вернусь, — попросила Айминь и направилась к паре полицейских, стоящих неподалёку.

Вернувшись действительно примерно через минуту вместе со стражами порядка, девушка пригласила следовать дальше. Полицейские пошли впереди — расчищать проход. Как только они вышли на улицу, поднялся гвалт, в котором иногда можно было разобрать и выкрики на русском. Защёлкали фотоаппараты, поднялось несколько десятков рук с телефонами, парни с камерами и микрофонами стали протискиваться вперед. Вдруг один из плакатов стал заваливаться вперёд. То ли из-за порыва ветра, то ли случайно толкнул кто…  Эта палка с приличным куском картона, падая, стукнула человека с микрофоном, он споткнулся о коллегу с камерой, тот толкает кого-то, стоящего рядом…  Страйк! Куча народа копошится на земле, сзади напирают, чтобы разглядеть, что же такого интересного происходит, что все так возбуждённо орут…  И всё бы ничего, можно было бы и посмеяться над этой кучей-малой, только вот штанга с микрофоном валилась ровно на Ма́шину макушку. Алексей рванулся вперёд, отбил падающую конструкцию, но в этот момент тот самый злополучный плакат, так и не упавший на землю, а наоборот, подхваченный кем-то, снова «нырнул» вперёд и углом звезданул Машиного спасителя точнёхонько в середину лба. В нокаут не отправил, но приличным рогом наградил. Как позже неудачно пошутил Руденко: «Вот, женой ещё не обзавёлся, а рог уже вырос». За что чуть не заполучил такой же от племянницы, замахнувшейся на него своей сумочкой. Алексей же, наоборот, очень гордился своим «украшением» и говорил: «Не зря поехал!». И даже соорудил себе что-то типа японской хатимаки, намекая, что он готов стать хоть камикадзе ради своей девушки. На замечания, что они вовсе не в Японии, а в Китае, просто отмахивался и улыбался.

Встреча с министром и награждение на следующий день прошли официально-торжественно, оставив после себя ощущение хорошо сделанной, но довольно скучной работы. Пока ехали вчера от аэропорта до отеля, Айминь зачитала им «Инструкцию по поведению на торжественном мероприятии», чуть поморщившись от названия, пояснив, что лично ей совсем не нравится такой перевод, но для почти официального документа лучшего, к сожалению, не придумать. Выдав всем по копии, попросила, если будет время, перечитать ещё раз.

— Хоть ваша награда и уникальна в какой-то мере…  вас могут не понять, если будет сильное отступление от принятых правил. В том числе — негласных, — пояснила она.

К счастью, на обоих протокольных мероприятиях гости «лицо не потеряли» (как часто говорят в Китае, если речь идет о чём-то, что не укладывается в представление китайцев о принятых правилах). Всё прошло «без сучка, без задоринки», как говорят уже в России.

Зато последующая пресс-конференция стала для её участников довольно ярким и весьма живым событием. Проходила она там же — в Министерстве культуры и туризма, в зале человек на сто, который был заполнен явно больше, чем наполовину. Так что их гид явно поскромничала насчёт дюжины журналистов.

Первым вопросом был тот же, который задавала им госпожа Чжан в Москве: «Почему вы выбрали именно такую тему для своего замечательного клипа?» Задал его представитель аж самой «Женьминь жибао», — представительный китаец неопределённого возраста в безукоризненном темно-сером костюме. Маша практически слово в слово повторила московский ответ, вызвав одобрительный гул большинства, которое составляли, естественно, китайцы. А уж когда Виктор толкнул небольшую речь, общим смыслом которой было (тоже по мотивам разговора в посольстве): «Русские и китайцы — братья навек!», зал вообще разразился аплодисментами. Не выразили бурной радости только трое из четверых мужиков европейского вида и чернокожая американка из Fox News, как значилось на её бэйджике. Четвёртый, судя по характерному внешнему виду — итальянец, больше наблюдал за реакцией коллег по цеху и хлопал скорее «за компанию» с китайцами. Трое российских журналистов — из Интерфакса, Коммерсанта и Первого канала внешность имели вполне себе азиатскую и никак на фоне своих китайских коллег не выделялись. Именно от Первого канала и последовал следующий вопрос, когда народ наконец угомонился:

— Ваши клипы становились рекордсменами по многим показателям практически сразу после выхода в эфир, особенно последний. Это, вне всяких сомнений, очень впечатляющее достижение. Скажите, а как вы сами оцениваете полученные результаты?

— Лично меня результат устраивает. Даже очень(!) устраивает, — начал Виктор, — но не потому, что наши работы просто посмотрели так много людей, а потому, что я точно знаю — посмотрев наши клипы, улыбнулись многие миллионы человек. И, я надеюсь, ни один человек не заплакал. Вообще, это, наверное, должно быть одним из основных критериев деятельности человека: если в результате его трудов количество улыбнувшихся людей больше количества заплакавших, — значит, всё нормально, если наоборот, — с таким человеком не стоит иметь дело. Как минимум.

— То есть, получается, что кинематографисты должны снимать только комедии, писатели — писать только юмористические рассказы, — выкрикнул, не вставая с места, мужик из ВВС.

— Вовсе нет, — спокойно продолжил Руденко. — Я сказал: «улыбнулись», а не «рассмеялись», как обычно и бывает при просмотре комедии или при чтении юморесок. Если Вы не понимаете разницы между этими понятиями, что Вы делаете в журналистике?…  Посмотрите на маленьких детей в нормальных семьях. Они часто улыбаются. И вовсе не потому, что их что-то рассмешило. Просто им хорошо в этом мире. И у них есть мама и папа, которые их любят…  И всё.

— А как же ваши фильмы и книги про войну, которыми вы так гордитесь, — ехидно спросила американка, тоже не удосужившись оторвать свою вовсе не анорексичную задницу от кресла, — там ведь не до улыбок.

Виктор замялся, не находя быстрого ответа и вдруг почувствовал на своей руке Ма́шину ладошку. Посмотрев на неё, понял, что она готова ответить и кивнул.