Подземка - Михаил Бычков

Ради эксперимента я вдруг остановился, повернулся на сто восемьдесят градусов и попробовал пойти назад. Тотчас же ворсинки, служившие мне проводниками, мягко обхватили ступни. Ноги будто приросли. Я немного подергался и, убедившись, что вырваться у меня при всем желании не выйдет, попросил:

– Отпустите. Я больше не буду.

В тот момент мне казалось совершенно естественным разговаривать со светящимся ковром как с живым существом. Хватка ворсинок ослабла.

– Спасибо, – тихо поблагодарил я.

Сначала мне казалось, что туннель идеально прямой, но очень скоро я обнаружил, что он начинает изгибаться под очень малым углом. Светящаяся кишка поворачивала направо.

– Почему не налево? – усмехнулся я. – Я же мужик, а мужики любят ходить налево.

Внезапно посреди дороги появился Игорь. Он тоже светился, как и все окружающие предметы, и теперь намного больше походил на призрака. Во всяком случае, на такого, какими их обычно показывали в фильмах ужасов.

– Очень просто, Лось. Будь у тебя грехов побольше, эта дорожка повела бы тебя в другую сторону.

– Я умер?!

Игорь промолчал.

Я почему-то ухмыльнулся:

– Можешь не отвечать, и без того понятно. Это что же выходит: я вроде праведника и теперь ступаю прямиком в рай?

– Рай ты не заработал, – на полном серьезе сказал Игорь. – Я, кстати, тоже. Но и места похуже ты тоже не заслужил. Ситуация сложилось из тех, что нарочно не придумаешь. Непонятно, куда тебя определить. Да и просит кое-кто за тебя.

– Просят, говоришь. Неужто есть кому замолвить за меня словечко?

– Как видишь. Я скажу тебе так, Саня: помирать тебе вроде как рановато, так что изволь вернуться к жизни. Впереди прорва работы.

– Вернуться к жизни! – Я присвистнул. – Интересно девки пляшут. Как же я сам себя реанимирую? Я что – специалист?

– Ты не волнуйся. Это мы и без тебя сладим, – заверил Игорь. – Главное, чтобы ты не противился.

– Нашел дурака. Чтобы я стал в таком вопросе тебе палки в колеса ставить?! Да никогда! На тот или, вернее, пока еще на этот свет, – поправился я, – я всегда успею. Короче, Склифосовский, я согласен. Что мне теперь делать – ждать, когда ты скажешь «крибли-крабли»?

– Здесь другой алгоритм действий, – засмеялся он. – Только не сопротивляйся.

Хэк! В тело будто ударила молния, я забился в конвульсиях. Почувствовал соленую кровь на губах, обжигающий воздух, поступающий в легкие. Кто-то энергично мял мою грудную клетку и пытался сделать искусственное дыхание изо рта в рот. В ушах зашумело. Я закашлялся, едва не подавился отхаркнутой мокротой.

– Что за гребаный…

– Ты жив! – Девушка отпрянула от меня и с радостью посмотрела на мою физиономию.

– Пока да, – кивнул я. – Но если ты и дальше продолжишь ломать мне ребра, долго я не протяну.

– Дурак, – обиженно засопела она. – Я же спасла тебя.

– Конечно, дурак, – согласился я, обхватил ее двумя руками, подтянул к себе и поцеловал в губы, крепко-крепко.

Она не сопротивлялась, закрыла глаза, но, когда поцелуй закончился, отстранилась и с деланным неудовольствием произнесла:

– Больше, пожалуйста, так не делай.

– Почему? – удивился я.

– Потому что… – с нажимом произнесла она и замолчала.

– Хорошо, не буду, – не очень уверенно пообещал я.

Мы по-прежнему находились в туннеле, в котором на меня напали Боцман с Верблюдом, судя по всему воспылавшие к моей скромной персоне гастрономическим интересом. С первым расправился я, а вот где второй… Что с Верблюдом? Я, похоже, находился уже в клинической смерти, поэтому последние воспоминания были на редкость скомканными. Скорее всего, девушка осталась с ним один на один, и что же из этого вышло?

– Где Верблюд? – опасливо озираясь, спросил я.

Оба наших «охранника» были ребятами ловкими, и если Боцмана я мог гарантированно упоминать в прошедшем времени, то его товарищ продолжал оставаться для меня фактором «икс». Ненавижу уравнения с кучей неизвестных.

– Я убила его, – спокойно сказала девушка. – Застрелила, когда он на меня кинулся.

Она с гордостью посмотрела на свой «калаш».

– Молодец, – похвалил я. – Что-то с этими ребятками не так. Накинулись на меня как на банку тушенки. Консервами назвали.

– Это големы-мутанты, – пояснила она. – Ты был для них чем-то вроде источника жизни, пищей. Ну, и уж если быть совсем точным, ты был для них не столько консервами, сколько банкой сока.

– Чего-чего? – недоверчиво протянул я.

– Им была нужна твоя кровь. Очень похоже на вампиров из ужастиков, но на самом деле у этого явления имеется вполне научное объяснение.

Я застыл.

– Так это правда: големы существуют?

– Долго же до тебя доходит, – ехидно заметила Лило.

Я проигнорировал насмешку.

– Хочешь сказать, что тебе уже доводилось с ними встречаться?

– Приходилось, – кивнула она. – Чаще, чем мне бы хотелось.

– Так ты у нас что-то вроде специалиста по этой нечисти? – задал я вопрос, который сам напрашивался на язык.

Лило не стала открещиваться:

– Можешь считать меня экспертом.

– Ясно, – протянул я. – Вот почему тобой так на Центральной заинтересовались. Ну, раз ты такая важная персона, надо доставить тебя как можно быстрее, пока другие големы о тебе не разнюхали и не добрались.

– Верно, – кивнула она. – Только держи язык за зубами. Не знаю, откуда обо мне пронюхали эти двое, но светиться все равно не стоит. А на Центральной мы разберемся с утечкой информации, – пообещала девушка.

– Буду нем, как Герасим, – заверил я и, обнаружив непонимание в ее глазах, пояснил: – Немой из книжки. Собаку очень любил.

– У меня никогда в жизни не было собаки, – вздохнула девушка.

Я не стал комментировать. Не было так не было. У меня тоже много чего не было, да и сейчас нет.

Я подошел к телам големов, внимательно их осмотрел. Верблюда и впрямь пристрелили, правда, вид у него все равно был несколько расхристанный. Очевидно, кое о чем попутчица умолчала: дело у них и до рукопашной дошло, и как-то моя хрупкая, стройная Лило из нее выкрутилась. Такого кабана уложить непросто. Мне без заначенного тесака было бы не справиться. Я, конечно, не самого хлипкого телосложения, но у покойничка силушка была воистину богатырской. Порвал бы меня, как тузик грелку.

Во время осмотра я не забывал обыскивать трупы, отбирая вещи, которые мертвецам уже ни к чему, а вот нам вполне могли пригодиться. У Боцмана нашлась полностью заправленная газовая зажигалка из красной прозрачной пластмассы, две пачки сигарет, патроны, разная мелочевка, не представляющая особой ценности, но, тем не менее, ее можно было обменять на еду. Кстати, со жратвой у големов было туго. В вещмешках не нашлось ничего даже отдаленно похожего на провизию. Возможно, големы в ней просто не нуждались или сидели на диете, в которую входили парнишки вроде меня.

Шмонать покойников – занятие не из благородных, но я давно подавил в себе остатки брезгливости. Всякое бывало. Приходилось таскать трупы за руки-ноги, хоронить друзей и знакомых, снимать с них хорошие шмотки, обувь. И тогда, и тем более сейчас мародером я себе не казался, ну а в данном случае это были добытые в честном бою трофеи. Девушка прекрасно меня понимала. Осуждения в ее глазах я не прочитал. Вот и славненько. Чистоплюи под землей быстро перевоспитываются.

Теперь у меня были два плотно набитых вещмешка, содержимое которых, несомненно, пригодится в дороге. Доберемся до следующей станции, что-то сменяем, что-то придержим. Живем, короче.

Один минус – документы на нас Ашот Амаякович так и не сподобился написать, очевидно, считал, что Верблюд с Боцманом сами по себе убедительней любого «аусвайса». На всякий пожарный я прихватил их корочки, но серьезная проверка быстро бы выявила простой факт, что мы с Лило не те, за кого себя выдаем.

Идти было тяжело, но душу грели сразу несколько факторов: во-первых, я целый и невредимый, во-вторых, рядом топает молодая красивая особа противоположного пола, в-третьих, своя ноша не тянет. Правильно люди подметили.

Автоматы у големов я тоже забрал, оставив возле них свой «Калашников» с деревянным прикладом. Хоронили же древние погибших воинов с доспехами и оружием, вот и я решил придерживаться этой традиции. А то, что один «калаш» на двоих, – ничего, мертвецы у меня теперь тихие и точно из-за автомата не передерутся.

От избыточных чувств я даже запел. Сначала затянул «Черный ворон», я часто его пою. Песня на все случаи жизни: и когда грустно, и когда весело. Все зависит от того, какие эмоции в слова вкладываешь. Можно с надрывом голосить, а можно и с боевым задором вроде: только попробуй сунься – таких люлей огребешь, мало не покажется.

Потом пришел черед других песен, преимущественно казачьих. Я раньше любил слушать, как заслуженный «казак» Розенбаум их исполняет, частенько диск на вертушке гонял. Это еще до всеобщей амбы было.