Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

- Сунула кому следует,- изрек небритый,- Дело.ясное, что дело темное. Ты, мать, жизни не знаешь, за мужиком небось, а Сидор Люлько все прошел, его не проведешь.- Он погрозил кому-то темным костлявым кулаком.- Спроси у меня, сколько приплачивают, чтоб в стюардессы устроиться, по заграницам летать, или проводником на южный поезд. Оттуда фрукты мешками, туда промтовары, лафа! Я челове- чишку, если хочешь знать, наскрозь знаю, до последней кишки, до подкладки кармана. Я через ноздрю нутро его вижу, а в том нутре дерьмо и рупь бумажный лежит. Больше ничего и нету.

Краеугольным камнем его веры было, по-видимому, глубокое, неискоренимое убеждение, что никто тебе «за так» ничего не сделает, что единственным двигателем человеческой натуры был и будет кровный личный интерес, корысть, прямая материальная заинтересованность. Все на свете продается и покупается, за деньги все достанешь, с деньгами нет ничего невозможного - по блату и место выгодное получишь, и сын в школе будет иметь круглые пятерки, и врач даст бюллетень, когда потребуется, и товар достанут из-под прилавка дефицитный, и на жилищный учет встанешь, и путевочка на курорт перепадет. Кто-то достиг высоты, его имя известно,- для таких людей, как этот, в кепке, совершенно ясно, что он словчил, сумел наладить отношения, сунул, дал, подмазал, подмаслил. Так и только так - все равно, видят ли они фотографию изобретателя в газете или имя скрипача на афише. Критикуют кого-то,- значит, поскупился, болван, не позвал вовремя начальство, не сумел угостить ужином, сунуть деньжат, или если подмазал, то не ту фигуру, прогадал.

- Подлое у тебя, я смотрю, измерение,- сказал рослый дядька и, сдерживая себя, завел руки за спину, переплел их там, сцепив пальцы в замок, оттянув плечи назад. (Никита подумал, что по утрам он, наверное, работает с гантелями, а зимой обтирается до пояса снегом на дворе.) - Это, выходит, пока мы шли от Волоколамского до Берлина, в нас только и было - дерьмо да рупь? Эх ты, шиш! - На его щеке виднелась синеватая черта старого шрама, со следами скобок по обеим сторонам; шрам стягивал кожу, немного вздергивал кверху угол рта.- Когда хулиганы девушку кирпичами молотили, а незнакомый шофер с опасностью для себя спас ее, увез,- думаешь, он твой бумажный рупь перед собой видел? Или хирург... Да что с тобой разговаривать? Тебя, как клопа, раздавить недолго, только противно. Руки вонять будут.- И, круто повернувшись, он зашагал прочь.

- Что ж на работу не определишься? - спросила женщина у небритого,- Я тебя здесь каждый день вижу.

- Разве устроишься на хорошую работу? Везде нерусские,- сказал он зло, отрывисто, нахохлив плечи.- Армяны, казахстаны, всяких понаехало, с портфелями ходят, а мне куда прикажете - в дворники? Так и то татарва сидит, кониной закусывает. А не понаехай вся эта кодла в Москву...

- Был бы ты тогда в министрах, милок, дело верное,- засмеялась ему в лицо женщина и ушла, помахивая хозяйственной сумкой.

Разошлись и другие. Последним ушел небритый, бормоча, что Сидор Люлько покажет... имеет материал...

Никита остался один. Он подошел ближе, ему было интересно смотреть, как из маленьких, бессмысленных, слепых мазков, ложащихся вкривь и вкось, тесно лепящихся друг к другу, рождается в конце концов осмысленное и цельное изображение дерева или зубца стены.

- Но трава ведь зеленая,- вырвалось у Никиты,- А вы рисуете...

Художник живо откликнулся, не дал ему договорить:

- Зеленая? Где зеленая? На тебя давит общепринятое, хрестоматийное. Где ты видишь зеленое? Тебя выпустили в мир и сказали: имей в виду, трава зеленая. А ты вглядись. Вот тут она синяя, у подножья дерева, в тенп, смачно-синяя, тут серо-сизая, серебристая, а дальше Пыльно-серая, матовая, как будто задымленная. (Никита слушал его - и действительно видел все эти тона, оттенки там, где прежде не видел ничего.) Дети, те умеют видеть, а потом мы им помогаем разучиться, портим их. И что это вообще значит - зеленое? Кто его видел, этот зеленый цвет? Есть зеленовато-коричневый (цвет весенней земли), есть остро, пронзительно ярко-зеленый (цвет весенней травы), есть буро-зеленый, пожухлый (цвет гниющего листа), есть нежный бледно-бело-зеленый, почти бесцветный (цвет сердцевины ободранной молодой ветки орешника. А фактура - как все волшебно меняет фактура. Зеленый глазурованный кувшин, зеленый мох, зеленое сукно ломберного стола... О, какими колдунами фактуры были малые голландцы! Как они божественно ощущали материальность мира!

Он говорил громко, вкусно, весело, перечислял оттенки зеленого цвета со смаком, явно наслаждаясь тем богатством, разнообразием, что подарила ему природа. Так гурман рассуждает о каком-нибудь изысканном обеде. «Уметь видеть - это, похоже, приносит радость, оставляет большое наслаждение,- не без удивления подумал Никита.- А кто из моих знакомых умеет видеть?» Художник насвистывал какой-то бодрый марш, а тем временем его руки мастерового спокойно, сильно, привычно делали дело, лепили шероховатую поверхность маленькой картинки.

Никите понравился этот темпераментный, необычный человек со своими непонятными «малыми голландцами» (карлики они были, что ли?). Он рассказал ему о случае в метро.

- Вот как! - воскликнул художник, продолжая работать, энергично вертя головой, чтобы высмотреть какой-то нужный оттенок, последний, решающий блик на кирпичной кладке.- А может быть, сочетание определенных цветовых пятен ты принял за женщину? Так было с великим Гойей. Пятна, трещины на фасаде дома складываются в образы, из узора решетки выступают фигуры. Человек очеловечивает все, что видит (у древних греков это стало, как известно, оснс вой религии и искусства). Наша фантазия делает чудеса превращает пальто на вешалке в коридоре в Мону Лизу, а скомканное мохнатое полотенце в микеланджеловского борющегося раба,- Он старательно несколько раз ковырнул кистью, насажал грубых нашлепок, и ствол дерева ожил, стал корявым, чешуйчатым, как в жизни.- Фантазия... Да всю историю развития человека из животного можно представить как историю развития фантазии. Вот дерево! Сейчас оно для меня Дон Кихот с протянутыми руками, а при другом освещении или с другой точки зрения будет Санчо Нанса на осле. А если я сам буду в другом настроении, то увижу в нем Дульцинею... или, наоборот, Альдонсу. Обращал ли ты внимание? В ванной или на площадке лестницы уложены плитки - ты можешь увидеть оранжевые апельсины, положим, на бежевом фоне, а потом тряхнуть головой и увидеть бежевые баранки на оранжевом фоне, с оранжевым заполнением. Было одно, а стало другое. Случалось с тобой такое? А рисунок обоев... Кто в детстве не расшифровывал его то так, то этак, на тысячу ладов? Если