По ту сторону зимы - Альенде Исабель

Они проехали мимо кладбища, где царили одиночество и безмолвие смерти; вдруг послышался гудок отъезжающего поезда, и неожиданно всю территорию запрудили десятки мигрантов, прятавшихся в ожидании. Взрослые и дети, скрывавшиеся среди могил и в кустах, вскочили и бросились бежать к вагонам, через сточную канаву, прыгая по камням, торчавшим из мутной воды. Берто Кабрера объяснил, что этот поезд называют Зверь, Железный Червяк или Поезд Смерти и, чтобы пересечь Мексику, нужно пересаживаться с поезда на поезд раз тридцать, не меньше.

— Сказать невозможно, сколько людей падает с крыши и оказывается под колесами, — предостерег Кабрера. — Моя двоюродная сестра, Ольга Санчес, устроила в заброшенной пекарне, где делали кукурузные лепешки, приют для тех, кто потерял руку или ногу, попав под поезд. Она много кого спасла в Пристанище Иисуса Доброго Пастыря. Моя двоюродная сестра — святая. Если бы у нас было побольше времени, мы бы сходили ее повидать. Вы путешествуете классом люкс, вам не придется висеть на подножке поезда, но здесь мы не можем сесть на автобус. Видите этих типов с собаками, которые проверяют документы и багаж? Это федералы. Собаки натасканы на наркотики и чуют человеческий страх.

Койот привел их к своему приятелю, водителю грузовика, который за оговоренную плату устроил всех между коробками с бытовыми электроприборами. Пассажиры забились в глубину фуры, где не было груза, только узкое пространство, нельзя ни вытянуть ноги, ни встать во весь рост. Они ехали в темноте, воздуха не хватало, было жарко, как в аду, и при каждом толчке коробки грозили свалиться им на голову. Койот, удобно устроившийся в кабине, забыл сказать, что в этой тюрьме они проведут долгие часы, он только предупредил, что нужно экономить питьевую воду и терпеть, если кто захочет отлить, потому что ни одной остановки, чтобы облегчиться, не будет. Мужчины и Эвелин обмахивали Марию Инес куском картона, как веером, и отдавали ей свою воду — ведь она была кормящая мать.

Грузовик без приключений доставил их в городок Фортин-де-лас-Флорес, в штате Оахака, и Берто Кабрера устроил их в заброшенном доме на окраине города, где были запасы питьевой воды, хлеб, колбаса, домашний сыр и галеты. «Ждите здесь, скоро вернусь», — сказал он и исчез. Через два дня, когда еда закончилась, а новостей от койота по-прежнему не было, группа разделилась: мужчины решили, что их бросили на произвол судьбы, а Мария Инес стояла на том, что надо дать Кабрере еще немного времени, ведь о нем так хорошо отзывались евангелисты. У Эвелин не было никакого мнения, да ее никто и не спрашивал. За те несколько дней, что они провели вместе в дороге, четверо мужчин стали защитниками молодой матери, ее младенца и худенькой девочки не от мира сего. Они знали, что Эвелин не глухонемая, слышали, как она произносит отдельные слова, но уважали ее молчание, — возможно, это был какой-то религиозный обет или ее последнее пристанище. Женщины ели первыми, им отвели для ночевок лучшее место в доме — единственную комнату с сохранившимся потолком. По ночам мужчины дежурили по очереди: пока один охранял дом, остальные спали.

На исходе следующего дня трое мужчин отправились купить продукты, разведать обстановку и попытаться понять, как им продолжать путешествие без Кабреры; четвертый остался охранять женщин. Младенец Марии Инес перестал брать грудь еще с вечера и дышал с трудом, все время плакал и кашлял, а встревоженная мать никак не могла его успокоить. Эвелин вспомнила, что делала ее бабушка в подобных случаях, намочила в прохладной воде пару рубашек и завернула в них малыша, чтобы сбить температуру, в то время как Мария Инес плакала и причитала, что хочет вернуться в Гватемалу. Укачивая младенца, Эвелин мурлыкала придуманную ею песенку без слов, похожую на пение птиц и шорох ветра, и ребенок в конце концов уснул.

Вечером трое мужчин вернулись. Они принесли колбасу, кукурузные лепешки, рис и фасоль, пиво для мужчин и газированную воду для женщин. После столь пышного банкета все немного воодушевились и стали обсуждать дальнейшие планы продвижения на север. Мужчины разведали, что на всем протяжении пути существуют Дома приезжих[27], многие церкви также оказывают помощь; кроме того, можно связаться с группами Бета, сотрудниками Национального института миграции, в чью задачу входило не столько требовать исполнения закона, сколько помогать приезжим получить полезную информацию; кроме того, они ссужают деньгами для уплаты залога, если кто попадет в тюрьму, или оказывают первую помощь при несчастных случаях. И что самое любопытное, делают это бесплатно и не берут взяток, сказали мужчины. Короче говоря, они не совсем беззащитны. Они сосчитали общие деньги, решили тратить на всех поровну и обещали держаться все вместе.

На следующее утро они обнаружили, что у ребенка проснулся аппетит, хотя дышал он все еще с трудом, и решили отправиться в путь, как только спадет жара. И думать было нечего ехать на автобусе: слишком дорого, но они могли голосовать на дороге — вдруг да подвезет какой-нибудь дальнобойщик, в крайнем случае забраться в грузовой вагон.

Они уже уложили свои пожитки и оставшуюся еду в рюкзаки, когда появился Берто Кабрера — в прекрасном настроении, с набитыми едой сумками, в фургоне, взятом напрокат. Они встретили его градом упреков, которые он, улыбаясь, отмел, объяснив, что пришлось поменять первоначальные планы, так как в автобусах слишком строгие проверки и у него оборвалась связь с некоторыми из его людей. Другими словами, пришлось снова давать взятки. У него были знакомые среди дорожных патрулей, которым он платил за каждого пассажира; офицеру доставалась половина, остальное распределялось между его людьми, так что для всех этот муравьиный бизнес был выгоден. Действовать следовало осторожно, поскольку мог появиться особенно придирчивый патруль, и тогда бы всех депортировали; особенно рискованно было столкнуться с незнакомыми охранниками.

Они должны были добраться до границы за пару дней, но у малыша Марии Инес снова поднялась температура, и пришлось отвезти его в больницу Сан-Луис-Потоси. Они простояли в очереди, получили номерок и ждали несколько часов в комнате, битком набитой пациентами, пока их не вызвали. К этому времени ребенку стало совсем плохо. Его осмотрел врач с осунувшимся лицом и в мятой одежде, который сказал, что у ребенка коклюш и что его нужно положить в больницу и колоть антибиотики. Койот устроил скандал, поскольку это нарушало все планы, но врач твердо стоял на своем: у младенца тяжелое заболевание дыхательных путей. Кабрера вынужден был уступить. Он заверил безутешную мать, что вернется за ней через неделю и что она не потеряет уже уплаченные деньги. Мария Инес, всхлипывая, согласилась, однако остальные члены группы отказались продолжать путь без нее. «Господь Бог не допустит, чтобы малыш умер, но уж если так случится, Марии Инес понадобится, чтобы кто-то был рядом с ней в ее горе» — таково было единодушное мнение.

Одну ночь они провели в убогой гостинице, но койот так возмущался по поводу лишних расходов, что потом они спали во дворе какой-то церкви, где были десятки таких же, как они. Там их кормили, там они могли принять душ и постирать, однако в восемь утра их выставляли за дверь, и вернуться они могли только после захода солнца. Дни казались им чрезмерно длинными, пока они бродили по городу, всегда начеку, в любой момент готовые бежать. Мужчины пытались добыть несколько песо — мыли автомобили или подряжались грузчиками на стройку, — но так, чтобы не привлекать внимания полицейских, которые тут были повсюду. По словам Кабреры, гринго платили миллионы долларов правительству Мексики, чтобы мигрантов отлавливали прежде, чем те пересекут границу.

Каждый год из Мексики депортировали более ста тысяч человек; их отправляли на автобусе, который не зря называли «Автобус слез».

Так как Эвелин не могла говорить, а значит, не могла просить милостыню и, кроме того, могла стать легкой добычей какого-нибудь сутенера из тех, кто охотится на маленьких одиноких девочек, она оставалась вместе с Кабрерой в его машине. Безмолвная и невидимая, Эвелин ждала его в фургоне, пока он улаживал по сотовому телефону сомнительные делишки и развлекался в злачных местах с продажными женщинами. На рассвете он приходил, шатаясь, с остекленевшим взором, видел, что девочка спит, свернувшись калачиком, на сиденье фургона, и тут до него доходило, что она на целые сутки остается без пищи и воды. «Что же я делаю, сукин сын!» — пробормотал он и стал искать какую-нибудь забегаловку, где она могла бы сходить в туалет и поесть досыта.