Любовь на краешке луны - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик явно не слышал ее.
— Значит, ты вернулась домой, Клементина! — вскричал он. — Это хорошо. Я знал, что ты опомнишься. Сомак был расстроен твоим исчезновением. Он любит тебя. Я ещё не видел такой любви. Мне пришлось сказать ему, что мы не сумели найти тебя, и теперь все будет в порядке! Все-все!
Улыбнувшись жене, он сказал:
— — Пошлите за Сомаком. Пусть ему скажут, что Клементина здесь. Он обрадуется. Бедняга, мне было так жаль его. Он так горевал!
Поскольку ей показалось, что comtesse не может найти слов, чтобы поправить своего мужа, Канеда взяла инициативу на себя.
Подойдя чуть поближе к старику, она сказала:
— Посмотрите внимательно на меня, grand-pere. Я не Клементина, я — ваша внучка Канеда.
— Ты не Клементина?
Слова эти с трудом сошли с его языка.
— Мет, grand-pere… моя мать… Клементина… умерла.
Ей стоило немалых усилий, чтобы произнести это, однако голос ее не дрогнул.
Какое-то мгновение старик не мог осознать смысла сказанного. Но потом выпалил — громко, что она едва не подпрыгнула:
— Что ты говоришь? Клементина не могла умереть! Она должна выйти за Сомака. Все обговорено. Где она? Куда подевалась? Что вы от меня скрываете?
Голос его становился все более громким и возбужденным, и Арман бросился к двери.
Двое слуг, доставивших comte в салон, ожидали за дверью и мгновенно направились К старику.
— Клементина? Где Клементина? — кричал он, пока его поднимали из кресла.
— Пойдемте, monsieur lе comte, — сказал один из слуг. — В вашей комнате вас ожидает стаканчик винца.
— Я не хочу вина, — сердито отмахнулся старик. — Мне нужна Клементина! Где она? Свадьба завтра. Герцог будет здесь завтра, и как мы скажем ему, что она потерялась? Ищите ее, дураки! Ищите ее! Она обязательно найдется где-нибудь неподалеку.
Голос графа доносился уже из коридора, куда увели его слуги.
Канеда замерла, неожиданно потрясенная происшедшим.
После, поглядев на comtesse, она заметила, что та поднесла платок к глазам.
— Мне кажется, вам следовало бы налить немного вина своей бабушке, — негромко обратилась мадам де Гокур к Арману.
Словно бы радуясь представившейся возможности что-либо сделать, Арман направился к двери, из которой, впрочем, немедленно появились двое слуг с серебряным подносом; на нем, помимо бокалов, было мелкое печенье.
Взяв бокал с блюда. Арман поднес его бабушке.
— Выпейте это, grand-mere, — сказал он, — не надо расстраиваться.
— Последние два дня Франсуа было получше, — промолвила comtesse негромко, — и я не хотела показывать его в таком состоянии Канеде.
— Она все равно рано или поздно узнала об этом, — успокаивал ее Арман, — и я не сомневаюсь, что она все поймет.
При этом он смотрел на Канеду, словно бы рассчитывая на поддержку, и она торопливо сказала:
— Конечно, мне жаль, что maman своим бегством так расстроила деда.
— Он так и не стал прежним, — негромко пояснила comtesse, — иногда он, впрочем, бывает самим собой, однако недавние неприятности лишь усугубили его состояние.
— Не надо говорить об этом, grand-mere, — вмешалась Элен. — Вы всегда очень расстраиваетесь, а ведь это первый визит кузины Канеды и нам нужно столько показать ей.
— Да, конечно, — согласилась comtesse, — расстраиваться сейчас глупо.
Пока старая женщина вытирала глаза, мадам де Гокур приблизилась к ней, а Канеда отошла к окну поглядеть на парк.
Он был разбит в стиле, введенном в моду Версалем.
Уже беглый взгляд показал Канеде, что за парком не следят и он требует ухода.
Элен и Арман присоединились к ней у окна.
Арман предложил Канеде бокал вина, потом сказал тихо, чтобы не услышала бабушка:
— Мне очень жаль, что, едва оказавшись в нашем доме, вы стали свидетельницей подобной сцены, но нам и в голову не приходило, что grand-pere примет вас за вашу мать.
— Неужели, — спросила Канеда, — он находится в таком состоянии после бегства maman?
— Мне говорили, — ответил Арман, — что сперва он был разгневан, а потом долго горевал.
— А теперь?
— А теперь новые неприятности направили его рассудок вспять. Ему часто кажется, что он вновь в прошлом, перенесся назад па двадцать пять лет… и поэтому — если бы у нас хватило ума — мы могли бы догадаться, что он примет вас за свою дочь.
Воцарилось молчание, которое нарушила Канеда вопросом, буквально трепетавшим на ее губах. .
— Значит, герцог де Сомак действительно любил maman?
— Так всегда утверждала моя мать, — сказал Арман.
— А papa говорил, что он просто обожал ее! — вмешалась Элен. — Старый герцог был много старше тети Клементины. Однако papa говорил, что он казался впервые влюбленным юношей.
— Наверно, так и было, — согласился Арман. — Кузине Канеде, конечно же, известно, что у нас во Франции браки совершаются между семьями; лишь овдовев, мы получаем возможность выбрать жену по собственному вкусу.
— А maman думала, что герцог хочет жениться на ней лишь для того, чтобы она нарожала ему детей.
— Я уверена, что все обстояло совсем не так, — заявила Элен. — На деле это была совершенно романтическая история.
— Расскажите мне все, что вам известно, — попросила Канеда.
— Герцог увидел вашу мать на приеме и влюбился в нее, но, как полагалось в те времена — да и теперь тоже, — предложение сделал не ей, а grand-pere… И тот наверняка просто приказал вашей матушке стать герцогиней.
— Наши родители всегда говорили нам, что герцог был страстно влюблен; когда ваша мать пропала, он буквально обезумел от гнева и во всем винил grand-pere; потом он принялся искать ее, а когда о браке ваших родителей стало известно, даже задумал расстаться с жизнью.
— Не могу в это поверить! — воскликнула Канеда.
— Тем не менее это правда, — продолжал Арман. — Эту историю я слышал не только от своих родителей, но и от нескольких родственников, свидетелей события,
— Grand-pere изрядно досталось от герцога, а он и без того расстроился, — сказала Элен, — вашу матушку он любил, пожалуй, сильнее всех остальных детей, и я думаю, он не желал слушать никаких разговоров о ней, Даже вспоминать о ее существовании еще и потому, что она вышла за англичанина.
Канеда вздохнула. Вся эта история оказалась совсем непохожей на ее представления. А бедный свихнувшийся дед, все еще мечтающий о встрече со своей дочерью, расстроил ее куда больше. чем ома готова была признать.
Потом Элен повела Канеду в отведенную ей спальню, и, еще раз проходя по дому, гостья не могла не обратить внимания на то, как все обветшало и нуждается в ремонте.
В ее спальне, комнате величественной, некогда являвшейся одной из парадных, шелковая обивка местами отходила от стены.