Огненная вода (Сборник) - Уильям Тенн

Но американцы просто помалкивали, а русские были чернее тучи, прямо как на похоронах. Все осунулись, челюсти сжаты, будто люди ждут расстрела. И дышат они все тяжело, медленно и хрипло – так бывает, когда бьешься над мучительно трудной задачей.

Вот оно что! Если Белов серьезно заболел, если он выбыл из строя, они попадают в невыгодное положение: у американцев теперь численное превосходство, они примерно на пятнадцать процентов сильнее. И если дойдет до стычки…

Но тогда диагноз, поставленный медиком-любителем Гураниным, – это отчаянная попытка сохранить оптимизм. Да-да, оптимизм! Ведь если у Белова менингит, штука очень прилипчивая, заразиться могут и другие, американцы с таким же успехом, как и русские. Тогда, может быть, они снова сравняются.

О’Брайена пробрала дрожь. Что за безумие…

А впрочем… что, если бы сейчас там, наверху, лежал тяжело больной американец, а не русский? Пожалуй, тогда и он, О’Брайен, стал бы думать, как думает сейчас Гуранин. Пожалуй, и он стал бы надеяться на менингит, как на спасение.

В столовую спустился капитан Гоз. Казалось, глаза у него еще больше потемнели и ввалились еще глубже.

– Прошу внимания. Сразу после обеда всем явиться в рубку, она сейчас будет служить дополнением к врачебному кабинету.

– А для чего явиться, капитан? – спросил кто-то.

– Для профилактической прививки.

Наступило молчание. Гоз пошел к выходу. Главный инженер откашлялся.

– А как Белов? – спросил он.

Капитан чуть помедлил.

– Мы еще не знаем, – сказал он, не оборачиваясь. – И если вы хотите спросить, чем болен Белов, отвечу: этого мы пока тоже не знаем.

У двери в рубку выстроилась молчаливая очередь – люди сосредоточенно ждали, входили и выходили по одному. Настал черед О’Брайена.

Он вошел, закатывая, как было ведено, правый рукав. В дальнем конце рубки стоял Гоз и смотрел в иллюминатор с таким видом, словно ждал прибытия спасательной экспедиции. Стол штурмана сплошь был покрыт комками ваты, мензурками со спиртом и пузырьками с какой-то мутной жидкостью.

– Что это за снадобье, док? – спросил О’Брайен после укола, когда ему разрешили опустить рукав.

– Дуоплексин. Новый антибиотик, его получили в прошлом году в Австралии. Пределы его действия еще не установлены, но это – самое универсальное и самое сильное средство, каким сейчас располагает медицина. Не очень-то приятно пускать в ход такое сомнительное зелье, но в Бенаресе перед стартом мне велели в случае каких-либо неясных симптомов вкатить каждому из вас полную порцию.

– Гуранин говорил, похоже, что у Белова менингит, – заметил штурман.

– Это не менингит.

О’Брайен помешкал еще минуту, но врач заново наполнял шприц и, видимо, не собирался вдаваться в дальнейшие объяснения. О’Брайен посмотрел на неподвижную спину капитана Гоза и сказал:

– А как со снимками? Еще не проявлены? Хотелось бы поглядеть.

Капитан отвернулся от иллюминатора и, заложив руки за спину, прошелся по рубке.

– Скафандр и все снаряжение Белова тоже с ним в карантине, – негромко ответил он. – Так распорядился доктор.

– А-а. Вот это жаль. – О’Брайен понимал, что пора уходить, но любопытство взяло верх. Эти двое чем-то встревожены, и их тревога куда сильней, чем страхи, которые одолевают русских. – Белов сказал мне тогда по радио, что марсиане явно были гуманоидами. Поразительно, правда? Жизнь развивалась тем же путем, подумать только!

Шнейдер осторожно опустил шприц.

– Тот же путь развития, – пробормотал он. – Та же эволюция и та же патология. Хотя тут нет полного сходства ни с одной болезнью, вызываемой земными микробами. Но восприимчивость такая же. Это ясно.

– То есть, по-твоему, Белов подцепил какую-то марсианскую болезнь?! – изумился О’Брайен. – Но этот город такой старый! Ни один микроб не может существовать столько времени.

Маленький толстенький Шнейдер решительно выпрямился.

– С чего ты взял? И на Земле известны несколько видов, которые могли бы продержаться. А уж споры – сколько угодно.

– Но если Белов…

– Довольно, – прервал капитан. – Вам не следует думать вслух, доктор. И вы держите язык за зубами, О’Брайен, пока мы не решили довести это до всеобщего сведения. Следующий! – вызвал он.

Вошел Том Смейзерс.

– Послушай, док, – сказал он. – Может, это и не велика важность, но у меня что-то трещит голова, сроду так не трещала.

Остальные трое переглянулись. Шнейдер невнятно, вполголоса выругался, выхватил из нагрудного кармана градусник и сунул в рот Смейзерсу. О’Брайен перевел дух и вышел.

Вечером всем было ведено собраться в столовой, она же спальня. Шнейдер встал на стол, вытер ладони о джемпер; лицо у него было усталое.

– Вот что, люди добрые, – начал он. – Николай Белов и Том Смейзерс больны, Белов – тяжело. Симптомы такие: небольшая головная боль и жар, то и другое быстро усиливается, появляются резкие боли в спине и суставах. Это – первая стадия. Сейчас на этой стадии находится Смейзерс. А Белов…

Никто не вымолвил ни слова. Все сидели вокруг непринужденно, словно бы просто отдыхая, и слушали. Гуранин и Лаятинский подняли головы от шахматной доски с таким видом, словно из одной только вежливости вынуждены слушать какие-то пустяки, не идущие ни в какое сравнение с их неоконченной партией. Но когда Гуранин, двинув локтем, уронил своего короля, ни тот, ни другой его не подняли.

– Что до Белова, – чуть помолчав, продолжал врач, – у него теперь вторая стадия болезни. Для нее характерны внезапные скачки температуры, бред, нарушение всех функций организма – это, разумеется, означает, что поражена нервная система. Весь организм настолько выведен из равновесия, что разладилась даже перистальтика, и поддерживать его приходится внутривенными вливаниями. Среди прочего сегодня же вечером мы устроим наглядный урок внутривенного питания, чтобы каждый из вас мог сделать укол больному. На всякий случай.

Гопкинс, радист, сидевший напротив О’Брайена, беззвучно ахнул.

– Теперь так. Чем они больны, я не знаю, – и это, в сущности, все, что я могу вам сказать. В одном я уверен: это не земная болезнь, хотя бы уже потому, что никогда я не сталкивался с таким коротким инкубационным периодом и с таким молниеносным развитием. Видимо, Белов подхватил эту болезнь в марсианском городе и занес на корабль. Я понятия не имею, насколько она опасна, хотя в подобных случаях следует приготовиться к худшему. Сейчас у меня одна надежда: эти двое свалились прежде, чем я успел ввести им дуоплексин. Всем остальным – и себе в том числе – я сделал укол. Вот и все. Есть вопросы?

Вопросов не было.

– Ладно, – сказал доктор Шнейдер. – Хочу вас предупредить, хотя в наших условиях это, пожалуй, даже излишне: каждый, у кого заболит голова – все равно, виски ломит, или затылок, или еще что, – обязан немедленно явиться в изолятор. Очевидно, эта штука чрезвычайно заразительна. А теперь придвиньтесь поближе, я покажу, как делать внутривенные вливания. Капитан Гоз, разрешите продемонстрировать на вас.