Королевская канарейка (СИ) - Кокарева Анна

— Смотрю, — скупая усмешка почти не раздвинула его губы, — не бойся, прекрасная, что бы я ни видел, это останется со мной. Я друг тебе, в первую очередь.

Ох ты ж… может, что другое имеет в виду? Пеллериен уши греет, не спросишь… впрочем, сказано достаточно. Видел. Ладно, кабы хотел нагадить, так уже бы… он ведь не будет заниматься всякими глупостями вроде шантажа?

— Прекрасная, я так устал, что даже рассердиться на тебя не могу, — голос ровный, монотонный; лицо осунувшееся, губы бескровные. Здорово его Ганконер приложил, похоже.

И да, думаю, к королю Глоренлин дружбой не пылает. Сколько помню, служить ему раньше он не больно хотел, да и вовсе от двора подальше держался. Ну, предположим, сейчас он ради лицезрения прекрасной меня тут подвизается, но Трандуил-то почему его не выгонит? Логично же было бы.

— Не совсем, — он по-прежнему сидел, откинув взлохмаченную голову, и русые волосы казались темнее на фоне белого мрамора, — раньше Рутрир правой рукой был, везде на подхвате. Можно, конечно, на кого помоложе поменять, да у меня возможности выше. А владыка, как ты, наверное, заметила, практичен. Стравив меня с Ганконером, он взаимно нас ослабляет, да и служу я, если служу, на совесть. Да, чтобы видеть тебя, чтобы защитить в случае чего. Я Трандуилу выгоден сейчас — достаточно сильный, чтобы служить, достаточно слабый, чтобы элу не переживал о соперничестве. У Эрин Ласгалена отличный король, — шаман улыбнулся, и я поняла, что дела плохи: возможно, в скором будущем увижу его труп.

Вот буквально увидела — белое лицо, пересохшие губы, открывающие острые кончики зубов, навсегда опущенные ресницы.

Он, похоже, и это уловил:

— Я был неосторожен, позволив себе увидеть тебя, тогда, в роще. Опрометчиво думал, что силён, что справлюсь — я же не какой-то… — он смолчал, и я поняла, что ревность и злость аранена обоснованы, что Глоренлин точно так же злится и ревнует. — Думал, если есть магия, ради которой я многое, многое отверг, то и это пройдёт стороной. Я был самонадеян — и расплачиваюсь. Но не могу ни о чём жалеть.

М-да, вот уж для кого любовь была лишняя, и ничего хорошего ему не принесла. Не дожидаясь заверений в общей своей невиноватости и великолепном сиянии (а что катком переехала прекрасную состоявшуюся личность, до того вполне счастливую и самодостаточную — так это судьба, ага!), подскочила, подошла поближе и наклонилась и зло сухо зашептала:

— Эру Глоренлин, твой подарок, Нурарихён, спас мне жизнь на болотах, хотя там так страшно было, что хотелось скорее умереть, только чтобы перестать испытывать ужас. Может, ты и хочешь умереть сейчас, но я не дам, и ты меня потом поблагодаришь — хотя бы потому, что ты не такой, как прочие, у тебя великий дар, который не стоит убивать, прислуживая королю ради частички какого-то там пламени! — бодро развернулась, думая пойти к Трандуилу прямо сейчас и потребовать, чтобы Глоренлина удалили от двора.

Он побудет вдалеке и снова оживёт. Я не стану причиной его смерти, а уж тут я своим видениям доверяла. Когда детишек эльфийкам обещала, всё казалось, что вру, хоть и правда дети появлялись. Но сны и видения, такие короткие, вроде бы всего лишь мыслеблудие — их я научилась отслеживать, и тянуть не хотела. Обозлилась.

— Нет, — он стоял уже у выхода, прикрывая его.

Гневно закусила губу, нахмурилась и попыталась обойти. Глоренлин не сильно мешал, но вдогонку обронил:

— Поединок прямо сейчас, если ты сделаешь то, что собираешься, — застыла, как соляной столп, не веря своим ушам, а он примирительно добавил: — Это не шантаж, просто могу же я выбрать? И ты можешь.

Несколько оглушённая, задумчиво вернулась в библиотеку. В ушах пищало, воздух стал ватным. Упёрлась горячим лбом в прохладное тёмное дерево книжного стеллажа, а Глоренлин, подойдя довольно близко, тихо говорил:

— Я просто вижу тебя каждый день, ничего более не требуя. На рожон не лезу. Владыка имеет нужного слугу, ты не мучаешься виной и не горюешь, что ещё один умер из-за тебя. Хорошая сделка, — и, с усмешечкой: — Ты же любишь хорошие сделки, да, богиня?

Всё-таки да, видел, и не удержался, чтобы не куснуть. Мне очень хотелось избить его палкой, толстой, из сырого дерева, но я только порычала в стеллаж, и на том всё.

Трандуил, с которым встретились у дверей трапезной, спросил, что это я такая красная — и тут же без улыбки перевёл взгляд на Глоренлина. Тот похоже, выполняя условия сделки, был тише воды, ниже травы, а вот охранница моя, я даже спиной почувствовала, со страшной силой генерировала вину. Хотя, как по мне — ни в чём была не виновата. Владыка, судя по лицу, считал иначе, но буркнул:

— Сделка и правда хороша, эру Глоренлин честен и слово держит. Думаю, стоит уважать его решение. Я буду иметь слугу, ты не будешь мучаться, что ещё одного проводила в чертоги.

Что по поводу честности короля и хорошести сделки думал Глоренлин, никто не узнал, потому что он просто молча поклонился.

Блюдце, на котором горкой гранатов поблёскивала очищенная мякоть яблок Дэркето; зелье, по запаху которого понятно было, каково действие — я всё съела и выпила, не задумываясь, борясь с ещё неостывшей злобой, и в какой-то момент король, тоже зло, сквозь зубы процедил:

— Обо мне думай, — и стиснул край стола.

Наконец осознала, что сейчас будет хорошее, меня поласкают, я смогу забыться — и со знанием дела ещё и июньское пирожное тяпнула. Король проводил его очень каким-то задумчивым взглядом. И то верно, я, по идее, их видела-то всего однажды и в прошлый раз смотрела с подозрением.

Подумалось легкомысленно, что обойдётся, и что мир хорош — и поняла, что зелья действуют лучше некуда, но сопротивляться действию не собиралась и чувствовала себя томной коровушкой, вздыхая и посматривая искоса на короля, не спеша ведшего застольные беседы. Всё-таки эльфы знали толк в травах, и зря я раньше чуралась их искусства, когда можно было расслабиться и порадоваться.

В какой-то момент владыка очень внимательно посмотрел в глаза, видно, остался доволен и без смущения, не понижая голос, сказал:

— Valie, настало время соединить наши фэа и хроа, — и вальяжно поднялся, подавая руку.

Легко было подать руку и поддаться — и я поддавалась и поддавалась, когда он обнимал, шепча, что наконец-то я не сопротивляюсь, хотя бы глубоко внутри, и не боюсь, и как он этого ждал.

Как он терпел, я не знаю. Всё-таки самообладание старых эльфов выше моего понимания — да, он иногда резко перехватывал свой член, грубо сжимая у основания и не давая белёсым каплям пролиться; вздрагивал животом, еле дышал, но неторопливо входил пальцем внутрь, и смотрел — беззащитным, уязвимым, расфокусированным взглядом. Приоткрытый от удовольствия рот, тяжело вздымающаяся грудь, болезненно заломившиеся брови… То, что он постоянно тёрся голым горячим телом и опутывал сетью прикосновений, сделало кожу очень чувствительной, и я готовилась ухнуть в огненную бездну, помня, как это бывало раньше, когда он медленно доводил до любовного безумия — себя при этом предельно контролируя. Тем удивительнее было, что, впервые на моей памяти, он не удержал себя и внезапно забился, выгнулся, вскрикивая ломко и хрипло. Брызнуло на грудь, пара капель попала даже на губы, а король обмяк и стал очень тяжёлым. Виновато вздохнул:

— Не мог больше, — он уже не вёл, позволяя себя ласкать, гладить волосы и уши, спину, опускаться по позвоночному столбу и сжимать подтянутые ягодицы, играя хвостиком из золотистых (я помнила!) волосков, начинающих расти на пояснице и спускающихся по крестцу, — подожди немного, и мы действительно соединимся…

С ужасом подумала, что было бы, если бы он мог раздувать такой пожар и не имел силы потушить его — телесное напряжение становилось неприятным, начинала гудеть голова, низ живота сводило болью; но тут король снова ожил, и волна желания, и без того огромная и пугающая, начала вздуваться всё выше и выше, и всё, что я могла — это хоть как-то удерживать сознание, но это было недолго, а потом мы соединили наши фэа и хроа — и мир стал огнём.