Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Можешь назвать меня дурой, но я не понимаю, как это связано с фотографией, — сказала я.

— С фотографией? — удивился Ода. Как будто я по ошибке зашла в подвал не к тому чудаковатому профессору.

— Связь есть, — заверил его Тристан. — Даю вам слово, что расскажу все, как только вы подпишете некоторые бумажки. Это, к сожалению, обязательно. А пока не могли бы вы объяснить нам ОДЕК?

Ода-сэнсэй пожал плечами.

— Если вкратце, — сказал он (у меня не было чувства, что все его мысли сейчас заняты наукой), — то вот установка. Вы помещаете внутрь живую нервную ткань. Закрываете крышку, создавая замкнутую среду. Закачиваете жидкий гелий…

— Погодите-погодите, — запротестовал Тристан. — Вы впервые упомянули криогенику.

— Вы замораживаете кота?! — ужаснулась я.

— Нет, нет, — укоризненно произнес Ода. — Это было бы жестоко. Смотрите сами, ящик надежно теплоизолирован! И у него есть собственное воздухоснабжение, коту хватит на час. — Он показал мне толстый слой пеноматериала, закрепленный с наружной стороны фанеры. Потом отвел руку на два дюйма в сторону и похлопал по внутренней стороне контейнера. — Ящик целиком погружен в жидкий гелий, охлажденный до нескольких градусов выше абсолютного нуля.

— Достаточно холодный, — предположил Тристан, — чтобы образовать конденсат Бозе — Эйнштейна?

— Мне нравится, когда вы ругаетесь грязными словами, — произнес Ода с настолько невозмутимой миной, что я не сразу поняла, шутит он или нет. — Да, мы начинаем с того, что изолируем подопытный экземпляр…

— В оболочке из материи, которая вся находится в одинаковом квантовом состоянии, — сказал Тристан.

— Вы договариваете друг за другом фразы. Красота! — вставила я.

— Потом объясню, — ответил Тристан.

— При низких температурах некоторые соленоиды становятся сверхпроводимыми, — добавил Ода, постукивая пальцем по тому, в чем я угадала магниты. — Здесь устанавливается рециркулирующийся и самоусиливающийся ток. Его состояние можно считывать аналого-цифровыми конвертерами с частотой замера примерно мегагерц. Мы тогда считали ее довольно высокой.

— Так вы читаете мысли кота? — спросила я.

— Не столько это, — ответил Ода, — сколько ищем сигнатуры начинающихся волновых коллапсов.

Тристан мгновение стоял как в столбняке, потом резко провел раскрытой ладонью в воздухе возле уха. «Отлично, — подумала я. — Почувствуй на своей шкуре, каково мне приходится».

— Не поняли? — спросил Ода.

— Да, сэр.

— Я играю с перенормировкой.

— А.

— Именно она определяет, во что скорее всего коллапсирует функция. Играя с ней, я могу изменить вероятности.

— Вы можете творить магию, — брякнула я.

— Вроде того, — ответил Ода. Затем тоном вежливого любопытства спросил: — Так вы об этом хотите говорить? О магии?

— Засекречено, — сказал Тристан и пригвоздил меня злобным взглядом. Затем повернулся к Оде: — В обычных условиях мы можем строить обоснованные предположения, что именно произойдет при коллапсе волновой функции. Вы получаете возможность это дело подтасовать.

Ода скорбно кивнул:

— Но лишь иногда. И я не могу объяснить вариации. Вот почему мою заявку отвергли. Почему ДАРПА не продлило мне грант.

— А что делает компьютер? — спросил Тристан.

Ода вздохнул:

— Он, увы, делал слишком мало. Как я сказал, для своего времени это была замечательная машина. И тем не менее — несмотря на всю программную оптимизацию, — его не хватало, даже когда он работал на полную мощность.

— То есть он не просто регистрирующее устройство.

— Он во многом контур обратной связи. — Ода глянул на меня и пояснил: — Чтобы ОДЕК работал, компьютер должен получать сенсорные данные, выполнять некие очень нетривиальные вычисления и решать, как изменить проходящий через катушки ток. Делать это он должен быстро, иначе ничего не выйдет. А он работал недостаточно быстро.

— Какие характеристики у этого «Индиго»? — спросил Тристан.

Ода вздохнул.

— Даже не хочу вам говорить.

— Почему?

— Вы будете смеяться.

— Не буду.

— Один процессор. Сто семьдесят пять мегагерц. Пятьсот двенадцать мегабайт ОЗУ.

Тристан рассмеялся.

— Я же говорил, — сказал Ода.

Тристан мгновение стоял, глядя на аппарат.

— С современными компьютерами… или с их кластером… мощными процессорами… более высокой частотой… все ваши проблемы на этом фронте разрешимы.

— Возможно, — кивнул Ода, — но у меня нет для этого ни места, ни средств, а статья в «Клаксоне» сделала меня посмешищем всего научного сообщества, так что больше мне финансирования не получить.

— Как обидно, — сказала я. — Тем более если теория здравая.

— Никто не финансирует теории. Финансируют результаты, — сказал Ода. — Результаты не были надежно воспроизводимы. Ошибкой было использовать котов. Слишком легкая мишень для насмешек среди далеких от науки людей.

— Что, если мы дадим вам финансирование, чтобы создать аналогичную установку на основе новейших компьютеров? Установку размером с комнату? — спросил Тристан.

Ода улыбнулся осторожной улыбкой умудренного годами человека.

— Встанет проблема масштабирования. Требуемая вычислительная мощность растет как квадрат объема камеры.

Тристан быстро подсчитал в уме.

— Значит, как шестая степень размеров ящика. Ничего страшного. Пусть будет маленькая комната. Об остальном позаботится закон Мура.

— Даже не упоминайте этого при Ребекке, иначе она погонит вас из дома секатором. Это был очень тягостный и унизительный период. Она не вынесет повторения.

— Все будет происходить под покровом секретности. «Клаксон» не узнает. Никто не узнает.

Ода задумался.

— А если Ребекка согласится? — спросила я.

Ода пожал плечами:

— Это был мой любимый проект, и, конечно, мне хочется увидеть его работающим. И я вообще склонен говорить «да». Но я хотел бы знать, зачем вы этим занимаетесь.

— Я расскажу вам все, как только вы подпишете соглашение о неразглашении, — ответил Тристан.

Ода чуть заметно улыбнулся про себя, затем вновь перенес внимание на Тристана:

— Тогда вам придется попросить Бекку, чтобы она тоже подписала. Я не буду ничего от нее скрывать.

— Стоукс, иди наверх и займись этим, — сказал Тристан, не глядя в мою сторону. — Нам с профессором надо поговорить о деле.

Из дневника Ребекки Ист-Ода

6 марта

Температура около 43о по Фаренгейту, погода ясная и сухая, ветер слабый западный. Барометр стоит.

Галантусы цветут. Крокусы скоро распустятся, буддлею обрезала, морозник взошел. Ведьмин орех цветет, у сирени набухли бутоны. Посеяла первую рассаду базилика, перцев и помидоров (под лампами) и срезала последнюю кудрявую капусту. Выкопала пастернак — после холодной зимы он слаще.

Сегодня было странное происшествие. К Фрэнку пришли двое — Тристан и Мелисанда. Они откуда-то узнали про его старую патентную заявку на ОДЕК, о которой я предпочла бы забыть раз и навсегда. Они заявились без предупреждения сегодня днем. Он явно военный, напористый, как лабрадор (мне особенно вспомнился тот, которого дядя Виктор натаскивал на уток). Она помягче, сдержаннее, более вежлива.

Фрэнк принял их в парадной столовой, где у него теперь кабинет. (Мелисанда восхитилась, что хотя люстру переделали под электричество еще сто лет назад, а до этого переделывали