Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы позвонили. Открыла пожилая женщина. Не японка, европейского вида. И даже коренная американка белого протестантского типа во всем, включая то, как она нас встретила.
— Ребекка Ист, я полагаю, — обратился к ней Тристан, протягивая руку.
— Ребекка Ист-Ода, — поправила она. На восьмом десятке, черные с проседью волосы уложены в пучок, свитер от Лоры Эшли — живое воплощение той особой породы новоанглийских конгрегационалистов, в которой холодный аристократизм сочетается с крестьянской закалкой. Такая женщина вежливо предложит вам валить в жопу, и вы отвалите, как миленькие, просто чтобы ее не огорчать.
По счастью, она не выразила свое пожелание словесно. Тристан объяснил, что мы хотим поговорить с профессором о его проекте времен МТИ. Ребекка с явной неуверенностью поджала губы.
— Это важно, — сказал Тристан.
— Фрэнк не любит говорить о работе с тех пор, как ушел на пенсию, — ответила она.
— Мы много времени не отнимем, и он будет рад нашему визиту, — возразил Тристан.
Ребекка смерила его подозрительным взглядом.
— Фрэнк сейчас отдыхает. Попробуйте заглянуть завтра.
Тристан открыл было рот, но я стиснула ему руку, вонзила ногти в запястье и заговорила:
— Прошу извинить нашу грубость, но мы были бы чрезвычайно вам признательны, если бы Ода-сэнсэй рассмотрел возможность уделить нам немного времени.
Ребекка некоторое время с осторожным интересом изучала мое лицо, затем метнула взгляд на Тристана — словно проверяя, заметил ли он, что она отвечает мне, а не ему, — и сказала:
— Я посмотрю, проснулся ли он.
Как только она ушла в дом, я повернулась к Тристану:
— Когда говоришь по-японски, с подобострастностью переборщить невозможно.
— Она не японка, — буркнул он.
— Я просто дала понять, что знакома с культурой ее мужа. — Словами не выразить, как мне было приятно, что я для разнообразия оказалась более компетентной. — А это означает, что мы будем держаться почтительно, а ей это важно, иначе она бы не отшила тебя с порога.
— Женщины все так усложняют, — с притворным отчаянием заметил Тристан.
— Если ты собираешься наезжать на меня с сексистскими штучками, то ничего не выйдет, — парировала я. — Первое, что ты про меня узнал: я женщина. Завязывай с этим делом.
— Стоукс, ты норм, — сказал он и взъерошил мне волосы, будто младшей сестренке.
Я оттолкнула его руку. Прежде чем выяснение отношений перешло в более активную стадию, на лестнице застучали деревянные башмаки — Ребекка Ист-Ода спускалась к нам.
Диахроника
день 221 (начало марта, 1 год)
В которой мы знакомимся с доктором Одой. И его женой
Она провела нас в дом, где чуть заметно пахло старым деревом и старой шерстью — я всегда воображала, что так пахли викторианские дома в викторианскую эпоху, пока недавно не выяснила горькую правду: на самом деле по крайней мере здесь, в Лондоне, они воняют китовым жиром, пачулями (их вплетают в женские шали, чтобы моль не съела ткань по пути из Индии), засорившейся канализацией. Теперь я убеждена, что тут все ходят в церковь ради ладана.
Но вернемся к нашей истории: Ребекка провела нас в комнату справа, где когда-то была парадная столовая, а теперь располагался кабинет ее мужа. Раздвижные окна впускали много света; книжные шкафы занимали обе дальние стены, оставляя место лишь для камина. На полках теснились кипы бумаг, журналы и скоросшиватели без какой-либо различимой на глаз системы. Доктор Фрэнк Ода, поджарый и бодрый японо-американский джентльмен с внешностью рассеянного ученого, сидел за столом, развернутым в сторону улицы. Ребекка представила нас и предложила чаю тоном, в котором явственно читалось: лучше бы мы ушли раньше, чем закипит чайник. Тристан с его полной социальной глухотой ответил: «Спасибо, да».
Профессор с улыбкой указал нам на гарвардские стулья перед его столом, поспешно убрав с одного потрепанные томики — «Анну Каренину» и «Геометрические перспективы теории калибровочной инвариантности» (под ред. д-ра Фрэнка Оды). Мы сели, и Тристан немедленно начал излагать, что мы пытаемся сделать (не упоминая, зачем это нам) и как наткнулись в интернете на его отвергнутую патентную заявку. Лицо у профессора Оды стало задумчивым.
— Чтобы не изобретать велосипед, мы решили обратиться к вам — может быть, вы расскажете нам о своем устройстве и почему оно работало или не работало.
Ода глянул на него оценивающе.
— Вы же не из ДАРПА?
— Нет, — быстро заверила я. — Это совершенно другой проект. Я — лингвист.
Последние слова должны были продемонстрировать всю меру нашей безобидности.
Ода, нахмурясь, покачал головой.
— Тогда я не понимаю цели вашего исследования.
Тристан улыбнулся своей бойскаутской улыбкой.
— Я не могу вам ничего больше сказать, пока вы не подпишете соглашение о неразглашении. Я думал, мы просто побеседуем о вашей старой работе.
Ода улыбнулся в ответ.
— Стану ли я делиться информацией с теми, кто не делится ею со мной?
Тристан прибавил лучезарность улыбки до уровня «вожатый бойскаутского отряда».
— Вы не хотите поговорить о физике с собратом-физиком во имя науки?
— Если это прикладная физика, он хотел бы знать, к чему ее собираются приложить, — произнесла Ребекка Ист-Ода из дверей кабинета.
Профессор улыбнулся ей. Очень ласково.
— Все в порядке, Ребекка. Это детишки. Они любознательны. Мне по душе любознательность. И если ты зашла спросить, то пусть будет дарджилинг.
Она кивнула и ушла; Ода вновь посмотрел на Тристана.
— Как вы, наверное, прочли в заявке, я пытался остановить коллапс волновой функции — особенно в живой нервной ткани.
— В мозге, — перевел Тристан.
— В кошачьем мозге, — добавила я.
Ода глянул на меня с видом: «Ну вот, опять началось» и втянул воздух.
Тристан метнул в меня выразительный взгляд.
— Мы прекрасно поняли, что вы не убивали котов, — продолжала я.
— Котов, которых так и так взяли из убойного приюта, — подхватил Тристан.
Словно по подсказке, черная кошка запрыгнула Оде на колени и принялась мурлыкать.
— Мне было интересно, — осторожно начала я, — почему кошки? Нельзя ставить тот же опыт на мозге червяка, например?
— Можно, — сказал Ода, — но тогда было бы сложнее оценить результат, поскольку трудно узнать, что червяк думает. В случае кота сомнений обычно не бывает.
— Ясно. А в таком случае почему не на людях?
— Из-за Хельсинкской декларации! — фыркнул Тристан.
Ода кивнул.
— Отчасти из-за этого. Но даже если бы не было юридических ограничений, меня бы остановила физическая невозможность.
Тристан, который пребывал в приподнятом состоянии духа с тех самых пор, как узнал про фотографию солнечного затмения, немного сник.
— ОДЕК не работает для
