Тени Лордэна - Алессандр Рюкко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай, дыши… дыши, — пробормотал Хромос, высматривая табурет или что-то иное, на что можно было подставить под ноги, но ничего подходящего на опустевшем эшафоте не нашлось. — Чёрт! Выхода нет, придётся резать верёвку. Вдохни поглубже.
Дезориентированный и ослабший Янс попытался ему возразить, но Хромос уже отпустил товарища, обнажил меч и принялся пилить канат.
Предназначенная для рубящих ударов кромка клинка была заточена под большим углом и довольно скверно резала крепкие пеньковые волокна, так ещё верёвка, имея только одну точку фиксации на балке и не то чтобы очень тяжёлый груз на другом конце, коварно извивалась под мечом как змея, мешая и без того непростому делу спасения. Быстро поняв, что таким темпами он ни за что не управится и к концу дня, Хромос отшагнул назад и направил магическую энергию в оружие. Мифриловая сталь быстро откликнулась на колдовскую силу, и поверхность меча в считанные мгновения покрылась сотней маленьких молний. Со второго размашистого удара канат нехотя оборвался, и убийца безвольным мешком грохнулся на доски помоста.
Припав на колени, Хромос ослабил хватку петли и стянул её с шеи товарища, после чего перевернул Янса на спину. Он был жив. Пускай весь план по спасению пошёл наперекосяк, но хаотичная череда внезапных преград всё же привела к желаемому исходу. Казнь была расстроена, и по раздутому лицу убийцы текли слёзы, которые потерявший и вновь обретший надежду Хромос принял за слёзы радости.
— Нам надо уходить, — сказал капитан, поднимая Янса за плечи. В ответ тот только протяжно замычал и сделал пару коротких, отрицательных поворотов головы, не в силах оказать большего сопротивления. — Знаю, что больно, но время не ждёт.
Просунув голову в кольцо скованных рук, Хромос взвалил Янса на спину и не слишком спешными шагами, чутка раскачиваясь из стороны в сторону пошёл назад к лестнице. С высоты эшафота он видел, что людей на площади почти не осталось, ни стражей, ни гвардейцев нигде не было видно, и все дороги к бегству были открыты. Впервые за день он почувствовал ликование, а затем вся округа в белом сиянии.
Ворвавшийся в битву Одвин прикончил ангела, и тот унёс в небытие вслед за собой добрую сотню неповинных жизней. Его могучая воля исчезла из этого мира, и сдерживаемая в теле мистическая энергия разлетелась по округе, обращая всё живое в камень, предавая изменяемому неподвижную форму завершённости.
Стальной доспех защитил Хромоса от гибельного света, лишь немного ослепив глаза, и он бл полон решимости и сил продолжать путь, но внезапно почувствовал, как за его спиной резко прибавилось веса, причём только с одной стороны. Потеряв равновесие, капитан несколько раз оступился, а затем повалился с края помоста прямо на землю. Послышался лязг доспехов и грохот разбивающегося мрамора.
Ушибленное плечо страшно ныло, заточённая в стальном котелке голова шла кругом, и все тело не желало слушаться. И без того потрёпанный капитан с помощью волевого усилия и грязного ругательства перевернулся на живот и, немного приподнявшись на локтях, взглянул на раненного товарища. Вся левая половина Янса обратилась в белый камень. Рука и нога отломились при падении, а лицо являло собой жуткую картину. Одна его сторона застыла в гримасе боли и негодования, в распахнутом белёсом глазу читалась обида, а распухшие губы скривились в бессильном оскале, от другой же его части, сохранившей плоть и кровь, исходило блаженное спокойствие. Каждый его мускул был расслаблен, веки заплаканного глаза закрылись на веки, а на половине обветренных губ словно бы проскальзывала лёгкая, неуловимая улыбка.
Всё ещё пребывая в отуплении после тяжёлого удара и не желая верить в такой несчастливый поворот событий, Хромос подполз к мертвецу и, потрясая Янса за грудь, несколько раз окликнул его по имени, но безрезультатно. Его земной путь подошёл к концу.
Вскоре к капитану пришло осознание произошедшего, а вслед за ним и всеобъемлющий гнев, притупивший боль и придавший новых сил. Хромос поднялся на ноги и огляделся вокруг. На опустевшей площади лежала ещё добрая сотня частично окаменевших людей. Кто-то из них умер ещё до преображения, другие, подобно Янсу, почти что мгновенно сгинули в процессе, а тем, кому не повезло больше остальных, лежали ничком на брусчатке и вопили что было мочи при виде своих рук, ног и животов, превратившихся в каменные обломки. Стоило им пошевелиться, как места стыка плоти и мрамора расходились, и из открывшихся ран тут же начинала сочиться кровь. Тело пронзала нестерпимая боль, люди дёргались, и плоть разрывалась шире прежнего. Зазубренные каменные края жадно впивались в живые ткани, резали, истирали их, взывая адские мучения, но затвердевшие части не желали так просто отваливаться, крепко держась за неразделимо слившиеся с ними кости.
Всем им грозила скорая смерть от кровопотери, если прежде их не добьёт новая вспышка. Они были обречены, и всякая бессмысленная попытка спасти хотя бы одного из них, означала неминуемую смерть для героя. Интуитивно осознавая это, Хромос поднялся на ноги, и слегка прихрамывая, поспешил покинуть площадь и убраться подальше от битвы чудовищ, превосходивших сильнейших из человеческого рода. Завидев рыцаря в сверкающих доспехах раненные люди из последних сил протягивали к нему измазанные в крови руки, слёзно моля его о помощи, и бросали ему в спину проклятия, когда он, даже не сбавив шага, пробегал мимо них.
Укрывшись среди городских улочек, запыхавшийся и облившийся с ног до головы потом Хромос повалился спиной на стену здания и медленно сполз на землю. Сидя в тени, он поднял забрало и принялся жадно глотать свежий воздух, как если бы это его самого только что пытались повесить.
Мимо него пробегали испуганные горожане. Одни спешили домой к родным, страшась, что несчастие уже постигло их семьи, другие, собрав кое-какие-вещи и прихватив деньги, бежали из своих жилищ, оказавшихся в непосредственной близости от поли брани, чьи громоподобные звуки разносились по всему городу, заглушая вопли. Вокруг творился сущий хаос, но капитану было на него плевать. Известный ему мир, надломившийся в тот вечер, когда перед ним предстал воскресший Сентин, окончательно рухнул, и на его место пришла новая, картина, в которой не находилось ничего знакомого, в которой он был немощен, беззащитен и в которой он остался совершенно одинок. Он не знал, куда ему теперь идти и что теперь делать.
