Убийство по-китайски - Анастасия Юрьевна Попандопуло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выжлов, похоже, заметил мое замешательство, потому что тут же встал из-за стола и подошел ко мне.
– Господа, прошу тишины. Говорить, только отвечая на мои вопросы. Аркадий Павлович, правильно ли я понял, что вы тоже имеете честь знать этого господина?
Я кивнул.
– Неожиданно и… полезно. Прошу вас первым назвать его имя и обстоятельства знакомства.
Я ответил, подчеркнув, что знакомство было мимолетным и никаких особенных сведений я предоставить не могу. Петр Николаевич тем не менее остался моим ответом очень доволен, затем повернулся к отцу Феофану и попросил его ответить на точно такой же вопрос. Келарь ответил, и я полностью перестал что-либо понимать.
– А вы, Дмитрий Васильевич, – затейник, – подошел Выжлов к арестанту. – В монастыре Сумским представились, Аркадию Павловичу вот Ревендиным. Это ведь от английского revenge [20], я не путаю? Очень романтично. Послушаем, что скажет кухарка. Ведь это – кухарка из дома вашего отца, – он указал на рыдающую старуху, – она вас еще маленьким знала. Или вы снова возьмете на себя труд отрицать очевидное?
– Не смейте говорить в таком тоне, – прошипел арестант, и нервное лицо его перекосилось.
– Тон соответствует вашему положению. Положению человека, который живет под чужим именем и подозревается в отцеубийстве.
Страшная догадка пронзила меня. Я вскрикнул и почувствовал, как Борис взял меня за руку. Задержанный снова дернулся.
– Что, думали, никто не дознается? А вот, работает в России следствие. Разрешите, господа, представить – старший сын новопреставленного Василия Кирилловича, Дмитрий Васильевич Трушников. Правда ведь, Улита… Никифоровна?
Старушка закрыла лицо платком и закивала.
– Выведите ее, – несколько брезгливо махнул рукой Петр Николаевич. – Велите снять показания, да подробно. Особенно про тот случай перед Пасхой, когда наш замечательный граф Монте-Крист в дом к своему отцу заявился и скандал учинил.
– Батюшка, прости, – протянула руки к Дмитрию несчастная баба.
– Иди, Улинька. Расскажи. Беды не будет, – неожиданно мягким, совсем ласковым голосом заговорил Дмитрий. – Им уж и так про то все известно. И не плачь…Платок весь измочила. Но я тебе еще дюжину куплю.
– Как мило, – хмыкнул Выжлов. – Может быть, вы не Монте-Крист, а Робин Гуд? Хотели ограбить папашу и все нищим раздать? Впрочем, для следствия это неважно. Следствие у нас работает не на литературных началах, – он бросил насмешливый взгляд на нас с Борисом, – а на основании фактов и строгой логики.
– Работает, работает ваше следствие, да все мимо. Я уж с вашей работой и раньше сталкивался, – процедил Дмитрий.
– Сталкивались, да не столкнулись! И ведите себя потише, господин Трушников. Сейчас на вас не кража отцовых денег, а убийство, да еще такое… Извращенное и отвратительное.
– У вас доказательств нет и быть не может.
– Это мы с вами еще обсудим. Вот сейчас вы на мои вопросы ответите…
– Отвечу тебе, что дурак ты, следователь.
– Уж это… извольте вести себя достойно! Я не посмотрю, что вы дворянского звания, за такие эскапады я вас в карцер отправлю.
– Да неужели вы правда думаете, что это я его убил? – вспылил арестованный и даже попытался встать, но был посажен обратно приставом. – Не трогайте меня! Черт. Неужели вы эту комедию всерьез играете? Неужели непонятно, что я бы своего папашу так просто не убил! Такая легкая смерть такому извергу. Не заслужил он ее вовсе. Как там у вас в бумагах-то написано? «Был одурманен и после убит». Да разве это ему возмездие? Да если все слезы, что из-за него пролиты, вот в эту комнату поместить, так и до потолка бы достало. Вот в этих слезах его бы и утопить. А только и то не сразу. Я бы ему долгую муку приготовил, а потом, может, и помереть позволил. А или другое, – он вскочил, но был снова тут же усажен на место, – другое, господа… Я бы его простил. Простил полностью. От сердца. Так, чтобы потом ни слова не было о прошлом. А все ж… скорее убил бы. Как вы думаете?
И речи, и облик – все удивляло меня в этом человеке. Я во все глаза смотрел на него, силясь разгадать. Выжлов же будто вовсе не находил в нем никаких странностей. Он пошуршал бумагами и равнодушным, каким-то подчеркнуто казенным голосом произнес:
– Таким образом, вы признаетесь в желании убить отца. Необходимо занести в протокол.
– Заноси. Его полгорода убить хотело.
– Это правда, Петр Николаевич. Желания убить мало, – подал голос Борис.
– Мало, но нам все пригодится.
– Не виноват я, понимаете? И не докажете вы ничего. Только время потратите и преступника упустите. А впрочем, мне без разницы. Я на убийцу, в общем, не в обиде, хоть он и перебежал мне дорожку.
– То есть план отцеубийства у вас был?
– Ничего вы не понимаете! План, отцеубийство. Громыхаете, как пустая бочка. – Он неожиданно устало затих. – Мне нельзя в тюрьме вашей сидеть, поймите. Дел много. И болен я.
– Вы посмотрите, как неудачно все сложилось. Сидеть в тюрьме не хотите, а придется. По поводу болезни, так вот доктор. Он вас, так и быть, осмотрит, если нужно. Что до прочего, то фактов против вас предостаточно.
– Каких же?
– Да одно то, что вы под подложными именами жили.
– Мало ли людей… а может, и мало. Да только и это пустое. Имя скрыть у меня другие причины были. Не хотел раньше времени… Глупость, конечно.
– Уж конечно. А скандал с дракой в доме отца перед пасхальной службой? А угрозы его уничтожить? Их многие слуги слышали.
– Он меня тоже убить грозился! – снова взвился Дмитрий. – Или я не человек? Меня можно обвинять, бить, обирать, а чуть я слово, так в тюрьму?