Малыш от генерального - Мария Сергеевна Коваленко

Не самая здоровая реакция на женщину. Дурацкая! Но почему-то от мышки вело. От её хрупкости, искренности, чего-то забытого и настоящего. 

Никакая холодная вода не лечила от желания сжать в руках тонкую талию. Не спасала работа. Сообщения от Карины днями висели в телефоне непросмотренными.

Меньше всего мне сейчас нужен был роман с собственной помощницей. Какой, к черту, вообще служебный роман?! Только держаться от искушения с каждым днем становилось все труднее.

Я хотел Аглаю на работе. Собранную, серьезную. Под столом, на столе – пофиг где.

Хотел в машине. Перепуганную, зажатую. Вытянуть, наконец, ее из угла и отшлифовать сладкой попой кожаные сиденья.

Хотел дома.

Наверное, это желание и сыграло со мной злую шутку. Собственная память ударила из главного оружия тогда, когда не ждал. А прояснилось в голове, когда стало уже слишком поздно.

Кошмары снятся всем. Кому-то чаще, кому-то реже. Раньше я был из числа первых. Проснуться среди ночи в холодном поту было нормой.

Иногда просыпался от крика. Иногда спокойный внешне, но спекшийся от ужаса внутри.

Когда теряешь самого близкого человека, нормы нет. Комфортно не спать двое суток подряд, а потом вырубаться поперек кровати без сновидений. Комфортно после очередного привета из мира Морфея молотить боксерскую грушу или пробегать десять километров по ночному городу.

Комфортно изматывать себя в хлам, давать гневу выйти, пока он не выплеснулся на близких, друзей или подчиненных.

За границами сна комфортно... Терпимо везде. А там, во сне, когда не знаешь, что это все ложь, садистская игра воображения, тяжко.

За последние три года я уже почти отвык от этого «тяжко». Не каждую боль можно вылечить, но со временем рубцуются любые раны. Поначалу ненавидишь себя за желание жить. С отвращением смотришь в зеркало.

Потом смиряешься с гнилой натурой. Все с тем же отвращением пялишься по сторонам. Вводишь в свой дом новых женщин. Не закрывая глаз, честно, без иллюзий берёшь все, что требует тело.

Раз. Другой. Третий...

Пока это не станет обыденным и нормальным.

Учишься, не путаясь, называть их по именам. Выслушиваешь бред, который несут. Меняешь, когда терпение подходит к финалу. Как носки.

По прежним меркам – существуешь. По меркам большинства – живешь.

В достатке, роскоши, не ограничивая себя каким-то строгим ассортиментом тел.

И так до очередного звоночка – сна. От которого и тело, и душу выворачивает наизнанку, снова откинув в стадию отвращения.

В этот раз мне было особенно тяжко. Я видел не минуты прощания в больнице, не ту Настю, которая убила меня своей последней просьбой. А ненормальную девчонку, которую встретил в первый раз и сразу влюбился.

Даже платье на ней было то самое – легкомысленное, голубое, со смешным мультяшным принтом на груди и белым воротничком под горлом.

Если бы не тяжелый фотоаппарат на шее, я бы ни за что не поверил, что передо мной фотограф. Она больше походила на актрису, сбежавшую со съемок детской передачи. Такую милую, нереальную... У меня, уставшего от бесконечных проблем и недосыпа, не было ни одного шанса против этой необычной девчонки.

Прямо на парковке, дожидаясь машину, я покорно позволил ей скормить мне пачку отвратительного шоколадного мороженого, привязать к запястью воздушный шарик и поцеловать.

Потом Настя до сорванных связок спорила, что целовала не она, а я решил языком слизать с её губ шоколадные крошки, но слишком увлёкся. Правда, наверное, была где-то посередине, но поцелуй я не смог забыть ни спустя год после её смерти, ни сейчас.

Невозможно было противостоять этим губам. Нежным, со вкусом ванили, податливым. Мне хотелось ласкать их языком, губами снова и снова. Срывать стоны. Воровать дыхание, чтобы пропитаться этой сумасшедшей насквозь.

Мне просто необходим был её отклик, и я напирал.

– Еще! – обхватывал ладонью затылок.

– Сладкая, – толкался языком в её рот.

– Откуда ты такая взялась? – Отрывался на миг, чтобы опять накрыть ванильные губы.

И целовать.

Целовать.

Сминать тело в руках.

Целовать ещё глубже и наглее. Как свое. Без спроса и стеснения.

Скользить ладонями по телу. Изучать на ощупь то, что уже успел облизать взглядом.

Никогда не чувствовал ничего приятнее в жизни. 

Обычно просыпаться после этого сна было худшей из мук. Мой личный самый гадкий вид пробуждения.

Но в этот раз я очнулся не от привычного внутреннего толчка, высадки на грешную землю, а от стона. Женского, грудного, слишком отчаянного, чтобы быть сном. 

– Аглая? – После сна быстро сфокусироваться не удалось. Я вначале почувствовал под собой женское тело и уже потом понял, кто это.

Вместо ответа в темноте со вздохом поднялась и опустилась обнаженная грудь. В лунном свете я смог рассмотреть лишь острые вершинки и задранную до самой шеи ночную сорочку. Совершенная картина. Только оставалось не понятным, как я ее заслужил.

– Что ты здесь делаешь? – прохрипел севшим голосом.

Вопрос, наверное, был неправильным. Даже не наверное, а точно! Возмездие последовало незамедлительно. Стоило закончить фразу, расслабленное тело подо мной напряглось, глаза странно блеснули и меня толчком опрокинули на спину.

– Боже... Дура... Какая я дура!

Аглая рванула с кровати с такой скоростью, будто увидела ту самую мертвую крысу из отеля. Я чудом успел перехватить ее за руку, но вот удержать не смог.

– Не смей ко мне прикасаться!

Возможно, показалось, но эти слова она произнесла со всхлипом, словно вот-вот готова была зарыдать.

– Аглая, подожди!

Как слепой котенок, я принялся махать в темноте руками, пытаясь вновь достать ее. Но всего за миг Аглая отшатнулась от меня до стенки.

– Не трогай! – прорычала уже со злостью.

– Ты можешь объяснить, что случилось?

Не глядя, я хлопнул по кнопке ночника и прыжком слетел с матраса. Пока