Книга 1. Людомар из Чернолесья - Дмитрий Всатен

– М-м-м, м-н, м-м-м, – промычали где-то совсем рядом, и из соседнего домишки вышел пасмас.

Запах донес людомару, что это молодой олюдь.

Пройдя несколько шагов, пасмас вдруг осекся, быстро нагнулся и подобрал что-то на дороге. Внимательно оглядев находку, он расстроенно сплюнул, отбросил находку и продолжил путь.

Охотник проследил, куда он направился и приблизился к развалюхе, почти землянке, из входа в которую тянуло жареным мясом и овощами. Пахло еще чем-то протухшим, жухлым и застоявшимся, но основной запах еды был неотразим.

Людомар оглянулся по сторонам, прислушиваясь. Никаких звуков приближения кого бы то ни было к деревеньке, он не услышал. Охотник прислонил к стене ближайшего домишки щиты, снял заплечный мешок, переменял плащ на оборотную сторону, которая оказалась похожей на рубище, убрал за куст шлем и, закрыв половину лица грязной тряпкой, вошел в землянку, оказавшуюся харчевней.

Все находившиеся внутри тут же замолчали и обернулись на него. Все четверо, включая хозяйку харчевни.

Затеряться не удалось. Это раздосадовало людомара, но уходить было нельзя. Все и без этого подозрительно его разглядывали.

– Пожрать мне дай, – сказал он как можно громче и сам вздрогнул о того, с какой силой его голос донес его слова. Даже голос поменялся за день пребывания в Боорбрезде.

Хозяйка – старуха, от которой терпко пахло приближающимся тленом, напряженно кивнула и указала рукой с зажатой грязной тряпицей направо. Там стоял рассохшийся стол и пень вместо стула.

Троица, среди которой был и невольный проводник людомара, придвинулась ближе друг к другу и стала что-то тихо обсуждать. Они не знали, что их шепот прекрасно ему слышим.

Вдруг один из троицы посмотрел на охотника с удивленным лицом. Его челюсть безвольно опустилась вниз, глаза широко раскрылись, он неуклюже выдохнул и… залился мальчишеским хохотом.

Сын Прыгуна невольно вздрогнул. Слишком громкий звук.

– Ухо, – с трудом выдавил из себя хохотавший. – Ухо… у него… во-о… вот так. – Он приложил к голове ладонь лопухом.

– Где? – заинтересовались другие, беззастенчиво принявшись разглядывать людомара. – Нет же ниче-е.

– Было… было… оха-ха!

Сын Прыгуна все понял. Он и не подумал, что людомарские уши смогут его выдать. Видать, здесь не слыхивали о людомарах. Хотя…

Он уловил испуганный взгляд старухи. Она поднесла ему небольшой кусок жареной ящерицы, какие во множестве здесь водились. Людомар ел их по пути, но сырыми.

– Деб, – сказала старуха.

Охотник непонимающе на нее посмотрел.

– Один деб, – повторила она, беря плошку в свои руки.

– Что ты говоришь?

– Плати один деб.

– Что это?

Хихиканье в харчевне стихло. Старуха помолчала пару мгновений и поставила плошку перед ним.

– Ешь и уходи, – ласково сказала она, но Сын Прыгуна видел в ее глазах животный страх. – Ешь и уходи. – Она стала медленно отходить, слегка кланяясь ему. – Ешь и уходи!

Он мигом заглотил мясо, поднялся и вышел. Хорошо, что все так быстро закончилось. Но что она говорила про «деб».

– Погодь.

Людомар резко обернулся. Трое юнцов с насквозь пропитыми лицами стояли подле него.

– Про ухо спроси, – громко прошептал один. – Про ухо…

– Скажи нам, откуда ты?

– Я из… города… из замка…

Тот, который спрашивал, продолжал улыбаться.

– Ты беглый, – просто сказал он. – Поэтому у тебя нет дебов. Ого, пасмасы, он даже не знает, что это такое. – Троица залилась дружным хохотом.

Людомар, сам не зная, почему, полез за голенище сапога и вытащил оттуда фиолетовый рочиропс.

– Это деб, – проговорил он полу утвердительно, полу вопрошая, и стал внимательно следить за пасмасами.

Лица последних побледнели. Вопрошавший его нервно сглотнул. Его глаза словно бы приросли к кристаллу.

– Откуда это у тебя? – прошептал пасмас.

Людомар ничего не ответил

Лица троицы вдруг приняли угоднически пресмыкающееся выражение. Один из вышедших быстро исчез в харчевне. И почти сразу оттуда выбежала хозяйка. Она принялась обхаживать людомара с такой любезностью и даже неистовством, что он и сам не упомнил, как снова оказался внутри.

Столы были сдвинуты. Дверь в харчевню плотно прикрыта и подперта, чтобы никто не входил. На столах оказались сразу все запасы, какие могло произвести заведение. Квартет из присмиревших и благоговейно глядящих на него пасмасов робко расположился как можно дальше.

Что такое? Почему это? Что с ними со всеми стало? Что такого в этом рочиропсе? Да, он фиолетовый. Он дает больше тепла, но ведь у них тоже есть такие: и желтые, и голубые, и серые. Кого они в нем увидели?

Запахи пьянили людомара. В который раз он решил на время отставить вопросы в сторону и заняться более приземленным делом. Скудные запасы харчевеньки довольно быстро перекочевали в его желудок.

Старуха подала наикислейшую бражку. Людомар с трудом выпил ее. Зато пасмасы напирали исключительно на нее и вскоре так напились, что еле шевелили языками.

– А… када…к…када ты его нам аддаш, а? Атдавай… – вдруг обратился к нему один из молодцев за соседним столиком. Он протянул руку к людомару, но получил такой удар дубиной, что побледнел и со стоном отпрянул назад, завалившись на спину.

Старуха испуганно улыбалась. Она отложила дубинку в сторону и раскланялась перед охотником.

Людомар отметил, что лицо ее меняется сто раз за миг, когда она отворачивается от него, но ему в лицо она смотрит с неизменной наисладчайшей улыбкой.

Он вытащил рочиропс и протянул ей.

Старуха схватила кристалл и внезапно побагровела.

– О-о, – проговорил медленно второй пасмас. – Он… а-а-а..атдал… слышь? Атдал… Он… ей…

– Тиха, – не сказала, а выстрелила старуха. Она подскочила и стала метаться по харчевеньке.

– Не упрячи-и-ишь… мы все ра..а-авно найдем… хи-хи. – И парень с довольной ухмылкой посмотрел на людомара. – Прячит она… ат нас… хи!

Лицо старухи исказила такая гримаса, словно тысячи игл вонзились в ее тело. Она расплакалась.

– Найдут, – прохрипела она. – Отнимут… не скрою… Ох! – Она внезапно выпрямилась и медленно оглядела всех вокруг.

– А а-а-ана миня… ударила-а… а-а-на миня, – стал подниматься из-под стола получивший по руке пасмас. – Нельзя миня… бить…

– Ох! – повторила старуха и дернулась. Ее лицо из багрового стало белым, а у рта и вовсе каким-то серым.

– Я тебе сей…сейчас… – Поднялся на ноги пасмас и пошел на старуху, но та вдруг выдохнула и стоймя рухнула на пол. – Че-е эта-а-а… а-ана? – Удивился парень.

– Ты ее убил, – проговорил второй пасмас.

– Я ее? Я не трогал даже! – тут же протрезвел первый.

– Нет, ты ее убил, – поднялся третий.

Взгляды всех их были обращены не на старуху даже, но на кристалл.

– Ана ж… мать мне, – проговорил первый, но получил удар в скулу. – Че-е ты… а? – Он рухнул подле мертвой старухи, которую начали быть конвульсии.

Два бывших друга принялись забивать его ногами. С пола послышались икания, плач, стоны и все стихло. Но не успел первый сделать последний выдох, как спрашивавший людомара пасмас – он был половчее – вытащил нож и ударил второго пасмаса.

– Ах, ты! – вскричал тот и накинулся на него, но получил еще несколько ударов ножом и грузно опустился на пол, обильно опорожняясь.

Людомар в ужасе смотрел на все происходящее.

Оставшийся пасмас наградил каждого из лежавших ударами ножа, схватил кристалл и хотел было бежать, но его повело в сторону, и он упал спиной на стену. Только тут он вспомнил, что убил не всех. Отерев окровавленной рукой лицо и оставив на нем кровяные разводы, он с ненавистью посмотрел на Сына Прыгуна.

Людомар с трудом отходил от увиденного. Даже самый лютый хищник – даже огнезмей или омкан-хуут – не будут убивать вот так, ни с того ни с сего! В их убийствах есть смысл. Пусть малый, но есть! А что сотворил этот… этот!..

Пасмас с ошалелой улыбкой пошел на охотника. Людомар поднялся и вытащил из-за голенищ сапог два меча.

– Рипс, – почти разочарованно произнес молодчик. – Рипс ты… а-а-а! – Он закричал так, словно ему воткнули в спину кинжал и… разрыдался. – Оставь его мне… оставь! – Вдруг он изменился в лице. Оно стало злым. – Не отдам. Не заберешь. Нет-нет-нет! – И снова разрыдался. – Оставь а?

– Сядь, – приказал ему людомар. Его трясло от злости и от желания тут же переломать все кости этому неолюдю.

Плача, парень присел за стол.

– Зачем ты сделал такое?

– Поживи, как я… мы здесь… ты бы сделал. Боги дали тебе сил быть рипсом. Посмотри на меня. Кто меня возьмет? Нож – то, чем я только и умею… – Он положил голову на стол и разрыдался так искренне, что ярость людомара несколько поутихла. Однако решение пришло ему в голову. Он не мог отделаться от него. Оно было навязчиво, сродни указанию свыше, будто бы приказ, который невозможно не исполнить. Охотник сжал зубы.

– Кто такой рипс? – спросил он.