Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии - Кристин Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть IV
Великое Падение
Итак, мы нарисовали почти что пасторальную картину, повествующую о том, как развивались человеческая культура и внутренний мир на протяжении более ста тысяч лет. Но внезапно жизненный уклад наших предков, основанный на равенстве и сотрудничестве, оказался разрушенным. Чуть больше чем за тысячелетие его полностью сменил образ жизни цивилизаций Древнего Египта и Месопотамии – патриархальный, строго иерархичный, воинственный. Произошло это между четвертым и третьим тысячелетиями до нашей эры. В последующие века этот образ жизни распространился по всему миру подобно эпидемии. Деревни и города, прежде и не думавшие об обороне, превратились в хорошо укрепленные форты с профессиональной армией, находящейся в полной готовности. Гармония в обществе дала трещины под ударами битв, завоеваний, изнасилований и массовых убийств. Вместо молодых побегов демократии разросся бюрократический аппарат, обслуживающий власть царей и верховных жрецов. Все остальные – от знати и купцов до крестьян и рабов – стали теперь «простыми смертными». Свобода сексуальных связей осталась в прошлом, и женщины превратились в собственность сильных мира сего. Из воспитания детей исчезла любовь, и ее место заняли строгость и подчинение. Культ Великой Богини и оторванность от природы пришли на смену единению с ней.
Эти изменения оказались даже более серьезны, чем переход к земледелию. По-видимому, они отражали глубинные сдвиги в человеческой природе – в душе и сознании; отсюда возникли новые верования, новые ценности, новое отношение к обществу и самой жизни. В книге «The Chalice and the Blade» («Чаша и клинок», М.: Древо Жизни, 1993), уже успевшей стать классикой подобного жанра, Риан Айслер впервые обратила внимание на эти перемены[180]. В них она видит переход от культур, основанных на равенстве, к доминаторским. Этой же теме посвящена работа Джеймса де Мео «Saharasia» («Сахаразия»), где он пишет о смене матриархата патриархатом[181]. Стив Тейлор назвал этот же процесс Великим Падением в одноименной книге[182].
Великое Падение… Звучит так, будто срываешься со скалы и разбиваешься вдребезги. Иудеям и христианам в этом слышится отзвук Господнего проклятия и гнева за непослушание и вспоминаются времена, когда из нашего мира исчезли Божья милость и благодать, сменившись грехом и всеобщим безумием. Кроме того, термин «Великое Падение» навевает мысли, будто древнее общество охотников-собирателей и первых земледельцев было идеальным, а изменение этого образа жизни принесло лишь всеобщий упадок. Это, конечно, совсем не так. Выше мы вкратце писали, что и в сообществах до эпохи Падения было немало изъянов и проблем. Сейчас мы сосредоточимся на отрицательных последствиях Великого Падения, однако следует помнить, что оно принесло с собой и некоторые положительные изменения. Как указывает Стив Тейлор, именно в этот период «языки обрели письменность, а общество – математику, новые науки и технологии». Могло ли все это возникнуть без Великого Падения – вопрос крайне сложный, и в этой книге мы не будем им заниматься.
Глава 12
Великая Сушь
Представьте себе полосу земель шириной примерно в тысячу шестьсот километров, протянувшуюся через всю планету: начинаясь в Северной Африке, она продолжается в Передней и Средней Азии, перекидывается через Тихий океан и ползет до Атлантического побережья североамериканского континента через его южную оконечность. Сегодня в этой полосе умещается большинство нынешних пустынь земного шара: Сахара, Аравийская пустыня, Негев, Тар и Гоби, окруженные полупустынными зонами. Однако так было не всегда. В восьмом – четвертом тысячелетиях до нашей эры в Сахаразии, как назвал этот район Джеймс де Мео, царил довольно теплый и влажный климат (за исключением нескольких более сухих столетий в шестом тысячелетии). На протяжении всего этого периода местность, известная нам как пустыня Сахара, представляла собой влажную саванну с лесами и озерами и давала приют довольно многочисленному населению[183]. Но шесть тысяч лет назад ее умеренный климат стал меняться на более резкий, и за тысячу лет благодатное место превратилось в известную нам пустыню. Разумеется, эта перемена произошла не мгновенно и не повсеместно, но однажды великая сушь утвердилась в регионе навсегда, позволив воде сохраниться лишь в узких поймах рек да в небольших оазисах. С тех пор климат в этой полосе на протяжении вот уже четырех-пяти тысяч лет остается стабильным, но крайне сухим, хотя в более высоких и низких широтах он куда мягче.
Города-государства и система ирригации
Итак, в саванну пришла засуха, и охотникам-собирателям теперь требовалось больше пространства, чтобы прокормиться. Однако все места давно были заняты. В отчаянии некоторые, наверное, стали грабить своих соседей и сгонять их с исконных земель. Другие оставили кочевую жизнь и занялись сельским хозяйством. Но и фермерам приходилось нелегко. Засухи, все более долгие и жестокие, сжигали землю и иссушали колодцы. Многие приспособились и к этому и придумали новые способы ведения хозяйства. В пограничных районах, где дожди временами шли, драгоценную влагу собирали в каналы и подводили к полям и садам. Но в конечном счете заброшенными оказалось множество поселений.
Те, кто устремился в более приветливые земли, попадали в многолюдные места с перенаселенными городами – ведь засухи свирепствовали и там. Иногда местное население использовало тяжелое положение переселенцев, нанимая их работать за еду или превращая в рабов. Иногда наоборот – из пустыни выкатывались волны воинственных племен, покоряя и порабощая туземцев. Так природное явление стало причиной жестокости, социального неравенства, притеснений и эксплуатации.
Естественные озера и оазисы высохли, поэтому их жители прорыли в склонах холмов наклонные туннели, называемые канат или фоггара, чтобы добраться до грунтовых вод. Русла сохранившихся крупных рек в сезон половодья они направляли в обширные и сложные оросительные каналы, чтобы питать свои поля. Но отдельная семья или даже деревня часто была не в состоянии ни построить такую систему, ни поддерживать ее, для этого требовалось централизованное управление и координация усилий крупных человеческих масс. Соответственно, появились новые «профессии»: инженер-ирригатор, надсмотрщик, распределитель продовольствия; вместе с этим усложнились иерархия и бюрократический аппарат.
Первые города-государства возникли в Месопотамии, где засушливый климат превратил обширные болота в плодородные луга. В третьем-втором тысячелетиях до нашей эры цивилизация города Урук, распространившись на Южное Двуречье, строила новые города с центральными башнями-зиккуратами, обширными зернохранилищами и дворцами для знати. Некоторые города, стоявшие посреди искусственно орошаемых полей, были обнесены защитными стенами, что свидетельствует о битвах за плодородную землю. Общество Урука было сильно стратифицировано, в нем выделялась духовная и светская элита. Последние опирались на власть административных центров, в которых собирались и распределялись продукты питания, рассматривались проекты строительства зданий и каналов, контролировалась работа ремесленников и велся учет торговли дефицитными товарами – деревом, камнем и металлами. Для этого использовались глиняные печати и таблички: жители Урука изобрели идеографическое письмо. Со временем враждующие города Месопотамии вошли в состав Аккадского, а затем – Вавилонского царства[184].
Возвышению египетской цивилизации предшествовал долгий период, в течение которого вдоль берегов Нила протянулась длинная цепочка конкурирующих земледельческих поселений под предводительством царьков. Общество в них расслаивалось на классы, для вождей строили дворцы и гробницы, контроль над торговлей переходил в руки знати. Позже, около пяти тысяч лет назад, мелкие княжества слились в одно царство с фараоном во главе. Его столицами были Мемфис и Фивы, другие административные центры располагались в прежних резиденциях племенных вождей[185]. При этом представители правящей касты – как в Египте, так и в Месопотамии – были, судя по всему, потомками воинственных кочевников, вышедших некогда из пустыни.
Завоеватели-кочевники и пастбищное животноводство
Одним из способов выживания на границах надвигающейся пустыни был переход от фермерства к кочевому скотоводству. На влажных пастбищах можно было разводить коров, в более сухих регионах – овец и коз. Пастухи живут в постоянном движении – вслед за дождями и сменой сезонов, туда, где есть вода и корм для скота; кое-где они продолжают свой вечный путь до сих пор. В некоторых районах кочевники и земледельцы нашли возможность мирного сосуществования. С началом сезона дождей пастухи уходили в пустыню, где теперь зеленела свежая растительность, и разбивали лагеря возле оживших источников. Затем, когда колодцы вновь пересыхали, а трава вокруг была выщипана, они гнали скот обратно во владения фермеров – пастись на жнивье и удобрять их поля. За многие века эти люди смогли понять, по каким циклам живет земля, какими путями ходят дождевые облака, и это помогло им выжить, не затевая ссор. На южных границах Сахары, в регионе Сахель, такое взаимодействие двух культур длилось до недавнего времени – до прихода туда экономики и современных технологий[186].