Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси - Василий Седугин

Дружка со свахой и дядькой деревянным молотом били по печи, вынимали из печи каравай, укладывали его в решето, посыпанное овсом, покрывали полотенцем, три раза обносили вокруг примостного столба и торжественно выносили в клеть. Их во всё время сопровождали гости. Потом каравай, украшенный фигурками целующихся голубей и скрещёнными руками, положили в клеть, чтобы в день свадьбы поставить на стол.

Утром в день свадьбы сваха в сопровождении большого числа свадебных чинов с веткой рябины в руках трижды обошла терем; за ней свадебные чины и прислужники в числе до ста человек несли на головах разные принадлежности брачного ложа и брачной комнаты, чтобы отогнать лихих колдунов и колдуний, которые могли внести порчу и нагнать злых духов.

Затем Михаил на коне первым прискакал к собору Спаса Преображения, следом на красочном возке подъехала Мария. По ковровой дорожке они проследовали в собор, где и состоялось венчание. При выходе из собора присутствующие кидали в них зёрна ячменя и пшеницы, а некоторые щипали Марию, чтобы она теснее прижималась к мужу: будут дружно жить!

К терему молодожёны ехали дальней дорогой, плутая по улочкам, — дольше будут жить вместе. По приезде в терем их сразу не пустили, а завели на подклеть. Там им дали жареную курицу, заставили взять за ноги и тащить в разные стороны. Разодрав курицу, принялись за кашу. Следовало её брать руками и кидать через левое плечо.

Только после этого их ввели в терем, посадили на скамейку, застеленную вывернутой шубой: богато будут жить! А потом началось свадебное веселье. Все пили и ели, но молодые должны были поститься и не брать в рот ничего.

Когда гостям подали третью перемену — лебедя, перед новобрачными поставили жареную курицу. Дружка взял эту курицу, обернул её скатертью со стола новобрачных и повёл их в опочивальню. Опочивальня по стенам была обита коврами, ковры лежали и на полу. По четырём углам были воткнуты стрелы, на скамейках поставлены кадки с мёдом, над дверями и окнами были прибиты кресты. На кровать снизу были положены снопы, на них — ковёр, затем одна на другую три перины, сверх их лежали простыни, подушки и одеяла. Возле кровати были поставлены бочки с пшеницей, рожью, овсом и ячменём, это новобрачным желали изобилия в их новой жизни. Михаил и Мария терпеливо выносили все предписания. Они желали и верили в своё будущее счастье!

К удивлению Михаила, в Торческе женщины быстро сошлись между собой. Мария, хоть и обещала заботиться о муже, была слишком ветрена, чтобы заниматься каким-либо повседневным кропотливым делом и с охотой переложила хозяйственные дела на плечи Зарены. А та приняла её как родную сестру и стала оберегать наравне с Михаилом.

Через год у Михаила и Марии народился мальчик, которого назвали Глебом. А вскоре, осенью 1176 года, к ним в Торческ приехал Всеволод. Встреча была радостной. Михаил помнил брата ещё совсем маленьким, теперь же перед ним стоял юноша, высокий, красивый, с мужественным лицом, побывавший не в одном сражении. Было о чём поговорить!

После шумных приветствий, обильного угощения и рассказов про Византию Михаил спросил брата:

   — И что собираешься делать на Руси?

   — А кто сейчас в Киеве правит? — в свою очередь спросил Всеволод. — Намерен я служить великому князю Руси.

   — Рюрик Ростиславич! — чуть не выкрикнул Михаил, лицо его стало пунцовым. — Ярый наш враг! Так что про Киев лучше забыть.

   — Тогда, может, к твоему тестю, в Чернигов?

   — Думаю, он тебя примет. Широкой души человек! Мне он много помогал при подготовке поездки в Суздальскую землю. Да жаль, что не сумел я там укрепиться. Нашёлся бы и тебе стол — в Ростове или Суздале.

   — Так, значит, в Чернигов, — раздумчиво проговорил Всеволод. — Но, может, так оно и лучше будет. Холодно у вас здесь. А коли забраться ещё севернее, и подавно от морозов закоченеешь!

   — Ишь ты, разбаловала тебя Византия жаркой погодой! — с усмешкой проговорил Михаил, любовно глядя на брата. — Родина не столь приветлива. Сейчас только осень, а что будет зимой!

   — Помню, как же! Мне уже восемь лет было, когда я через море отправился в дальние края...

   — Сильно тосковал?

   — Не очень. Да и то поначалу. Рядом мама была, а это главное. А сейчас по Византии соскучился.

   — Да, такие вот дела, — протянул Михаил, о чём-то напряжённо думая. Потом неожиданно сказал:

   — А знаешь что, давай на моё место в Торческ! Надоело мне крутиться среди кочевников, сил нет! По шатрам, по юртам, среди грязи и неустроенности. Да ещё с моим здоровьем...

   — А что с тобой?

   — Простудился я на охоте, и привязалась какая-то болезнь, ни знахари, ни кудесники, ни травники помочь не могут.

И, приблизившись к Всеволоду, тихо добавил:

   — Кровью начал харкать. На днях заметил, страшно испугался. Не жилец я, видно.

   — Да ладно тебе, брат, о чём ты говоришь! Вид у тебя такой, что жить и жить.

Лукавил Всеволод, когда говорил такие слова. Видел, что тает брат, немощь его одолевает: большие глаза его лихорадочно блестели, тонкие руки с синеватой кожей заметно дрожали, лоб покрывался испариной, он часто вытирал его полотенцем.

   — Оставлю я тебя княжить в Поросье, а сам с Марией и Глебом уеду в Чернигов. Там устроенный город, чистый княжеский дворец, не то что здесь. Заботой Марии и тестя моего, Святослава Всеволодовича, поправлю своё здоровье, окрепну, а потом мы с тобой ещё повоюем!

Склонялся уже Всеволод к тому, чтобы уважить просьбу брата и остаться в приграничной земле, как неожиданно явились послы из Владимира, возглавлял их боярин Иван Радиславич. Когда разместили в тереме, помыли в бане, явились они в горницу к Михаилу и, перебивая друг друга, стали плакаться:

   — Беда пришла во Владимир, князь, житья не стало от князей Мстислава и Ярополка, поприжали так, что хоть волком вой, — жалостливо говорил Иван Радиславич.

   — Но у вас князь свой имеется. К нему и обращайтесь с жалобой, — отвечал Михаил.

   — Разве Ярополк князь? Так, игрушка в руках ростовских и суздальских бояр. Вертят они им, как хотят. Заставили сместить всех владимирцев со своих постов, а посадили своих — и тиуна, и мытников, и данников, и емцев, и вирников, и ябедников. Обирают народ почём зря!

   — Мало того что простой народ они грабят, но и за церковь взялись! — вмешался другой посол, как видно купец, с загорелым лицом, смелым взглядом и толстыми короткими пальцами крепких рук — Тащат из святых церквей и золотые, и серебряные вещи, всякую утварь, кресты и иконы. Будто мусульмане-булгары или язычники-половцы!

   — Мы им ворота открыли, а они хозяйничают во Владимире, как в завоёванном городе, — рассказывал священник. — Покусились они на святая святых — собор Успения и церковь Богородицы, похитили чудотворную икону Богородицы и отвезли её в Рязань...

   — Такое кощунство нельзя прощать! — твердо заявил Михаил. — Эта икона многих прихожан излечила, в походах военных победы даровала, нашу землю от ворогов охраняла. Вернуть её надо во Владимир, что бы нам это ни стоило!

   — Истинно, истинно говоришь, князь! — загомонили послы.

   — Раз такое творится во Владимире, следовало вам к ростовскому князю Мстиславу обратиться, бояр поднять. Ведь святыня эта, привезённая из Вышгорода князем Андреем, всей земле Суздальской принадлежит!

   — А как же, как же, обращались, — ответил Иван Радиславич. — И к князю Мстиславу, и к боярам ростовским, да только они посмеиваются над нами. Так, говорят, вам и надо, коли святыню не можете уберечь!

   — Не придётся, видно, нам с гобой, брат, дома засиживаться, а надо в путь далёкий собираться, — обратился Михаил к Всеволоду. — Поклонюсь сначала тестю своему, князю черниговскому, попрошу войско. Приглашу берендеев и торков принять участие в походе. Не хочется мне их брать, да без них никак не обойтись.

Знали и Михаил, и послы владимирские, что по пути будут грабить кочевники русские селения, в полон уводить русских людей, но что поделать?..

   — Ещё племянник наш сидит в Новгороде, — сказал Михаил. — Сын Андрея Боголюбского. Да только надежда на него плохая.

   — Что так?

   — Не знаешь новгородцев? Хотя откуда тебе знать... Торговать они молодцы, а не воевать. Выгоду всюду ищут. Да вдобавок князей к себе приглашают, а когда они неугодны — выгоняют. Разве пойдёт к нам на помощь Юрий Андреевич, коли сам на птичьих правах?

   — Ну и бог с ним, обойдёмся без него.

Попыталась было с Михаилом увязаться Мария, но сразу отказалась: была беременна она на четвёртом месяце. Крепилась, собирая мужа в поход, только перед самым отъездом обратилась к Всеволоду с просьбой:

   — Поглядывай за братом, чтобы он теплее одевался да без горячей еды не обходился. Боюсь я за него, совсем слаб он стал здоровьем...