Храм белого дракона - Дарья Крупкина

– Всегда помни об этом, мой эли-тен-виар.

– Что это значит?

– Разделившие один дух.

Шайонара на миг отняла руки, снова налила немного масла и продолжила:

– Этери верят, что души людей встречаются из жизни в жизнь. А эли-тен-виар – это люди, разделившие один дух, навечно связанные узами, которые крепче, нежели семья, любовники или долг. И если они находят друг друга, это великое благо.

Пальцы прошлись по спине Акелона, скользнули ниже. Завязки поддались быстро и легко. Ноги девушки вновь охватили его бедра, прижимая, ее руки ласкали его.

– Этой ночью Великий Жеребец смотрит на нас с одобрением, – губы Шайонары шептали в ухо Акелону. – И что бы ни случилось завтра и дальше, этой ночью мы принадлежим только друг другу.

Зарычав, Акелон развернулся и в едином порыве уложил Шайонару на стол, крепко сжимая ее запястья. Он хотел ее здесь и сейчас, на бумагах, которые еще полчаса назад представлялись важными. И в пламени свечей ему послышались удары барабанов этери, как когда-то, при их очередном странном обряде, где он овладел Девой лунного светила на глазах у всего племени.

И снова ему казалось, что ритмичные движения и стоны сопровождают первозданные и дикие удары барабанов.

13

Трактирщик сразу понял: что-то в этом незнакомце не так. Он полировал тут стол целых двенадцать лет, и мог многое сказать о человеке, стоило тому переступить порог. И в этом проходимце явно было что-то нездешнее – нездешнее и опасное.

– Мне нужна информация, – без лишних предисловий сказал он.

– Ой какой борзый! Может, готов и золото предложить?

– Нет, не готов. Есть кое-что поважнее.

Трактирщик не заметил единого неуловимого движения, как будто незнакомец просто взмахнул рукой. Но вот он уже держит трактирщика за грудки одной рукой, в другой зажат кинжал, упирающийся под ребра. Но хуже всего другое. Выражение лица незнакомца оставалось таким же спокойным, а в его глазах застыла тишина. Та тишина, которая окутывает в Сумраке после смерти.

– Ты скажешь то, что я хочу знать, и я оставлю тебя в живых. По рукам?

Кивнув, трактирщик боялся дернуться: кинжал был настолько близок к его телу, что царапал кожу.

– Расскажу все, что знаю.

– Мне нужен дракон. Огромный дракон, который, я знаю, где-то рядом. Только не говори, что ты его не видел.

– Видел, еще как, – торопливо кивнул трактирщик. – Ближе к Ночному лесу он сидит. Среди скал около озера Эрдис.

Также молниеносно и бесшумно кинжал исчез под плащом незнакомца, а сам он уже стоял на почтительном расстоянии от трактирщика. Не успел тот понять, что все обошлось, как незнакомец развернулся и вышел прочь.

Еще несколько секунд трактирщик смотрел на закрывшуюся дверь. Кажется, никто даже не заметил, что произошло. Опустив голову, он рассеянно потрогал порванную рубашку и выступившую капельку крови. Незнакомец не шутил, ох как не шутил. Но что он собирается делать с драконом?

Трактирщик покачал головой: если уж он что и усвоил за эти двенадцать лет, так то, что не стоит лезть в чужие дела, о которых ничегошеньки не представляешь.

Деррин всегда любил родной остров. Но восемь лет назад совершил самое странное путешествие по Тардерину, которое только мог себе представить. В компании с юной госпожой Терновника он объездил знакомые с детства места.

Он показывал ей арены, где тренировались молодые воины, и простые незамысловатые дома, где жили обычные тардеринцы. Быстроходные суда островитян, а еще их склады. Специально Деррин показал и клетки с рабами, которых загружали для отправки Пятому дому. Он внимательно следил за реакцией Артеи. Но если она хоть немного и сочувствовала этим людям, бывшим когда-то вольными жителями Семи домов, то никак этого не показала. Ее лицо оставалось невозмутимым, не важно, видела она кровь, насилие или жестокость.

Что ее поразило, так это кладбище.

Жители Семи домов предпочитали сжигать своих мертвых, чтобы их прах рассеивался по свету, а тело больше не удерживало ускользнувший в Сумрак дух. Хотя существовали семейные усыпальницы, но они были, скорее, памятниками, а вовсе не гробами.

И когда Артея увидела обширное кладбище Тардерина со множеством каменных надгробий, ее глаза расширились:

– Здесь ваши мертвые?

– Да. Пока не сгниют, и черви не превратят их плоть в воспоминание.

– Это противно, – сказала Артея. – Зачем вы так делаете?

– Потому что в жизни нет боли. Настоящая боль начинается только после смерти.

Артея долго молча рассматривала кладбище, как будто не решалась ступить на него. Но в какой-то момент на ее лице отразилось понимание:

– Поэтому вы не боитесь боли? Вы считаете, она ничто по сравнению со смертью.

– Смерти мы тоже не боимся. Но ее надо заслужить.

– Заслужить?

– Тела достойных сжигают.

Деррин думал, Артея так и не решится прогуляться по кладбищу, но он ошибся. Она долго шагала между могил, пытаясь прочитать истертые надписи – тардеринцы не слишком-то старались выписывать имена.

Именно после кладбища Деррин решил, что покажет Артее то, чего не видел еще ни один житель Семи домов.

И в ночь полнолуния госпожа Терновника сидела среди тардеринцев в храме их главного бога, Рокара. Жестокий и воинственный, он был известен везде, но именно на Тардерине обрел истинный дом.

Храм, по сути, представлял собой грубую крышу, положенную на колонны. Продуваемый всеми ветрами, он был поистине неудобным местом. Пламя факелов металось, барабаны выводили негромкий рваный ритм, а в центре храма, на засыпанном песком круге, лежали тонкие цепи.

– Зачем они нужны? – спросила Артея.

Вместе с Деррином она уселась прямо на пол, в первом ряду, ближайшем к кругу песка.

– Здесь будет обряд силы, – сказал мужчина. – Кровь и танец в честь бога.

– Одновременно?

– Друг за другом. Как только вызовется красивая женщина, она станет центром сегодняшней церемонии. Ее омоют жертвенной кровью, а потом оденут в цепи, в которых она должна станцевать танец во имя бога.

– В цепях?

– Знак нашего подчинения воле Рокара.

– Любая женщина?

Уже тогда в ее голове послышались те нотки, которые Деррину стоило распознать. Но он не мог и предположить, поэтому только кивнул. Тогда Артея вскочила на ноги и вызвалась.

Тардеринцам было все равно, кто будет совершать обряд. Поэтому они спокойно предложили Артее раздеться и встать на песке. Ее лицо немного вытянулось, но она спокойно стянула штаны и рубашку, в которых путешествовала по острову. Свет факелов обнимал ее тело, и Деррин поразился, что девушка не просто хрупкая и миниатюрная, но еще и с отличными формами.

Еще больше лицо Артеи вытянулось, когда в центр храма привели связанного обнаженного мужчину. На нем не стояло клейма, хотя Деррин знал, что если бы не жертвоприношение, уже завтра этот житель Семи домов отправился на продажу. Артея не предполагала, что жертва будет человеческой. Она так ничего толком и не узнала о религии Рокара, а в Семи домах храмовники зорко следили, чтобы в жертвоприношениях не участвовало ничего серьезнее хлеба.

Но тут не земли Семи домов.

Артея заметно дрогнула, когда тардеринцы перерезали горло мужчине, но не отступила. И твердо стояла, когда ее омыли еще теплой кровью, набранной в чашу.

Когда она раскрыла глаза, Деррин даже привстал. Он видел в ее зрачках то, что бывало даже не у всех тардеринцев. Первозданную жестокость, наслаждение происходящем. Жажду, которая наконец-то удовлетворена.

А потом она танцевала, опутанная тонкими звенящими цепями. Они не стесняли ее движений, и Артея легко и как будто играючи управлялась с ними, то взмахивая, то позволяя отсветам факелов играть на звеньях.

В очередной раз, когда конец одной из цепей пролетал в опасной близости от зрителей, Деррин резко поднялся и схватил его. Остановившись от неожиданности, Артея с удивлением взглянула на него.

Но Деррин не дал ей времени на размышления. За цепь он притянул девушку к себе, повалил на песок. И прямо там, в свете факелов, под барабаны и пение, он овладел ее опутанным в цепи телом, еще испачканным жертвенной кровью.

– Ты будешь моим? – шептала Артея.

– Да. Да!

Он знал, что она припомнит его обещание. Что теперь ему придется стать верной гончей этой странной госпожи Терновника. Что он никогда не сбросит этих пут.

Но Деррин гладил тело Артеи, смотрел в ее глаза, и она была для него воплощением бога. Целью, достойной для жизни. Такой жизни, после которой может быть только огонь.

И Деррин ни о чем не жалел.

– Яйца?

Акрин даже не пытался скрыть сарказм в голосе. Единственным глазом он смотрел на Эштара так, будто тот только что сказал величайшую в мире глупость.

– Яйца, – тот словно бы не заметил реакцию мага. – Мы могли бы отлично торговать с этери. Они получат то, о чем давно мечтают, а в нашем распоряжении будут их кони, пряности и все, что они смогут предложить. Ты должен знать, за их лошадей дают цену, равную их весу, в золоте.