Изабелла Баварская - Александр Дюма

— Коннетабль, пока еще мне неведомо, где я буду ночевать, далеко или близко. Возможно, останусь во дворце. А вы уходите, вам пора.

— Дай вам Бог доброй ночи, ваше высочество, — ответил коннетабль.

— Спасибо, спасибо. Уж тут-то я Его вниманием не обойден, — пошутил герцог, — я даже весьма склонен думать, что мои ночи заботят Его больше, нежели мои дни. Прощайте, Клиссон!

Коннетабль понял, что, оставаясь долее, он стеснил бы герцога; он поклонился и направился к своим людям, которые ожидали его с лошадьми у дворцовой площади. Там было восемь человек да еще двое слуг, несших факелы.

После того как коннетабль сел на лошадь, слуги зажгли огонь и, опережая его на несколько шагов, направились по улице Сент-Катрин. Остальные шли позади, кроме одного оруженосца; де Клиссон подозвал его к себе, чтобы распорядиться насчет обеда, который он со всей роскошью собирался дать на другой день герцогу Туренскому, де Куси, Жану Венскому и еще нескольким приглашенным.

В это время мимо слуг, несших горящие факелы, прошли двое неизвестных и погасили их светильники. Де Клиссон тотчас остановился и, подумав, что это шутка герцога Туренского, который, должно быть, догнал его, весело воскликнул:

— Нехорошо, нехорошо, ваше высочество! Но вас я прощаю: вы человек молодой, вам бы только шутить и забавляться!..

С этими словами он оглянулся назад и увидел множество всадников: они смешались с его людьми, а двое находились всего в нескольких шагах от него самого. У де Клиссона мелькнула мысль об опасности, и, остановившись, он воскликнул:

— Вы кто такие? Что это значит?

— Смерть! Смерть де Клиссону! — ответил человек, стоявший к нему всех ближе, обнажая свою шпагу.

— Смерть де Клиссону?! — вскричал коннетабль. — Да кто ты такой, что позволяешь себе подобную дерзость?

— Я Пьер де Краон, ваш враг, — отвечал рыцарь, — вы нанесли мне жестокое оскорбление, и я должен вам отомстить. — С этими словами он привстал на стременах и, повернувшись к своим людям, воскликнул: — Вот тот, кого я искал! А ну-ка!..

И он бросился на коннетабля, а люди его стали разгонять свиту де Клиссона. Хотя мессир Оливье не имел при себе оружия и был застигнут врасплох, взять его оказалось не так-то просто. Обнажив короткий, фута в два, меч, который он прихватил с собой больше для украшения, чем для защиты, и прикрыв голову левой рукой, он прижался вместе со своей лошадью к стене, чтобы обезопасить себя сзади.

— Убивать их всех, что ли? — кричали люди Пьера де Краона.

— Всех! — отвечал он, нанося удар коннетаблю. — А сейчас ко мне! Сперва разделаемся с проклятым коннетаблем!

Два-три человека отделились от остальных и подбежали к де Краону.

Несмотря на силу и ловкость де Клиссона, столь неравная борьба долго не могла продолжаться, и в то время, как левой рукой он отражал удар, а правой наносил ответный, шпага де Краона вонзилась в его обнаженную голову. Де Клиссон тяжко вздохнул, выронил шпагу и упал с лошади. При падении он толкнул дверь соседней пекарни, отчего она отворилась, и де Клиссон растянулся на земле, так что половина его туловища оказалась в доме булочника; булочник, пекший в то время хлеб, услышал громкие голоса и конский топот и отпер дверь, чтобы узнать, в чем дело.

Пьер де Краон хотел было въехать в пекарню верхом на лошади, но дверь оказалась чересчур низкой.

— Может, сойти да и прикончить его? — спросил один из людей де Краона.

Не отвечая, де Краон двинул лошадь прямо к ногам коннетабля. Видя, что тот не подает признаков жизни, он сказал:

— Нет надобности, с него и этого довольно! Если он еще жив, то все равно долго не протянет. Он ранен в голову, и притом, ручаюсь вам, надежною рукой! Итак, друзья, врассыпную! Сбор за Сент-Антуанскими воротами[13].

Как только преступники скрылись, люди коннетабля, отделавшиеся, в общем, довольно легко, собрались около своего господина. Узнавший его булочник сразу же пригласил всех к себе в дом. Раненого положили на постель, принесли свечи. Увидев широкую рану на лбу и кровь на лице и одежде коннетабля, люди его подумали, что он мертв, и подняли страшный вопль.

Между тем один из них стремглав бросился во дворец Сен-Поль, и, поскольку в нем узнали слугу де Клиссона, его провели к королю. Утомившись за день от приемов и церемоний, Карл возвратился в свои покои и уже готовился лечь в постель. В эту минуту к нему в спальню вбежал бледный, испуганный человек с криком:

— О ваше величество, ваше величество! Какая беда приключилась!.. Какое несчастье!..

— Что произошло? — встревожился король.

— Мессир Оливье де Клиссон, ваш коннетабль, убит…

— Кто совершил преступление? — спросил Карл.

— Увы, неизвестно. Все произошло неподалеку от вашего дворца, на улице Сент-Катрин…

— Факелы! Слуги, скорее факелы! — приказал Карл. — Живым или мертвым, но я хочу видеть моего коннетабля!

Он поспешно набросил на плечи плащ, слуги обули его в башмаки; не прошло и пяти минут, как вооруженные стражники и часовые были уже в сборе. Король не пожелал дожидаться лошади и вышел из дворца пешком в сопровождении только факельщиков и двух своих камердинеров — Гильома Мартеля и Гелиона де Линьяка. Шагал он быстро и вскоре был уже у дома булочника. Факельщики и камердинеры остались на улице, король поспешно вошел в дом и, сразу направившись к постели раненого, взял его за руку и сказал:

— Это я, коннетабль, как вы себя чувствуете?

— Любезный мой король… — еле слышно прошептал коннетабль.

— Кто же изувечил вас, дорогой Оливье?

— Пьер де Краон со своими сообщниками… Они предательски напали на меня, застали врасплох, когда я был безоружен…

— Коннетабль, — сказал король, положив ему на грудь свою руку, — клянусь вам, ни одного преступника еще не ждала столь суровая кара, как та, которая ждет де Краона. Но сейчас надо позаботиться о вашем здоровье. Где врачи, где хирурги?

— За ними послано, ваше величество, — ответил один из слуг коннетабля.

В эту самую минуту вошли лекари. Король подвел их к постели Оливье:

— Осмотрите моего коннетабля, господа, и скажите, каково его положение, ибо ранение Клиссона тревожит меня больше, чем встревожило бы мое собственное.

Врачи стали осматривать коннетабля, но король был так нетерпелив, что едва дал им время наложить повязку на рану.

— Жизнь его под угрозой? Отвечайте же, господа! — поминутно спрашивал он.

Тогда тот из лекарей, что казался наиболее опытным и умелым, повернулся к королю и сказал:

— Нет, ваше величество, и мы вам ручаемся, что через две недели он будет гарцевать на лошади.