Год в Касабланке - Тахир Шах

— Ты видишь это? — спросила Рашана.

— Боже милостивый, да здесь ступени вниз.

На обряд обрезания в скромный дом Османа собрались все важные персоны трущоб. Хамза, Медведь и наш садовник тоже были здесь вместе с супругами. Жена Османа суетилась, подавая каждому гостю стаканчик со сладким мятным чаем. Она была одета в свою лучшую джеллабу, фиолетового цвета с узкой полоской вышивки вокруг шеи. На голове у нее был повязан клетчатый шарф.

Виновнику торжества, Ахмеду, недавно исполнилось пять лет: в этом возрасте мальчики должны пройти исламский ритуал посвящения в мужчины. Сын Османа был одет в небесно-синий костюм-тройку с галстуком в тон и в плиссированную белую рубашку. На голове его красовался зеленый тарбуш, а на ногах — начищенные до блеска черные туфли.

Ахмед успел продемонстрировать гостям новый велосипед, купленный ему отцом, прежде чем его вывели на пыльную улицу. Перед лачугой с покрытой жестью крышей какой-то мужчина держал под уздцы стройную серую лошадь. Мне стало любопытно узнать, откуда появилось такое великолепное животное. Осман подсадил сынишку в седло, и лошадь пошла парадным шагом по кучам гниющего мусора. Не зная, как вести себя в подобной ситуации, мы с Рашаной захлопали в ладоши.

— Этот день станет самым счастливым в его жизни, — сказал Осман, улыбнувшись так, что рот его стал шире его огромных усов.

При данных обстоятельствах я вряд ли мог согласиться с ним. Через несколько мгновений Ахмеда сняли с лошади, занесли в дом, где с него сняли миниатюрные брючки. Огромный небритый мужчина склонился над мальчиком, которого положили на небольшой столик. В мужчине я узнал местного уличного брадобрея. Осман приказал сыну не трусить. Я вздохнул. И Рашана тоже вздохнула, а Ариана заплакала, когда ножницы брадобрея подрезали пенис ребенка.

Целая толпа родственников и гостей сгрудилась вокруг мальчика, чтобы все хорошенько рассмотреть. Маленький Ахмед судорожно глотал воздух. Сначала все было тихо. И вдруг мальчик закричал. Крик нарастал, делаясь громче по мере того, как мальчик осознавал масштаб содеянного с ним.

— Ах, — воскликнул Осман, глядя на то, как его сын корчится от боли, — это действительно самый лучший день в его жизни!

Сначала я не мог заставить себя спросить у Рашаны, почему она захотела попасть за эту закрытую дверь. Честно говоря, я просто боялся услышать ответ жены. Мы упорно обходили эту тему молчанием на следующее утро. А когда я встретил Хамзу, сгребавшего листья в саду, он тоже сделал вид, что ничего не было. Я не выдержал, подошел к нему и спросил, куда ведет эта лестница.

— Вам не стоило заходить туда, — ответил он.

— Почему?

Сторож промолчал. Он посмотрел на листья и снова принялся водить граблями. Оставив его в покое, я направился к запертой двери. К моему удивлению, замок сменили.

Рашана понимала, что я продолжаю думать о том, что произошло предыдущей ночью. Весь день она отводила глаза и старалась не общаться со мной. Наконец вечером, когда дети давно уже спали, жена подошла ко мне.

— Я должна была пойти туда, — сказала она дрожащим голосом. — Сама толком не могу объяснить зачем. Но там что-то случилось. Неужели ты этого не почувствовал?

Я признался, что что-то было: вспомнил ощущение холода, опасности.

— Да, именно так, — кивнула жена. — Там была какая-то опасность. Необъяснимый ужас.

— Я уверен, что Хамза знает секрет запертой комнаты, — изрек я после долгого молчания.

— Он не скажет, — ответила жена, — по крайней мере прямо сейчас.

Я пристально посмотрел на Рашану: длинные волосы обрамляли прекрасные черты индианки.

— Ты боишься жить здесь?

Она ответила не сразу, как бы хорошенько обдумав мой вопрос.

— Я не знаю, — сказала она. — Я ничего не знаю.

Двумя днями позже я получил открытку от Пита, того самого американца, который влюбился в марокканскую девушку. Помните, он еще познакомился с ней в ночном клубе в Амарильо? На открытке были изображены апельсиновая роща и смуглый мужчина, с довольным видом обозревавший урожай. На обороте черной шариковой ручкой было написано: «Это просто невероятно, однако я нашел Ясмину! Она любит меня! До встречи. Пит. Р. S. Небольшие проблемы с ее семьей».

Следующая неделя тянулась мучительно долго. Каждый день в восемь утра прибывала бригада строителей, ведомая пожилым прорабом. И каждый день рабочие были одеты в свои неизменные костюмы. Прораб не мог не обслюнявить мои щеки поцелуями, а его подчиненные сразу же принимались готовить завтрак на газовой плитке в центральной гостиной. Стоило мне только в очередной раз напомнить им о противопожарной безопасности, как строители начинали хором возмущаться. По их мнению, настоящий мужчина не станет волноваться о пожарах.

Реконструкция нашей спальни продвигалась вперед воробьиными шажками, но все же продвигалась. Деревянные леса подпирали потолок. Подмастерья затаскивали наверх по самодельным лестницам огромное количество низкосортных кирпичей.

— Это тяжелый труд, — заметил я.

— Пусть помучаются, — сказал старый прораб с улыбкой. — Только тот, кто познал боль, может понять ценность жизни.

Внизу в гостиной огромные пробоины в стенах, проделанные бригадой разрушителей, постепенно превращались в закругленные арки. За процессом надзирал человек в красной феске. На работы по созданию одной арки уходила неделя и требовалась целая армия каменщиков. Технология была на удивление сложной. Сначала создавалась опалубка. По ней выкладывалась арка, после чего опалубка убиралась.

Выполнялся и грандиозный замысел архитектора — построить широкую лестницу, ведущую от спален наверху в гостиную на первом этаже. Для воплощения в жизнь этой идеи потребовалось разрушить пару солидного размера кладовок и прачечную. Я поставил было под сомнение необходимость ликвидации столь важных помещений, но все сомнения были отметены решительным взмахом ухоженной руки нашего архитектора.

— Зачем вам эти бесполезные пространства? — фыркнул он. — Только пыль собирать.

Поскольку я уплатил деньги вперед, архитектор редко появлялся в Доме Калифа собственной персоной. Время от времени он заскакивал минут на пятнадцать, рычал на рабочих и посвящал всех в очередной этап своего грандиозного плана. Никто из бригады ни разу не задал ему ни единого вопроса, и, к моему удивлению, никто не получал никаких чертежей. Работы вообще велись без каких-либо документов. Во время одного из молниеносных визитов архитектора мне удалось задержать его и спросить: