Баллада: Осенние пляски фей - Мэгги Стивотер

— Нуала, — сказал я.

Она посмотрела на меня.

— Нуала, давай устроим, ну, не знаю… передышку? Завтра ты опять начнешь называть меня придурком и уламывать добровольно расстаться с жизнью, а я снова буду считать тебя стервой и отказываться от твоего предложения, но на сегодня давай объявим перемирие? У меня от всех этих мыслей голова болит! Может, пойдем куда-нибудь поедим? В это время вообще можно где-нибудь поесть?

Я не мог прочесть ее реакцию.

— Никак не привыкну к твоей идиотской храбрости… Ты меня хоть когда-нибудь боялся?

— Я боюсь тебя до потери сознания, — честно ответил я.

Она безумно расхохоталась, на этот раз по-настоящему, как будто я — остроумнейший человек на свете. Этот смех делал ее то ли самой страшной, то ли самой прекрасной девушкой в мире, и я не мог понять, чего хочу больше: рассмешить ее снова или убежать со всех ног?

Джеймс

Я сидел в кинотеатре, на часах было 4:13, а рядом со мной сидела фея, она же муза, она же энергетический вампир. Мы смотрели «Шестое чувство».

Мне уже доводилось попадать в странные, сюрреалистические ситуации. Например, я видел, как моя лучшая подруга передвигает предметы силой мысли. Еще меня вытаскивал из разбитой машины бездушный сид-убийца. О том, что я чувствую неумолимое притяжение еженощной песни короля мертвых, я вообще молчу. По всем правилам в этот список стоило бы добавить и то, что мы сидели с Нуалой в кино: смотрели, как сумасшедший маленький мальчик говорит Брюсу Уиллису, что видит мертвых людей.

А на душе у меня было, как ни странно, почти хорошо.

Ну разве что Нуала немного перестаралась с маслом в попкорне, но, черт возьми, я тоже не знаю, как обращаться с этими дурацкими автоматами. И вообще, много масла в попкорне не бывает.

— Смотри, — скомандовала Нуала.

Она не ела. Я знаю, что людям нельзя есть еду фей, потому что тогда они навсегда останутся в Волшебной стране. Может, у фей с человеческой едой то же самое?

Нуала шлепнула меня по руке, чтобы привлечь внимание:

— Смотри. Видишь? Каждый раз, когда должно произойти что-то сверхъестественное, режиссер дает подсказку. Что-то красное. Видишь там красный цвет?

Странно, что именно Нуала говорит мне об этом.

— Ага.

Я так долго сидел, что затекла задница. Я пошевелился и пристроил ноги на спинку впередистоящего сиденья. Нуала продолжала, не отрываясь, смотреть на экран, свет картинки мигал на ее лице, и при каждой перемене освещенности ее зрачки сужались и расширялись. Удивительно похожа на человека… и в то же время бесконечно далека от человечности.

— Сколько фильмов ты видела? — спросил я. Не то чтобы фильм не занимал, но я уже раз четырнадцать видел концовку, так что мне интереснее было, зачем Нуала потащила меня в кино и почему из всех фильмов выбрала именно этот.

— Наверное, несколько тысяч. Не знаю. Пока я не разобралась, что со мной происходит, я хотела стать режиссером.

Я устал, поэтому не сразу сообразил, что она имеет в виду. Я не успел прокомментировать, когда Нуала испепелила меня взглядом и сказала:

— За шестнадцать лет режиссером не станешь. Да и какой смысл?

Вопрос был глупый.

— Такой же, как у всех остальных, кто хочет стать режиссером. Ты правда этого хочешь? Кино снимать?

— Именно кино. Прожить все эти жизни, да еще с музыкой на фоне. Это как прожить тысячу жизней, не отказываясь от своей. — Нуала лениво улыбнулась в экран. — Я даже придумала себе псевдоним. Иззи Леопард.

Я расхохотался.

Нуала меня стукнула, и по руке опять побежали мурашки.

— Прекрати!

Я прикрыл лицо рукой:

— И как ты только такое придумала? Прямо цирковой псевдоним. Смертельный номер! Весь вечер на арене Иззи Леопард!

Нуала снова шлепнула меня по руке:

— Зато оригинально! Хорошо запоминается. Люди будут говорить: «Кто режиссер?» — «Иззи Леопард, она просто гений!»

— Цирковой.

Нуала яростно взглянула на меня:

— Знаешь, я могу тебя убить.

— О, если бы каждый раз, когда мне это говорят, я получал деньги… Даже так: каждый раз, когда мне это говоришь ты.

Она забрала у меня ведерко с попкорном и поставила его на кресло с другой стороны.

— Зачем я угощала тебя попкорном? Надо было заставить тебя пить масло, чтобы не издевался над моим режиссерским псевдонимом!

Я ухмыльнулся:

— Да, такая участь страшнее смерти.

Я задумался о ее словах про тысячи жизней, которые можно прожить на экране. Тысячи человеческих жизней. Важное уточнение.

— Все-таки шестнадцать лет — немалый срок. Ты вполне могла бы стать режиссером.

Нуала развернулась лицом ко мне, нахмурив брови, и заговорила, перекрывая напряженное музыкальное сопровождение последней сцены:

— Ты что, совсем дурак? Вроде несложно догадаться. Меня раздражают люди, которые выдумывают отговорки.

— Только не говори, что времени недостаточно. Ты могла хотя бы попробовать. Шестнадцати лет хватит, чтобы попробовать.

Она зашипела сквозь зубы и покачала головой:

— Точно дурак. Ты не слышал, как я играю на фортепиано? Так вот, слова я писать тоже не в состоянии. Если бы мне нужно было что-то создать во время режиссуры, я бы не смогла.

— Тяжело. Но преодолимо, — заметил я.

Она не прищурилась, скорее просто уголки ее глаз стали жестче.

— Ладно. А что, если у меня поменяется внешность?

Я криво усмехнулся:

— Мадонне это сходит с рук.

Нуала подняла руки перед собой и сжала их в кулаки, как будто представляя, что душит меня:

— Ну да, конечно. А что делать с тем, что я, как все феи, должна следовать за самым сильным клеверхендом? Что будет, если, как только я начну работу, клеверхенд решит переехать на другой край страны? Ты что, не понимаешь? Я вообще не могу вести нормальную жизнь, и уж тем более не могу строить карьеру. Дело не в том, пытаюсь я или нет.

Я понял подтекст: в ней столько от человека, что быть феей ей в тягость, и столько от феи, что она не может вести человеческую жизнь. Но я просто сказал:

— При чем тут клеверхенд?

Нуала, не глядя, махнула рукой в сторону экрана. Он погас, и мы очутились в полной темноте. Через несколько секунд мои глаза начали приспосабливаться к едва различимому свету предупреждающей подсветки в проходах, но все равно я видел только огромные синие глаза Нуалы. Даже по одним глазам было понятно, что на ее лице застыло недоверчивое выражение.

— Вспомни свою недевушку. — Мне понадобилось ровно две секунды, чтобы понять. — Неужели ты знаешь о феях и о ней, но не знаешь, кто такие клеверхенды?