Свой круг - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К чему это я? Почему мысли побежали по извилинкам старых воспоминаний? Ах да, понятно, подсознательное самооправдание: я же скрываю свою «слабость» от Петра, хотя прекрасно понимаю, что стесняться нечего…
Заставил себя вернуться к акту: «… Края раны тупые, направление канала перпендикулярно передней стенке грудной клетки, в непарной грудной кости щелевидное отверстие размерами семнадцать на три миллиметра…»
Все-таки дочитал до конца, еще раз пробежал выводы. Зацепиться вроде не за что… Ладно, обратимся к специалистам. Я набрал номер Бюро судебно-медицинской экспертизы и вызвал на допрос производившего вскрытие врача — эксперта Кобульяна.
— Задание выполнено! — солидно доложил Петр, демонстрируя прилично, для первого раза, подшитые дела, стопку заполненных статкарточек и изрядно запущенную книгу учета следственных дел, в которой он сумел навести относительный порядок.
— Молодец! Избавил от нудной работы, высвободил мне, считай, полдня.
Он постарался сдержать довольную улыбку.
— Почему у каждого следователя нет секретаря?
— Спроси чего попроще. Штаты, фонды… Экономим тысячу, тратим две!
— А можно посмотреть акт вскрытия?
— Если есть желание…
Я продолжал заниматься планом версии «Инсценировка», изредка поглядывая на практиканта. Ни отвращения, ни брезгливости: спокойно, не торопясь, прочел все подряд, невозмутимо отложил прошитые скобкой листы.
— Что скажешь? — поинтересовался я.
— Насчет чего?
— Да нет, это я так…
Избытком впечатлительности Петр явно не страдал.
Около четырех появился утомленный, но заметно довольный Валек.
— Информации полный вагон! — выстрелил он прямо с порога. — Выбил все характеристики, выписал на завтра повестки Марочниковой, двум продавщицам из «Фиалки» и сменщице Вершиковой. На разное время, с интервалом, как полагается.
Он извлек из картонной, с тесемочками, папки от руки написанные характеристики.
Петр хмурился, явно не одобряя такой поспешности, принижающей, по его мнению, результаты проделанной работы.
— Значит, дело было так, — продолжил Валек, устало откинувшись на спинку стула.
— Вначале пошел в пароходство, у них бумага уже готова, собирались отправлять.
Потом в «Фиалку», Марочниковой нет — то ли заболела, то ли отгул, не поймешь.
Иду к директору, солидная дама, важная, сейчас, говорит, напишу, все руки не доходили.
Я, пока суд да дело, с девчонками поговорил, кое-что интересное разузнал.
Валек замолчал, я подумал — интригует, нет, переводил дух, видно, спешил с новостями, запыхался.
— Марочникова, оказывается, в пароходство устраивалась, на загранлинии. Италия, Франция, Турция, валюта, импортные дефициты. А магазин — временное пристанище.
Девчонкам, конечно, завидно да обидно, злорадствуют: что-то долго собираешься, она объясняет: дело непростое, все время анкеты заполняю и автобиографии пишу, уже скоро… В общем, недолюбливают ее, и она особняком, ни с кем близко не сходится, так что вряд ли девчонки будут ценными свидетельницами. — Валек опять перевел дух, заговорил медленней:
— Получил бумагу — и в горкоммунхоз.
Характеристика готова, только без печати, пошел к секретарше, она пока оттискивала, все выпытывала: зачем, почему, да Валерий Федорович такой интеллигентный да солидный, а уж авторитетный! — и почему им интересуются, сколько шпаны, пьяни, у нее сосед — тунеядец, так их не трогают, а порядочного человека таскают… — Валек улыбнулся. — Собрался уходить, а в приемную вкатывается жирняк с бульдожьей физиономией — он и есть Золотов! Узнал, кто я, посмотрел свысока и важно так говорит: «Зайцеву Юрию Владимировичу физкульт-привет, я к нему загляну на днях, вопросик один решить нужно, а может, прямо к прокурору пойду…» Видно, на публику работал, для секретарши старался — раззвонит по всему учреждению, что он со следователем и прокурором на короткой ноге и дела у них общие.
— Ушлый гусь! — подал реплику Петр.
— А в парикмахерском салоне вообще комедия, — продолжал Валек. — Захожу к заведующей, представляюсь откуда, она услышала «прокуратура» и говорит: «Наверху комиссия, сейчас вернусь». Десять минут, двадцать, сорок — пропала. Только девчонки в кабинет заглядывают, шушукаются, бегают туда-сюда…
Что любопытно, — перебил рассказчик сам себя. — Парфюмерные девочки и парикмахерские — как из одного инкубатора. Манеры; косметика, краски на мордашках, одежда, ужимки… И начальницы — как сестры-двойняшки, хоть лица и разные.
Петр понимающе кивнул:
— Социальная среда. Торговля, сфера обслуживания формируют свой тип. Вот и похожи.
— Рассказать, как дальше было? — вмешался я. — Обошел салон, заведующей нет, выписал ей повестку на завтра, указав, по какому делу, — она тут как тут, будто из-под земли…
— До повестки не дошло, начал расспрашивать про характеристику, сразу пропавшая и объявилась. «Опозорила нас, уронила честь коллектива», — и другие гневные слова, но характеристику написала хорошую. Да они у всех одинаковые, — Валек хмыкнул. — Порасспрашивал про Вершикову, одни говорят — нормальная девчонка, главное — не скандальная, другие — деревенской выскочкой называют, воображалой.
И наконец отправился к Марочниковой… — Валек встал, прошелся по кабинету. — Что удивительно: живет она на Маяковского, в «золотом» кооперативе — высотный дом, улучшенная планировка и все такое… Снимает по договору, цена соответствующая. Да и попробуй отыщи в центре изолированную квартиру для найма.
Ведь не так просто.
Валек глянул вопросительно, я пожал плечами, но зарубка в памяти осталась.
— …Звоню, открывает, глаза заплаканные, болею, говорит, да не в том дело: спиртным слегка попахивает и вообще… Вручил повестку, напомнил, что стихи вам передать обещала.
— Какие стихи? — удивился Петр, не знавший о деталях поручения.
— Вот эти, — Валек снова развязал тесемочки и, вытащив лист синей бумаги со столбиком машинописных строчек, протянул мне.
«Валерий Золотов. Моей лошади». Фамилия и название набраны заглавным шрифтом и заключены в жирную красную рамку. У этого псевдоса гипертрофированное и явно неудовлетворенное честолюбие — почва для комплекса неполноценности. Вот и разъяснение многих несуразностей его поведения.
— Она пока искала этот листок, ругала своего приятеля на чем свет стоит. Видно, обозлена на него крепко. — Перемерив шагами кабинет вдоль и поперек, Валек подошел к чинно сидящему Петру и кошачьим движением положил ему ладонь на плечо.
— А когда я выходил из подъезда, то лицом к лицу столкнулся с вышеупомянутым!
Валек резко дернул Петра за руку, заломил кисть и взял на болевой прием. Тот слабо и безуспешно отбивался.
— Перестань дурака валять… Вечно одно и то же… Нашел место… Отпусти!
— Отставить! — скомандовал я. — Объясни толком, с кем ты столкнулся?
Валек разжал хватку.
— Это я так, засиделись, пора и размяться…
— Здесь тебе не спортзал, — недовольно бурчал покрасневший от напряжения Петр, заправляя выбившуюся рубашку.
— Выхожу из подъезда — Золотов, нос в нос! Он отвернулся и проскочил мимо…
— Может, к кому другому шел, — по-прежнему недовольно бурчала побежденная сторона. — Тоже мне сыщик выискался!
— Да нет, не к другому, — засмеялся Валек. — Пока он ехал в лифте, я мотнул по лестнице и постоял между этажами. Золотев пришел к Марочниковой! Та дверь открыла и говорит: «Что, адмиральский внучек, опять надо анкеты заново заполнять? Пошел к чертям собачьим!» А он так смиренно, с печалью: «Не сердись, девочка, я тебе все объясню… Пусти в дом, поговорить нужно, у Мэри дела плохие, не выпускают, хотя я и стараюсь…» И все, замок защелкнулся. — Валек похлопал напарника по спине. — Вот так. Петрушка, надо работать! Это тебе не в кабинете сидеть, дела подшивать…
Тот досадливо отстранился и подошел ближе ко мне.
— А что там за стихи?
— Сейчас прочтем, — я повернул листок, чтобы он тоже видел текст.
Крикливая, бурлящая толпа.
Копыта, высекающие гром.
Таким был этот жаркий день, когда Я взял тебя с собой на ипподром.
Споткнулся конь или ошибся всадник, Победа будет равно далека, Но одному выигрыш — это праздник, Другому — только горсточка овса.
Обидно за неравенство партнеров, Вдвойне обиднее, когда глядишь На лошадей красивых и здоровых И всадников невзрачных и худых.
И у тебя мелькнет сама собой Мыслишка, затаенная слегка:
Когда была бы я вон той гнедой, Не выбрала б такого ездока!
Но скажет вам, не подбирая слов, И самый завалящийся жокей:
Не лошадь выбирает ездоков, А всадник выбирает лошадей!
Нет выбора и некуда деваться, И не тебе, и не гнедой решать, В какой конюшне вам тренироваться, Когда, куда, под кем и как скакать.
Я положил синий лист на серые шершавые бланки протоколов.
— Ну и что это значит? — спросил Петр. — И какое имеет значение для дела?
