Шах-наме - Хаким Фирдоуси

Поединок Сухраба с Гурдафарид

Дочь Гуждахамова Гурдафарид,Увидев, что Хаджир бесславно сбит,

От горя в исступленье застоналаИ яростью и гневом запылала.

Хоть юной девушкой была она,Как витязя, влекла ее война.

Грозна в бою, чужда душою мира,Увидя поражение Хаджира,

Она такой вдруг ощутила стыд,Что потемнели лепестки ланит.

Воительница медлить не хотела,Кольчугу, налокотники надела

И, косы уложивши над челом,Их под булатный спрятала шелом.

Как грозный всадник, дева красоваласьНа скакуне: как вихрь, она помчалась,

И пыль над степью облаком взвила,И так к войскам Турана воззвала:

«Кто в верховом бою у вас искусен?Кто вождь у вас? Смелей выходит пусть он!

Пусть доведется испытать китуМоих ударов мощь и быстроту!»

Смотри: никто из воинов ТуранаНе вышел с ней на бой в простор майдана.

Ее Сухраб увидел издали,Как в облаке, летящую в пыли.

Сказал он: «Вот еще онагр несется!..В петлю мою сейчас он попадется!»

Кольчугу он и чинский шлем надел,Навстречу ей, как ветер, полетел.

Гурдафарид свой лук тугой схватилаИ молнией стрелу в него пустила.

Когда стрелу пускала в высоту,Она орла сбивала на лету.

Хоть стрелы вихрем с тетивы летели,Они задеть Сухраба не сумели,

Их отражал Сухраба щит стальной.Позорным он почел подобный бой,

Сказал он: «Хватит! Кровь должна пролиться!»И на врага помчался, словно птица,

Увидев — жаждой битвы он горит,—Оставила свой лук Гурдафарид

И поскакала, по полю петляя,Копьем своим Сухрабу угрожая.

Великим гневом возгорел Сухраб,Бой сразу кончить захотел Сухраб.

Он мчался, издавая львиный рык,И, как Азаргушасп, ее настиг,

Копьем ударил в стягивавший тугоКушак, разорвалась ее кольчуга,—

И словно бы чоуганом — не копьем,Как мяч, ее он вскинул над седлом.

Гурдафарид рукой в седло вцепилась,Другой рукой за меч свой ухватилась,

И разрубила пополам копье,И плотно села на седло свое,

И вихрем улетела в туче праха.Ловка была она, не знала страха.

Сухраб за нею вслед погнал коня;Он гневом омрачил сиянье дня.

Вот он настиг. И за ее спиноюПривстал и шлем сорвал с нее рукою.

Взметнулись косы, по ветру виясь,От шлема тяжкого освободясь.

И понял витязь, полон изумленья,Что с женщиною вышел он в сраженье.

Сказал: «Подобных девушек ИранСегодня шлет на боевой майдан!..

Их витязи, когда коней пускают,Над степью пыль до облак подымают.

Но коль в Иране девы таковы,То каковы у них мужчины-львы?»

Тут он аркан свой черный вслед метнул ейИ стан петлею туго захлестнул ей.

Сказал ей: «Луноликая, смирисьИ не пытайся от меня спастись!

Хоть много дичи мне ловить случалось,Такая лань впервые мне попалась!»

Увидев, что беда ей предстоит,Открыла вдруг лицо Гурдафарид.

И молвила: «Не надо многих слов,Ты — лев могучий среди храбрецов!

Подумай: с той и с этой стороныНа бой наш взгляды войск обращены…

Теперь с лицом открытым я предстала,И разнотолков, знай, пойдет немало,

Что, мол, Сухраб до неба напылил —В единоборство с женщиной вступил,

Копьем тяжелым с девушкою билсяПеред мужами — и не устыдился!

Я не хочу, чтобы из-за меняШла о Сухрабе славном болтовня.

Мир заключим, чтоб завязать язык их…Ведь мудрость, знаешь сам, удел великих.

Теперь мой замок и мои войска —Твои! Как клятва, речь моя крепка.

И крепость и сокровища Хаджира —Твои. Зачем нам битва после мира?»

Сухраб, на лик прекрасный брося взгляд,В цвету весны увидел райский сад.

Ее красой душа его плениласьИ в сердце, как в ларце, печаль укрылась.

Ответил он: «Тебя я отпущу,Но помни: я обмана не прощу.

Не уповай на стены крепостные,Они не выше неба, не стальные.

С землей сровняю эти стены я,И нет против меня у вас копья».

Гурдафарид вперед — крылатым лётом —Коня послала к крепостным воротам.

Сухраб за нею рысью ехал вслед,Он верил, что ему преграды нет.

Тут крепости ворота заскрипелиИ пропустить Гурдафарид успели.

И вновь захлопнулись и заперлись.У осажденных слез ручьи лились,

В подавленных сердцах кипело горе,Тонуло все в постигшем их позоре.

К Гурдафарид, со всею свитой, самСедобородый вышел Гуждахам,

Сказал: «О с благородным сердцем львица!О дочь моя! Тобой Иран гордится!

Страдали мы, неравный видя бой,Но не бесславен был поступок твой.

Ты выхода искала в честной битве,Но враг силен. Внял бог моей молитве,—

В обмане ты спасенье обрелаИ невредима от врага ушла».

Гурдафарид в ответ лишь засмеяласьИ на стене высокой показалась.

Увидела Сухраба за стенойИ молвила: «Что ждешь ты, витязь мой?

Иль ожидать напрасно — твой обычай?Увы, навек расстался ты с добычей!»

Сказал Сухраб: «О пери, пред тобойКлянусь луной, и солнцем, и судьбой,—

Разрушу крепость! Выхода иногоНе вижу я. Тебя возьму я снова.

Как ты раскаешься в своих словах,Когда в моих окажешься руках!

Как сожалеть ты будешь, что сначалаТы не исполнила, что обещала!»

Гурдафарид ответила, смеясь:«Я сожалею, о мой юный князь!

Неужто, витязь мой, не знал ты ране,Что тюрки брать не могут жен в Иране?

Что ж, значит я тебе не суждена!Но не печалься, то судьбы вина…

Но сам ты не из тюркского народа,В тебе видна иранская порода.

С такою мощью, с красотой твоейТы был бы выше всех богатырей.

Но если скажет слово шах Ирана,Что юный лев повел войска Турана —

Подымется Рустам из Сеистана,Не устоишь ты против Тахамтана!

Беда тебе! — из войска твоегоВ живых он не оставит никого.

Мне жаль, что этот стан и эти плечиПоникнут и падут во прахе сечи.

Повиновался б лучше ты судьбе,Вернулся бы скорей в Туран к себе.

А ты на мощь свою лишь уповаешь,Как глупый бык, бока свои терзаешь!»

Сухраб, внимая, от стыда сгорал.Что замок трудно взять, он это знал.

Невдалеке от крепости стоялоСело и над собой беды не знало.

Сухраб пошел и разорил село,По локоть руки окунул во зло.

Сказал потом: «Ночь наступает, поздно…Пора нам отдохнуть от сечи грозной.

А завтра здесь неслыханная быльСвершится. Мы развеем стены в пыль».

И, повернув коня, погнал безмолвно,Вернулся в стан, печалью смутной полный.

Письмо Гуждахама шаху Кавусу

Когда Сухраб уехал, ГуждахамПозвал писца и сел с ним рядом сам.

Свои несчастья шаху описал он,И с опытным гонцом письмо послал он.

В письме сказал он: «Мы, твои рабы,Здесь терпим гнев неведомой судьбы.

Туранцы, что напасть на нас не смели,Пришли под крепость, морем зашумели.

Вождь этих войск, затмивших полдня свет,Юнец, едва ль четырнадцати лет.

Но ростом он невиданно огромен,Он силой исполинской неутомен.

Его, как дуб индийский, крепок стан.Льва породил могучего Туран.

Он богатырской палицей играет,Разящий меч в руке его сверкает.

Что кручи гор ему, что глубь морей?Подобных в мире нет богатырей.

Как лев средь ланей, в ратной он ловитве,Сильнейшего сразить он может в битве,

Он может демонам противостать.Богатыря того Сухрабом звать.

Подобье он Рустама Тахамтана,Похож на ветвь из дома Наримана.

Не знаю, кто отец его и мать,—Как у Рустама, мощь его и стать.

Когда пришел он, ради бранной чести,Привел к нам войско, жаждущее мести,

Хаджир, непобедимый богатырь,С ним выехал на бой в степную ширь.

Ему навстречу, на коне могучем,Сухраб летел, как молния по тучам,

Быстрей, чем запах розы — от ноздрейДо мозга, — мысли пламенной быстрей.

Хаджира сбил с седла с такой он силой,Что это всех смотревших изумило.

Теперь Хаджир в оковах и в плену…Кто горечи измерит глубину?

Видал я витязей туранских в деле,Но о подобном не слыхал доселе.

Рустаму он подобен одному,—Быть может, равен лишь Рустам ему.

На всей земле найдешь ему едва лиПротивоборца, кроме сына Заля.

Здесь, кто против него ни выступал,Отважнейших он в плен арканом брал.

Хоть он могуч, но духом он не злобен,Огромный конь его горе подобен.

Когда он скачет, до неба пыля,Горам прощает тяжесть их земля.

Подумай о стране, миродержавный,Чтоб не постиг и вас удел бесславный!

Пускай сюда твои войска идут,Не то — столпы величия падут.

Теперь не время мир вкушать беспечный,Он может обложить нас данью вечной.

Коль вовремя его не удержать,Нам радости и счастья не видать.

Когда бы ты его увидел сам,Сказал бы ты — он юный всадник Сам.

И если ты теперь нам не поможешь,Всех нас погибшими считать ты можешь.

Не отсидимся мы в своих стенах,—Сегодня, завтра рухнут стены в прах.

Поэтому мы ночью замок бросим,Приют в Иране оказать нам просим.

Меня давно ты знаешь, я не лгу,Но жертвовать я войском не могу.

Нас не укроют стены крепостные,Ворота перед ним падут стальные».

Письмо он кончил, приложил печать,Велел гонца надежного призвать.

Сказал: «Скачи быстрей, чтоб утром раноТы был далеко в глубине Ирана».

Посланье спрятал тот гонец на грудь,Сел на коня, помчался в дальний путь.

Под крепостью был тайный свод подземный,Вел из него далеко ход подземный.

Тем ходом, по неведомым путям,В ночи ушел с семьею Гуждахам;

И войско все, по потайному ходу,Из крепости он вывел на свободу.

Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.