Песня орла - Мэрилайл Роджерс

Признание Грании нашло у Линет полную поддержку, больше того, девушка широко заулыбалась.

– О, конечно, конечно, если ты готова брать у меня уроки, то я буду стараться изо всех сил!

Глубоко потрясенная великодушным ответом на столь унизительное для женщины признание, Грания почувствовала, как тяжелая ноша свалилась у нее не только с плеч, но и с души, и несколько оживилась.

– Давай начнем прямо сейчас! – Линет весело хлопнула в ладоши. – Нам надо многое успеть, пока не истекло время, отведенное мне твоим братом.

– О каком времени ты говоришь?

В ответ Линет печально опустила голову.

– Разве ты не знаешь, что к моему отцу отправлен гонец? – Черноволосая голова медленно качнулась в недоумении. – Брат твой обещал неприкосновенность мне и Алану только в течение четырнадцати дней.

Прозвучавшие слова снова напомнили обеим женщинам о той пропасти, которая лежала между ними, и уже готовы были порвать тонкие нити доверия, так недавно завязавшиеся в их душах.

– Может быть, для начала мы все же смоем копоть с себя и с того места, на котором нам предстоит начать наш первый урок? – И, заставив себя отбросить все нехорошие мысли, Линет взялась за дело. Грания несколько напряженно, но все-таки улыбнулась в ответ.

Дым на кухне уже совершенно рассеялся, и Линет смело направилась прямо к высокому буфету, на котором стояла корзина с чистым бельем. Достав оттуда пару полотенец, она вручила одно Грании, другое взяла себе и прихватила кувшин с водой.

Затем внимание обеих на какое-то время занял стол, скамьи и вся кухонная утварь. Грязная вода несколько раз выплескивалась за дверь, сменяясь чистой до тех пор, пока последняя копоть не была смыта со скамеечки перед очагом, и только хозяйки успели вымыть напоследок руки и остановились, обмениваясь счастливыми улыбками от хорошо исполненного дела, как за их спинами прозвучал хрипловатый голос:

– Мои капканы набиты до отказа, и я подумал, что будет неплохо, если я поделюсь их содержимым с вами.

Женщины мгновенно обернулись и увидели стоявшего в дверях и закрывавшего весь проем Оувейна. В руке у него болтался жирный фазан.

– Ах, какой откормленный! Как раз то, что нам нужно, правда, Линет? – Грания почти с мольбой кинула взгляд на девушку, и та незамедлительно согласилась.

– О, конечно, это будет настоящее украшение сегодняшнего ужина! – И Линет стала торопливо загибать тоненькие пальцы, перечисляя необходимые для блюда ингредиенты: – Для фаршированного фазана нам понадобятся всего лишь несколько яблок, немного овса и чуть-чуть травок, самых простых – розмарин, базилик и тимьян.

– Все они у нас под рукой! – Грания так и сияла. – Как замечательно с твоей стороны было подумать о нас, Оувейн! – В черных глазах женщины открылась какая-то неведомая теплая глубина.

Поначалу Оувейн был обескуражен таким радушным приемом, подозревая в нем какой-то подвох, но затем все же решил им воспользоваться и широко шагнул, чтобы положить птицу на чистый, ничем не покрытый стол. Обернувшись же, он обнаружил, что обе раскрасневшиеся женщины стоят прямо за его спиной.

– Я пришел сюда совсем с другой целью, Грания, – холодно остановил он их порыв, в глубине души сожалея, что холодность его только показная. – Нам надо поговорить наедине. – Он исподлобья бросил на заложницу недовольный взгляд, и та с удивлением увидела, как в ту же секунду Грания привычным жестом положила руку на широкое плечо бородача.

– Если ты ищешь уединения, то давай пройдемся по маленькой оранжерее. Почки яблонь набухли и вот-вот распустятся, – и, не глядя больше на Линет, о существовании которой она, казалось, просто забыла, Грания вышла с бородачом, плотно прикрыв за собою двери.

Какое-то время они шли молча, Оувейн бездумно, а Грания – мечтательно глядя куда-то за горизонт, но как только пара оказалась в оранжерее – единственном, пожалуй, месте, избежавшем мстительного поджога Ллойда, – Оувейн решительно приступил к делу:

– Стыдно тебе до сих пор укорять Райса за то, в чем он не виноват – у него не было выбора!

Таких речей Грания ожидала меньше всего, и, поскольку тема эта обсуждалась уже много раз, она поняла, что настоящая причина разговора крылась совсем в другом.

– Он знал, знал о смерти отца и все же предпочел не возвращаться! Какой толк говорить о предмете, в котором, ты знаешь, мы никогда не сойдемся? – Умиротворение, столь редкое в жизни Грании за последние годы и сейчас на минуты восстановленное тихой кротостью пленницы, разом оставило ее.

– А такой, что Райс поклялся своей честью в том, что не получал этого известия, и я единственный, кто может заставить тебя в это поверить.

– Но как я могу верить? Как, когда своими собственными глазами видела и письмо, и отправившегося с ним гонца! Неужели ты думаешь, что я вру? – Голос Грании звенел от гнева, и, уперев руки в бедра, она преградила Оувейну дорогу.

– Нет, я знаю, что ты не лжешь, – тихо прошептал тот и, неожиданно для своих огромных рук, ласково погладил ее узкие плечи. – Но ведь это никак не опровергает истинность клятв Райса, правда? Может быть, с гонцом что-нибудь случилось и он не добрался до Нормандии…

– Значит, ты утверждаешь, что рассказ Ивайса о собственноручном вручении послания Райсу – ложь? – На последних словах голос женщины дрогнул, и она опустила голову, уставившись в грязную землю. Все поблекло вокруг, и то, что Оувейн искал ее общества лишь для такого банального разговора, вызвало на ее глазах слезы, о существовании которых она не вспоминала со смерти отца и которые были готовы вот-вот пролиться.

– Ивайс? Ивайс был тем гонцом, которого отправили в Нормандию?!

Тревога в голосе Оувейна заставила Гранию поднять голову, но, не желая говорить дрожащим от слез голосом, она лишь молча кивнула.

До сих пор Оувейн не знал имени человека, отправленного его отцом с важным сообщением, и это открытие теперь давало возможность раскрыть роковую загадку, но рядом стояла страдающая Грания, – а такого зрелища бородач вынести не мог, тем более что сам отчасти являлся его виновником.

– Не думай больше об этом, – прошептал он и, взяв в большие ладони ее лицо, большими пальцами смахнул дрожащие на ресницах слезы. – Я докопаюсь до правды во что бы то ни стало и все расскажу тебе. А до тех пор, молю тебя, не беспокойся, не позволяй черным мыслям омрачать твои дни и тревожить ночи!

Грания опустила голову так, что ее лоб коснулся выпуклой груди Оувейна.

– Причина моей печали не в этом.

Слова эти были произнесены едва слышно, но Оувейн, ждавший их, все понял и не сумел удержаться, чтобы не прижаться щекой к ее иссиня-черным волосам.