Последний праведник - А. Й. Казински

Нильс нерешительно попытался ее перебить:

— Но мы же не имеем никакого отношения к расследованию.

— Вы думали над этим?

— Над чем?

— Над закономерностью. Может быть, мы сможем ее установить.

Нильс подошел к окну и взглянул на темные улицы.

— Вы имеете в виду — предотвратить следующее убийство?

— Мне, конечно, понадобится вся имеющаяся информация, но у вас наверняка есть материалы дела.

Нильс думал. О Катрине.

— Как я уже сказал…

— Вы не имеете никакого отношения к расследованию. Я поняла. Извините за беспокойство, Нильс Бентцон.

— Ничего, все в порядке. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, любимый.

Она положила трубку.

25

Аэропорт Каструп, Копенгаген, четверг 17 декабря

Один из старейших гражданских аэропортов в мире, занимающий большое поле под Копенгагеном. Лучше всех в Европе переживший Вторую мировую войну. Пока остальные аэропорты рушились под бомбами, Каструп что-то оберегало. Провидение? Случай? Политика сотрудничества тогдашнего правительства с оккупантами?

— Вы сказали, международный терминал?

— Да, спасибо. Терминал 3. Я наверняка опаздываю.

Резкое зимнее солнце никогда не поднималось выше отметки, с которой било автомобилистам прямо в глаза. Нильс надел темные очки, предназначавшиеся вообще-то для Африки, и посмотрел в них на небо: красивое, ясное, глубокое голубое небо. В воздух как раз взлетал большой аэробус, и Нильс попытался подавить нарастающую тошноту. Каждый год более двухсот шестидесяти тысяч самолетов взлетают и садятся в Каструпе. Миллионы людей улетают отсюда или прилетают сюда. Нильс читал об этом и знал статистику. Он знал, что должен был облегченно вздохнуть, выйдя из такси, потому что самая опасная часть пути осталась позади. Но все его многие знания не имели никакого терапевтического эффекта, скорее наоборот.

— Вам повезет, если удастся сразу улететь, — сказал таксист, останавливая машину. — Мой двоюродный брат должен был еще вчера лететь в Анкару, но до сих пор сидит тут и ждет.

Нильс молча кивнул, уставившись на выросшее перед ним здание в форме крыла из стекла и алюминия. Климатический саммит привел к массовым задержкам рейсов: на одиннадцать дней его работы Каструп стал главным мировым транспортным узлом. Однако, насколько Нильс понял из интернета, на его самолет форум никак не повлиял. Большинство глав государств уже прибыло, а некоторые даже успели улететь обратно.

Уже в зале отлетов Нильс начал потеть. Он зашел в туалет, проглотил несколько таблеток и плеснул себе в лицо холодной воды. Из зеркала на него глянуло заметно побледневшее, измученное лицо с блуждающими расширенными зрачками.

— Are уou okay, mister?[36]

Нильс увидел в зеркале его отражение. Маленький толстенький южноевропеец с вежливым лицом.

— Iʼm fine, thank you.[37]

Толстячок не двигался с места. Всего несколько мгновений, но достаточно долго для того, чтобы Нильсу захотелось попросить его перестать таращиться. Наконец он ушел.

Еще воды. Нильс пытался взять под контроль свое дыхание, и ему бы это удалось, если бы не новый голос, на этот раз из громкоговорителя:

— Последнее предупреждение для пассажира Нильса Бентцона, вылетающего в Париж рейсом авиакомпании SAS в 8.45. Просим вас срочно подойти к выходу номер одиннадцать.

Пересадка в Париже, конечно, тоже не упрощала дела. Ему придется пройти через этот ад дважды.

Он закрыл глаза и попробовал сменить тактику. До сих пор он пытался делать вид, что ничего особенного не происходит, пытался забыть о том, что он в аэропорту. Это ему не удалось, так что теперь он решил попробовать прямо противоположное: осознать свое присутствие, сосредоточиться на нем. Быть осторожным. Пустить страх внутрь и побороть его с помощью здравого смысла и статистики: миллионы людей постоянно находятся в небе. Господи ты боже, он должен просто сделать то же самое, что постоянно делают они: сесть в самолет, выпить кофе, посмотреть фильм, может быть, даже немного вздремнуть. Принять мысль — и даже, может быть, насладиться ею, — о том, что мы все умрем. Это не помогало. Он боялся не самолета или смерти. Ему не нравилось само перемещение в другую точку пространства.

Он вытер лицо салфеткой, сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки. Потом вышел из туалета и направился к своему самолету. Проходя сквозь почти пустой зал отлетов, он представлял себе осужденного на смертную казнь, делающего последние шаги к виселице. Нильс подумал, что предпочел бы казнь полету на самолете.

— Спасибо. Приятного полета.

Исполненная уверенности стюардесса профессионально улыбнулась, пропуская его в самолет. Никто не обратил на него особого внимания, никто не бросал осуждающих взглядов из-за того, что он опоздал. Все были заняты своими делами. Нильс отыскал свое место и уселся. Какое-то время он просидел смирно, разглядывая спинку сиденья впереди. Все шло неплохо, он контролировал ситуацию, дыхание было нормальным. Может быть, таблетки наконец-то подействовали.

Но тут он заметил свои руки, лежавшие на коленях.

Они выглядели так, как будто их ударило и продолжало бить током. Он чувствовал, как спазмы медленно поднимаются по его рукам к плечам и дальше к грудной клетке и диафрагме. Звуки вокруг исчезли. Он растерянно осмотрелся в салоне. Маленькая девочка лет пяти глазела на него, сворачивая шею, полная детского восхищения. Ее губы шевелились, а потом он вдруг смог расслышать и слова:

— Мама, что делает этот дядя?

Он видел, как молодая мама шикнула на девочку: занимайся своими делами и не лезь в чужие.

Нильс поднялся со своего места. Он должен отсюда выбраться. Сейчас же.

Казалось, что его вот-вот стошнит; он снова ужасно вспотел. Нильс проковылял между рядами кресел, как будто был сильно пьян и пытался это скрыть. Он старался сохранить достоинство, хотя это было практически невозможно.

— Вы не можете сейчас выйти из самолета. — Улыбка той самой дружелюбной стюардессы стала натянутой.

Нильс продолжал идти. Самолет дрожал, мотор был заведен.

— Вы не можете…

Она обернулась. Сзади ей на помощь спешил стюард.

— Простите, пожалуйста, вы не можете выйти сейчас из самолета.

— Я полицейский.

Нильс продолжал идти. До двери оставалось всего несколько метров.

— Вы меня слышите? Я прошу вас вернуться на свое место.

Стюард остановил Нильса, без спешки, с заслуживающим восхищения спокойствием. Нильс грубо оттолкнул его и схватился за ручку.

— Послушайте… — снова стюард, и по-прежнему спокойно.

Нильс достал свое полицейское удостоверение.

— Полиция. Мне нужно выйти. — У него дрожал голос. Кто-то шепнул стюардессе:

— Ты позовешь капитана?

— Мне нужно выйти! — заорал Нильс.

Стало совсем тихо. Взгляды всех пассажиров были прикованы к Нильсу. Стюард тоже смотрел на него, кажется, в его взгляде даже мелькнуло сострадание.

Он кивнул.

Колесики на тележке сидели криво, так что Нильсу приходилось прилагать усилия, удерживая ее верный курс. Он выругался про себя. На то, чтобы добыть чемодан из самолета, ушла вечность. Взгляды сотрудников багажного отделения были весьма красноречивы, они никак не пытались скрыть недовольство тем, что он добавил им лишней работы.

Наконец Нильс сдался, бросил тележку и взял чемодан в руку. Потом сел за столик и выпил пива.

Сиденье неудобное, тошнота так и не прошла. Ему не хотелось напиваться, он просто хотел чуть взбодриться. Лучше б он умер. Почему он не мог остаться в самолете? Надо было позвонить Катрине, но стыд не давал ему это сделать.

Новый стул, на этот раз поудобнее. Нормальное сиденье, рассчитанное на то, чтобы ждать в нем чего-то. Нильс не помнил, как он сюда пересел. В руке у него был телефон. «Катрине, любимая, я не сдаюсь».

Придется обойтись смс.

Он взглянул в громадное окно. 737-й Боинг непринужденно взлетал в воздух.

Прошло полчаса, может быть, больше. Самолеты садились и взлетали. Люди прилетали и улетали. Нильс рассматривал бизнесменов, туристов, чиновников, участников климатических переговоров, политиков, журналистов, представителей разных организаций по охране окружающей среды. Некоторые уже заранее выглядели уставшими и печальными, другие были полны надежд. Но все они двигались. Перемещались из одного места на Земле в другое.

Он же просто сидел на месте.

Наконец он поднялся и пошел в очередь к стойке Alitalia. Он не думал, мозг его был полностью отключен, вся информация оттуда была удалена, все размышления о путешествии, все тщательно продуманные приготовления, вся статистика. Зачем ему теперь все это? Какая ему от этого польза?