Город, который забыл, как дышать - Кеннет Харви

На последней ступеньке она резко остановилась. За стеклянной входной дверью стояла девочка.

— Джессика? — пробормотала Клаудия. Она никак не могла понять, каким образом дочь так быстро оказалась на улице.

Девочка улыбалась и прижимала нос к матовому стеклу. Та самая девочка из дома Критча. Сколько она там пробудет? Кто-то большой положил руку на плечо ребенка и потянул назад. Может, отец? Ну точно, это вчерашние знакомые. Только как их зовут? От резкого стука Клаудия вздрогнула и схватилась за горло. Придется открыть.

Она закрыла глаза и попыталась собраться с силами. Ребенок снова что-то защебетал. Почему нельзя постоять тихо? Клаудия взялась за дверную ручку и глубоко вздохнула, прежде чем нажать на нее.

— Доброе утро, — поздоровался отец девочки, и улыбка сбежала с его лица. Он взглянул на часы. — Мы вас не разбудили?

— Нет-нет, что вы, — как могла приветливо сказала Клаудия. Прищурилась, отвела прядь волос за ухо и тут же вспомнила, что сегодня еще не причесывалась. «Значит, сейчас утро, — подумала она. — Интересно, который час?» И зубы не чищены, изо рта, наверное, пахнет. Ну и пусть. «Ни капли воды в рот не возьму. Ни за что. Уж лучше совсем высохнуть, как мумия». В присутствии посторонних Клаудия казалась себе некрасивой, нелепой и беззащитной. Вдали сверкали на солнце волны, бухта защищала берег от грозной стихии. Дальше к востоку, за горизонтом, океан правил жизнями людей.

— Тари очень хочет с вашей дочерью познакомиться. — Отец с любовью погладил ребенка по голове. — Было бы здорово, если бы они пообщались. Прекрасное утро, кстати.

— С моей дочерью? — Губы Клаудии задрожали, щеки побелели. Затуманенный взгляд остановился на Тари. — Ты что-то знаешь про мою дочь?

— Да, — пискнула девочка.

— Откуда? — Кожа на скулах натянулась. Клаудия чувствовала, что с каждым словом становится все уродливее.

— Мы не вовремя? — спросил отец.

Клаудия раздраженно взглянула на него, кровь прилила к щекам, в горле пересохло от гнева.

— Не вовремя.

Гости переглянулись.

— Простите, — сказал отец.

— Н-нет, я не это имела в виду. — Клаудия пальцем провела по губам и тревожно оглянулась на лестницу. — Просто…

— Она спит?

— Да, — с облегчением выдохнула Клаудия, уцепившись за простой ответ. Она опустила руку, стала видна надпись на рукаве. Клаудия нагнулась, стараясь заглянуть Тари в глаза. — Где ты видела Джессику?

Девочка неуверенно махнула рукой:

— У вас в мастерской. В окне.

Отец нахмурил брови, он был явно смущен и озадачен.

— Мы как-нибудь в другой раз зайдем, — сказал он.

— В окне моей мастерской? — Перед глазами Клаудии сгустился туман, в ушах зазвенело. Ей хотелось схватить ребенка за руку, ощутить живую плоть. Если, конечно, Тари и правда живая. Клаудия потянулась к девочке, но потеряла равновесие и оперлась рукой о деревянные перила. — Джессика, — в отчаянии прошептала она, перед глазами закружились белые хлопья. Клаудия со стуком села на пол. Обхватила руками колени и спрятала лицо в подол. — Уходите, — сказала она. Ткань заглушала звук. — Пожалуйста… забирайте ее… и уходите.

Больница стала для доктора Томпсона вторым домом. Многие боялись этого заведения, он же отдыхал здесь душой. Раз и навсегда установленный порядок — заполнение форм, ежедневная рутина, осмотры — все это помогало собраться с мыслями. Доктору нравилось, что кругом царит чистота, и есть кому эту чистоту поддерживать. Врач должен во всем находить повод для оптимизма, а не переживать, что почва под ногами зыбкая, а любой результат непредсказуем. Иначе можно свихнуться. Надо нести людям надежду, хотя бы и призрачную.

Но вот морг — совсем другое дело. Даже у Томпсона начинало сосать под ложечкой, когда он отправлялся в подвал. Двери лифта открылись, и в нос сразу ударил запах формальдегида.

У входа за металлической стойкой сидел санитар, Глен Делэйни. На нем был белый лабораторный халат. Делэйни ковырял у себя в пальце чем-то, похожим на щипчики. Наверное, вытаскивал занозу. На секунду приподнял голову, взглянул на доктора и вновь погрузился в свое увлекательное занятие.

«Вот баран», — мысленно выругался Томпсон. Все работники морга какие-то странные. Он взглядом поискал патологоанатома, но того нигде не было видно.

— Доктор Питере у себя?

Делэйни пожал плечами. Нет, вы видели? Он пожал плечами! Будь Томпсон ровесником этому тридцатилетнему молокососу, непременно отпустил бы что-нибудь насчет недополученного воспитания. Но с возрастом становишься сдержаннее. Да и какой, собственно говоря, смысл воспитывать санитара? Все рано не изменится. Такого ничем не проймешь, хоть по голове дубась. «Ушел в себя, вернусь не скоро».

Тело Фаулера еще не убрали со стола в морозильную камеру. Доктор подошел поближе, чтобы разглядеть надрезы, которые сделал патологоанатом. Все-таки вскрытие — это садизм и неуважение к умершему. В таких ситуациях Томпсону неизменно приходила в голову одна и та же мысль: «Ну, этот точно умер. Вы только полюбуйтесь. Его на части кромсают, куски отпиливают, а он молчит». Сильный здоровый человек стоял в кабинете у доктора всего два дня назад. Теперь его нет. Есть кусок разделанного мяса. И кто же из них настоящий мистер Фаулер? Вот он, главный вопрос бытия.

Сесть бы куда-нибудь, а то колени совсем замучили. Томпсон переступил с ноги на ногу. С Делэйни что ли поговорить? Живой голос, все-таки. Только о чем? О занозе в пальце? Можно было бы спросить, как умер Ллойд, но миссис Фаулер и так все по телефону рассказала. Нашла мужа в кресле. Мертвого. Он словно бы спал, вот только цвет кожи был неправильный. Серый. «Прямо вареная капуста», — рыдала вдова.

— Как жизнь? — Томпсон ожидал, что Делэйни ответит обычной шуткой: «Вскрытие покажет».

— Какая тут жизнь, — ответил санитар, яростно ковыряя несчастный палец. — Тут больница.

Томпсон нахмурился. Пристальное внимание, которое Делэйни уделял своей ручище, начинало действовать на нервы. Что он там ищет, в самом деле? Доктор хотел было плюнуть на свои добродетели и как-нибудь так обозвать санитара, чтобы его наконец проняло, но тут открылась дверь. В нее боком протиснулся высокий, под два метра, смуглый сержант полиции и застыл у входа, словно не решался войти.

— Это морг? — наконец, спросил он.

«Нет, — подумал Томпсон, — детский садик. Сам-то как думаешь?» Впрочем, зачем грубить? В конце концов, полицейский имеет полное право задать такой вопрос.

— Полагаю, что так, — сухо ответил Томпсон. Делэйни тихонько хихикнул. Доктор тут же возненавидел санитара еще больше, насколько это вообще было возможно, и преисполнился симпатии к сержанту.