Кокон - Олег Овчинников

Аля прикидывала, на что потратит нечаянно освободившийся конец отпуска, а Антон морщился, как получивший на вступительном экзамене «неуд» абитуриент при виде своих более удачливых товарищей. Бывших товарищей, если быть честным до конца.

А через пару месяцев сменил старенький радиоприемник «Альпинист» на «Свиягу», мотивируя свой поступок тем, что у последнего дизайн лучше, а диапазон шире.

Подлинный период угрюмости, неразговорчивости и погруженности в себя, который Тошка предпочитал именовать новомодным словом «депрессия», длился недолго, недели, может быть, три или четыре. Его отличительной особенностью стали совместные ужины, проходящие либо в полном молчании, либо в вялом пережевывании навязших на зубах вопросов о работе, о самочувствии, о прошедшем дне – под отварную картошку с жареными котлетами или макароны по-флотски – настолько формальных, что, право, лучше уж молчать. В это же время у Тошки, кажется, возникло пугающее Алю намерение насильно выработать у себя стойкую никотиновую зависимость. Теперь вечерами он по полчаса, а то и по часу сидел в подъезде, взгромоздясь на отрытую где-то крошечную скамеечку, которую некогда использовал как подставку для правой ноги – в период своих попыток освоить игру на семиструнной гитаре по самоучителю. Он подпирал спиной стену, курил дешевые сигареты и стряхивал пепел несбывшихся надежд в пустую трехлитровую банку. О чем он думал в эти минуты, хотелось бы Але знать. Возможно, прикидывал, сколько миллионов раз ему осталось взобраться на эту скамеечку, чтобы гипотетически добраться до Луны. Или обещал себе: «Вот наполню банку пеплом до краев и начну новую жизнь». По крайней мере Але хотелось надеяться на последнее. Ведь почему-то же муж запрещал ей вытряхивать скопившиеся окурки.

Конец депрессивного периода наступил даже раньше, чем она ожидала, трехлитровая банка не успела наполниться и на четверть. Но на то, чтобы полностью прийти в себя, Тошке потребовалось почти три года. То есть не просто вернуть себе здоровый вид и бодрый голос, способность шутить и страсть к запойному чтению, но прийти в себя настолько, чтобы осмелиться бросить новый вызов природе, судьбе и досадной ограниченности человеческих возможностей.

Правда, Але пришлось изрядно поломать голову над тем, в какие же заоблачные высоты, морские широты или подземные глубины на этот раз увлечет ее неугомонного мужа нелегкое бремя «Родившегося в День Великих Свершений». Впрочем, заоблачные высоты можно было смело отмести. Воронья Сопка начисто отбила у Тошки стремление к высоте, Але казалось даже, что сам он после возвращения стал немножечко ниже ростом. И все-таки, куда теперь? Чего ждать? К чему готовиться?

Факт покупки новых книг она заметила сразу, отследила по солидной прорехе в семейном бюджете, но сами книги Антон долго и умело от нее прятал. Будь в Тошкином характере хоть капелька мнительности, Аля заподозрила бы, что он натурально опасается сглаза, но, будучи убежденным материалистом, муж, скорее всего, просто готовил для нее сюрприз. Однако ждать, пока ее соизволят «осюрпризить» у Али не хватало терпения, поэтому ей приходилось наблюдать, подмечать и строить выводы.

Взять к примеру Тошкины гимнастические упражнения перед зеркалом по утрам. Частота и периодичность занятий остались прежними, но при этом гантели сменились пружинными эспандерами и просто эластичными лентами, которые продавались в аптеке в нарезку, слегка присыпанные тальком. Чаще всего ленты, сложенные в несколько раз, крепились к ножкам кровати, и сидящий на полу Тошка с завидным упорством тянул их на себя то одной рукой, то обеими, то всем туловищем. Но это еще ни о чем не говорило. Сосредоточившись на конкретном упражнении, Тошка мог с равным успехом готовить себя и к продолжительной гребле, и к управлению парусом при шквальном ветре, и к преодолению сопротивления воды на большой глубине, и… мало ли к чему еще. А может, он вовсе ни к чему не готовился, а просто, посмеиваясь про себя и подогревая любопытство жены, день за днем тянул, что называется, резину.

В негромких телефонных переговорах с новыми – но Аля почему-то ни секунды не сомневалась, такими же бородатыми, как прежние – приятелями, Тошка уверенно сыпал незнакомыми ей выражениями. Сорил знаниями, почерпнутыми наверняка в ущерб стиральной машине «Малютка», для которой Аля давно присмотрела уголок в ванной, но вот уже полгода не могла отложить потребную для покупки сумму денег. Но это ничего, это не жалко, можно и еще подождать, лишь бы снова увидеть озорной блеск в глазах мужа, когда он, прикрывая трубку рукой и считая, что говорит достаточно тихо, лопочет что-то про падение уровня на километр трассы, про категории сложности – нашу и буржуйскую, про полукомбинезоны, боты из неопрена, а потом вдруг про какие-то юбки, фартуки и снова юбки, повергая – не подслушивающую, ни в коем случае, просто хорошо слышащую жену в легкий шок. Про разборные и монолитные каркасы, про правый и левый разворот, про какие-то бочки и сливы. «Грузите сливы бочками», – думала Аля и улыбалась. Сильнее всего ее рассмешило неуклюжее, неустойчивое даже на слух словечко «каякинг». Так кричит какая-нибудь северная птичка: «Каяк! Каяк!» Хорошо еще, не каюкинг!

Видимо, все-таки широты, про себя решила Аля. Или глубины, но все равно морские или пресноводные, иначе зачем бы вдруг Тошка так увлекся закаливанием? Однажды, когда она вошла в ванную сразу после мужа и потрогала рукой не до конца слившуюся воду, та оказалась совсем холодной. Хотя Тошка до этого плескался в ней минут пятнадцать.

Так акваланг или хождение под парусом? Или что-нибудь еще, на что просто не хватает ее женской фантазии? Этот вопрос заставил Алю задуматься всерьез. Как-то раз во время просмотра «Клуба кинопутешественников» она будто бы невзначай обратилась к мужу с невинным вопросом:

– А вот почему аквалангисты, когда погружаются, берут с собой еще и трубку от маски? От нее же на глубине никакой пользы.

– А я почем знаю? – пожал плечами Тошка, и Аля вычеркнула из мысленного списка еще одну гипотезу.

Значит, парусник. Это ничего, это даже романтично.

Однако Тошкина задумка, перед которой действительно пасовала ограниченная женская фантазия, оказалась менее романтичной и гораздо более рискованной. Аля поняла это уже на этапе посадки в поезд, когда наблюдала, как пара суетливых, веселых и голосистых мужичков, вызвавших у нее смутное и обманчивое ощущение узнавания, пыталась с пыхтением и прибаутками загрузить в вагон что-то объемное в огромном брезентовом чехле.

– Это у вас палатка? – поинтересовалась она.

– Нет, байдарка, – ответил тот, что пятился по проходу впереди ноши.