Кокон - Олег Овчинников

– Еще пятьдесят тысяч ступенек – и Эверест наш!

Оказывается, Тошка пересчитал высоту Джомолунгмы в стандартных девятиэтажках (получилось приблизительно 327), в лестничных пролетах и даже ступеньках, и весь июль посвятил восхождению, чередующемуся со спуском, на свой персональный Эверест. С грузом знаний за плечами и в своей пародии на альпинистскую экипировку, то есть в условиях, максимально приближенных к реальным.

Польза от этих тренировок была очевидной. Тошка стал гораздо выносливее, приучил к постоянной нагрузке сердце и легкие, укрепил бедра и икры, а Аля всего за месяц перезнакомилась со всеми соседями по подъезду, которые периодически обращались к ней с вопросом, все ли в порядке с головой у вашего мужа. Естественно, их вопросы звучали в несколько смягченной форме, но внутренний смысл был именно таков. И Аля всякий раз с терпеливой улыбкой, отработанной еще на гавриках, заводила разговор на тему, так мол и так, спортсмены мы, не ждем милости от природы, тренируемся в любую погоду, мало ли что лето, у нас по распорядку восхождение на заснеженный пик. Соседи кивали, то ли понимающе, то ли сочувственно, старательно отводили взгляды, но, кажется, не вполне удовлетворенные Алиными объяснениями, продолжали испуганно жаться к стеночке, когда мимо них по лестнице пробегала фигура в лыжном костюме и кедах, если вниз, то насвистывая и вприпрыжку, а когда вверх – медленно переставляя ноги и бормоча под нос что-то вроде «Семнадцать тысяч сто тридцать одна, семнадцать тысяч сто… Доброе утро! Семнадцать… Тьфу ты! Простите, пожалуйста, вы не запомнили, на чем я остановился?»

Для первого восхождения выбрали Воронью Сопку, одну из гряд, образующих протяженный Уральский хребет, вершину высоты невеликой, сложности умеренной, словом, для первого раза – самое то.

В горы ехали шумной компанией, всю дорогу, оставив дверь купе нараспашку, радовали вагон песнями под гитару и запахом хрустящих яблок и портвейна «Три семерки». Или «Три топорика», как называли его Тошкины новые приятели-альпинисты, при этом бросая на Алю поверх бород такие искрящиеся взгляды, что она полдороги мучалась вопросом, не скрывается ли за этим названием какой-нибудь дополнительный, не вполне приличный смысл. Соседи по купе, крепкие мужички в видавших виды спортивных костюмах, тоже принципиально не брились НА ВЫЕЗДЕ, а выезд их, судя по длине «наличной» растительности, длился не первый год.

«Здесь вам не равнины, здесь климат иной.Идут лавины одна за одной.И тут за камнепадом ревет камнепад…» —

наравне со всеми басовито, с хрипотцой орал Тошка, делая комически серьезное лицо.

Впрочем, для того, чтобы узнать о себе грустную истину, ему не потребовалось ни камнепадов, ни лавин. Все выяснилось на первом же восхождении. Сначала Тошка уверенно и бодро лез в общей связке, а временами даже обгонял ветеранов. Когда они только сопели, он пытался шутить, страховал Алю, перебираясь вверх и вниз так легко и спокойно, словно двигался по безопасной парадной лестнице с ворохом макулатуры за спиной. Проблемы начались во время привала, когда вся четверка забралась на достаточно широкий и ровный козырек, утомленно вытянулась у его края и свесила головы, оценивая результаты подъема. Тошка тоже взглянул вниз с улыбкой человека, которому природа обязана покоряться всегда и во всем, не может не покориться, куда она денется, не будь он рожденным 29 мая! Увидел ручную змейку далекой реки, и притулившиеся в основании горы домики местных жителей, похожие на спичечные коробки, и их самих, похожих на прямоходящих муравьев, после чего закрыл глаза и потерял сознание. Очнулся уже на спине, ощущая затылком чье-то мягкое колено, а носом – ускользающие нашатырные флюиды. Распахнул глаза, как будто собирался впитать ими всю небесную синь, и спросил:

– Небо? Почему перевернули небо?

– Шок, – авторитетно шепнул один из бородачей.

– Угу, типичный акрофоб, – непонятно согласился другой. – Хорошо, что он, пока карабкались, ни разу не оглянулся.

– Переверните небо обратно, – миролюбиво попросил Антон и снова уплыл куда-то из реальности. Пару раз он чувствовал у самого носа ватку с щекочущим запахом, но уже не мог заставить себя дрогнуть хотя бы веком.

Случившееся походило на розыгрыш изощренного садиста и не укладывалось в голове. Предугадать, что такое в принципе может произойти, не было ни единого шанса. Выросший в частном доме, получивший образование среди приземистых строений Академгородка, наконец въехавший с молодой женой в отдельную квартиру на первом этаже без балкона, зато с зарешеченными окнами, никогда не летавший самолетами «Аэрофлота», и вообще ни разу в жизни не поднимавшийся выше, чем в кабинке Колеса Обозрения, Антон ни сном ни духом не мог предположить, что у него обнаружится ужасная, до дрожи в коленках и бредовых видений, боязнь высоты.

Мучительный спуск со стометровой отметки, растянувшийся на два с половиной часа, относился к той категории жизненных эпизодов, о которых Аля старалась вспоминать пореже. Когда выдохшиеся и обозленные приятели сгрузили дрожащего и спеленутого, точно младенец, Тошку, у подножия непокорившейся Вороньей Сопки, он слабым голосом попросил:

– Дайте папироску, – хотя до этого не выносил даже запаха табачного дыма.

– На! – Первый бородач выщелкнул из пачки мятую «беломорину».

Тошка неловко взял папиросу, попытался расправить дрожащими пальцами, но только надломил, кое-как собрал половинки воедино, засунул в рот и минуты две мусолил в руках коробок и спичку, пытаясь добыть огонь.

– Только не затягивайся, – усмехаясь одними глазами, посоветовал второй бородач.

Антон затянулся и закашлялся.

Почти всю обратную дорогу он молчал. Только один раз пробормотал, глядя в какую-то точку на откидном столике купе, как будто разговаривал с несвежей скатертью:

– Они могли меня предупредить.

– О чем? – ласково спросил Аля, но Антон, кажется, не услышал и не почувствовал плечом ее успокаивающего прикосновения.

– Они опытнее… Они могли… – упрямо повторил он и крепко сжал в пальцах ни в чем не повинную чайную ложечку.

«Кто здесь не бывал, кто не рисковал,Тот сам себя не испытал,Пускай внизу он звезды хватал с небес…» —

неслось из вагонов, уносящих новую порцию наивных романтиков в сторону Урала, пока Аля с Антоном траурным маршем ковыляли по перрону ко входу в метро.

Аля прикидывала, на что потратит нечаянно освободившийся конец отпуска, а Антон морщился, как получивший на вступительном экзамене «неуд» абитуриент при виде своих более удачливых товарищей. Бывших товарищей, если быть честным до конца.