Французская косичка - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не волнуйтесь за нас, – сказала она. – У нас все в порядке.
И так оно и было.
Однажды воскресным утром она проснулась и увидела, что выпал снег, фута полтора. На круглом металлическом столике в патио у Моттов образовался снежный купол, похожий на иглу, а цвет крыши настолько сливался с цветом жемчужно-белого неба, что Мерси не могла различить, где заканчивается одно и начинается другое. Мансардные окна словно висели в пустоте.
Ей было уютно и спокойно; Мерси приготовила плотный завтрак и завтракала, завернувшись в халат. Кот меж тем взгромоздился на подоконник и зачарованно уставился на снег.
– Неожиданно, да? – окликнула его Мерси, а Десмонд обернулся, чуть приподняв брови.
Зазвонил телефон – Робин, разумеется.
– Ты там в порядке?
– Отлично, – ответила она. – Как дела дома?
– Нормально. Хотя дороги еще не расчистили. Пойду пешком и заодно принесу тебе сапоги, вернемся домой вместе.
– Ой, не надо! Я справлюсь!
– Да мне не трудно, мне полезно прогуляться.
– Робин. Ну правда. У меня работа в разгаре, ответственный момент. Я все равно собиралась весь день рисовать, у меня полно еды и вообще всего. Я тут могу много дней продержаться!
– Ну, я просто думал, не разжечь ли камин дома.
– Да, разожги, конечно! Разожги огонь, устройся в тепле и радуйся, что тебе никуда не надо идти. Я вот точно рада!
– Вот как.
– Мне столько всего нужно сделать!
– Ясно.
– Приду попозже. Пока!
* * *
«Попозже» вылилось в три дня. К тому времени дороги уже расчистили, но тротуары нет, и ей пришлось идти прямо по проезжей части. Когда Мерси вернулась домой, Робина еще не было: ровно середина рабочего дня. В кухне небольшой беспорядок – банка с какао оставлена на столе, в раковине грязная посуда, – и, судя по пледу и подушке, валяющимся на диване, как минимум одну ночь он провел перед телевизором, вместо того чтобы подняться в спальню.
Для начала она загрузила стиральную машину, добавив к вещам, найденным в корзине для грязного белья, то, что сама принесла из студии, потом отмыла кухню и приготовила мясной рулет из фарша, который обнаружила в холодильнике. Она собиралась поставить его в духовку в полпятого-пять, чтобы к ужину как раз поспел. Но сейчас не было и двух, и потому, просмотрев почту, пропылесосив ковер в гостиной и переложив вещи из стиральной машины в сушилку, она изменила план. Написала Робину записку: «Выпекать в течение часа при 350 град.»[10], прилепила ее к противню с мясным рулетом и поставила рулет в холодильник на уровне глаз, чтобы он точно не пропустил. А затем надела теплые сапоги и вернулась в свою студию.
В тот год весна выдалась ранняя, в самом начале марта. Лиловые крокусы испещрили газон, проклюнувшись даже там, где их вроде не должно было быть. Однажды утром на громадном дубе у Моттов появилось такое множество крошечных птиц, что, казалось, голые пока ветви дерева внезапно покрылись густой листвой, а щебет, который они издавали, напоминал треск сотен маленьких ножниц. Десмонд таращился в окно абсолютно круглыми обалдевшими глазами, и подбородок у него мелко подрагивал.
У Лили родился ребенок, мальчик, они с Моррисом переехали в новый дом и планировали скромную тихую свадьбу, как только завершат свои бракоразводные процессы. Маленькая Робби начала говорить, а начав, не могла остановиться; Элис завела блокнот, чтобы записывать ее смешные фразы. Дэвид написал, что его скетч поставят в студенческом театре.
В апреле Мерси пригласила трех ближайших подруг на чай в студию – свою еще школьную приятельницу Дарлин и Кэролайн с Брайди, чьи дети учились вместе с ее детьми. Никто из них не знал, что Мерси больше не живет у себя дома. В те последние несколько раз, когда они встречались – ходили вместе в кино или пообедать в кафе, – не было нужды объяснять, откуда она пришла или куда идет после.
Приглашая подруг в студию, Мерси сказала, что хочет показать свои картины, но подавала чай в настоящем чайном сервизе и с печеньем из «Джайнт»[11], как всегда поступала, принимая гостей дома. Все три дамы уселись рядком на кушетке и прихлебывали чай из чашек, которые Мерси притащила сюда в хозяйственной сумке. Все дружно согласились, что портреты домов им очень нравятся. Ну а что еще они могли сказать, в общем-то, но потом Брайди спросила:
– А если бы ты решила рисовать мой дом, какую деталь ты подчеркнула бы?
– Обычно я не могу сказать сразу, – ответила Мерси. – Я делаю наброски на месте, а позже возвращаюсь в студию и уже здесь выбираю.
– Почему так? Почему бы тебе не рисовать главную деталь прямо там, в доме?
– Главная деталь становится главной именно потому, что она – то единственное, что я хорошо помню, – терпеливо растолковала Мерси. – В студии становится ясно, что это та самая деталь, которую я отчетливо увидела. И, полагаю, именно потому, что она и есть самая важная.
– Понятно, – протянула Брайди, хотя, судя по голосу, не очень.
Когда дамы ушли, Десмонд выскользнул из ванной, где он прятался, и обошел по периметру всю комнату, подтверждая свое право собственности.
* * *
Благоуханным майским вечером Мерси услышала, как кто-то поднимается к ней по лестнице. Она решила, что заявился Робин, потому что девочки в этот час готовят ужин своим семьям. Мерси торопливо вскочила с кушетки и выключила радио (она же, согласно легенде, оставалась тут ночевать, чтобы работать, а не развлекаться). Но за дверью оказался мистер Мотт – пыхтящий и взмокший в тонкой льняной рубашке мистер Мотт.
– О, мистер Мотт! – воскликнула она. – Вы вернулись!
– Не совсем вернулся, – пропыхтел он. – Только заехал взять кое-что из дома.
– Как ваша дочь?
– Неважно.
– О, как печально.
– Она проходит лечение, курс химиотерапии. Кажется, процесс распространяется по организму.
– Боже мой.
– Да, – вздохнул он. Глянул ей за спину и обрадовался. – Вот он ты! – окликнул он Десмонда, который невозмутимо взирал на хозяина со своего привычного места на кушетке. – Как дела, дружище?
– О, с Десмондом все хорошо. Мы прекрасно ладим, – сказала Мерси. – Вы не войдете и…
– Так что нам придется переезжать туда, – перебил ее мистер Мотт. – Переехать к дочери в Ричмонд. Помочь с нашим внуком. Элиза не может о нем заботиться. Прямо сейчас ему даже нельзя
