Обретение мужества - Щербаков Константин Александрович

В фильме есть эпизодический персонаж — молодой парень, который, раздраженно и нагловато ссылаясь на неотложные дела, отказывается отвезти в больницу человека, нуждающегося в безотлагательной помощи. Спортивный такой, плотно скроенный, ультрасовременный парень. Знаменательна холодная ярость, с какой воссоздан этот персонаж на экране. Авторы не прощают ему отсутствия готовности не то что к серьезной, а к самой простой, самой элементарной пробе на душевную надежность, не прощают того, что он не желает думать о самой неизбежности таких проб, в которых, хочет он того или нет, человек оказывается как на ладони. Тревожащее нежелание это авторам, наверное, случалось наблюдать у кого-то из своих сверстников. За прямотой и категоричностью отношения к нему угадывается нетерпеливое желание освободиться, разделаться с бездуховностью, наглостью, упивающейся своей безнаказанностью, в каких бы зачаточных, неразвившихся формах они ни проявились, какие бы ни принимали житейски обыденные обличья. И именно в момент прямого столкновения с бездуховностью, наглостью вновь обрели внутреннюю спокойную — общую — уверенность в себе, в своей нужности друг другу ветераны Великой Отечественной. Резко обозначился противник, пришла ясность, которой, быть может, не хватало героям в последние годы.

Напомню, мы застали их только что похоронившими друга. В последний раз они встречались в 46-м, на дне его рождения. Потом не виделись много лет — двадцать, получается, с лишним. Трудно смотреть многие кадры первой половины фильма, иной раз просто глаза хочется опустить — так пронзительно явственна внутренняя неловкость людей, встретившихся после столь долгой разлуки. Так трудно вписаться им в новом, а вернее прежнем своем качестве (опять рядом солдаты, к плечу плечо) в спешащий, неостановимый круговорот городских буден. Что ж, случается, обыденщина разводит друзей. Сотни, тысячи важных и неважных забот вяжут по рукам и ногам, мешают остановиться, задуматься о прожитом, о том, так ли у тебя все складывается, как мечталось в землянках под взрывами, сохранилось ли, не затерялось ли среди упомянутых забот ведущее, важное, ради чего имеет смысл личное твое пребывание на этой земле.

И вот поседевшие разведчики, радисты, минеры смотрят на тебя глазами совести, глазами войны, смотрят, вовсе не навязываясь в исповедники, или судьи, — просто само их присутствие здесь, у могилы друга, после стольких лет разлуки, ты сам не можешь воспринимать иначе. А это нелегко, тревожно, ответственно, счет прошлого слишком высок. И не получается сперва разговора, и в иных движениях, репликах отчетливо проскальзывает желание разойтись и, избегнув откровений, вернуться каждому в свое русло.

Да и люди они очень разные, хотя каждого достаточно катала и била жизнь (живо и проникновенно работают в фильме актеры, не берусь выделить кого-то из них) Слесарь Ваня Приходько — открытая, доверчивая душа, и директор Харламов, у которого таких, как Ваня, в подчинении, наверное, сотни, и, похоже, крут он с ними бывает, грубоват, официален. Зачерствел пожалуй, немного Дубинский на своей бухгалтерской должности, так что, столкнувшись с ним по работе, можно его сгоряча и за чернильную душу принять. А Кирюшин (меньше всех ему отпущено текста, но характер получился под стать другим — не примитивнее, не абстрактнее) — стоит только посмотреть на его усталое, с мешками под глазами лицо, чтобы понять: нелегок журналистский хлеб, ох, нелегок.

Но удерживает что-то этих разных людей от окончательного прощания. И вот случается происшествие: на участке Приходько пробило подземный электрокабель, и мальчишку, Ваниного напарника, сильно стукнуло током. Настал пусть не грозный, но ответственный жизненный рубеж, надо было ликвидировать аварию, спасти человека, и фронтовые друзья, не настраиваясь, не говоря никаких слов, просто повинуясь душевному импульсу, начали действовать совместно, понимая друг друга с полуслова и во всем друг на друга полагаясь.

Да, было бы куда вернее, если бы между встречами не проходило десятилетий. Да, люди лучше бы жили и, наверное, больше успели, если бы в духовном общении их была непрерывность, если бы действительность, обстоятельства давали условия для такой непрерывности. Но, чорт возьми, значит, не растратили все-таки душевного запаса, значит, был этот запас прочен, раз снова, когда понадобилось, получается, нелегко, не сразу, но получается — к плечу плечо, и не иссякла, не выдохлась высокая способность товарищества. «...На фронте не шкурничал, после не скурвился...» — говорит Харламов о схороненном комбате Валентине Матвееве. К концу ленты вы убеждаетесь, что так можно сказать о каждом из четверых, сказать с чистым сердцем. Это не декларация, это глубокий и страстный пафос ленты, художественная ее плоть и кровь.

Финал «Белорусского вокзала». По-моему, каждый из писавших о фильме задерживался на нем, не умолчу и я, потому что финал этот — действительно одно из сильнейших кинематографических впечатлений последнего времени.

Райка, милая, добрая Райка (артистка Нина Ургант), сестра милосердия из матвеевского батальона, не раз, наверное, бинтовавшая каждого из четверых, сейчас, открыв квартирную дверь, недоуменно смотрит на перепачканных, помятых мужчин (лазая под землей, утратили свою городскую респектабельность) — и вдруг с криком «Ребята! Это же вы» бросается на грудь того, кто оказался всех ближе, Харламова, кажется. Но скоро опустит она голову, сжавшись вся, перебарывая несчастье, когда Дубинский глухо уронит: «Валя умер». Она, наверное, до сих пор любила Матвеева, хотя у нее — дочка, а у него были жена, сын. И тягостное молчание повиснет в комнате, пока чуткий, в избытке наделенный талантом человечности Ваня Приходько не прервет его неожиданной просьбой: «Спой, Рая...» Несколько секунд, понадобившихся для того, чтобы понять: да, только так теперь и надо, и зазвучал чуть дрожащий голос:

Здесь птицы не поют...

Песня «десятого непромокаемого батальона». И, не стесняясь слез, горестных слез и счастливых слез, начинают подпевать мужчины, ибо все можно отдать за такие вот мгновения душевного братства.

Вернется дочь заполночь, долго гуляла со своим парнем, увидит расположившихся на ночлег мужчин, улыбнется ласково, понимающе: ох, уж эти старики, дескать, пойдет в другую комнату, и уже засыпая, приподнимется вдруг, с тревожной надеждой всматриваясь — куда? Здесь резкий монтажный стык — и пошла хроника 1945 года, возвращение победивших солдат на столичный Белорусский вокзал. Блистательно срежиссированный кусок, и хроника входит в ткань игрового фильма так, что ее оттуда невозможно изъять, и мысли, эмоции, проходившие через фильм, концентрируются до символа. Для солдат Великой Отечественной, что спят сейчас в уютной квартирке Раи, вечно будет приходить этот поезд. Прошлое не осталось одним воспоминанием, оно сейчас помогает жить, как подобает людям. Во славу этих людей сделали свою картину Андрей Смирнов и Вадим Трунпн.

Непримиримость

Через деревню вели колонну военнопленных, оборванных, изможденных, голодных, и сразу ожила пустая, мертвая, казалось, деревня. Со всех сторон побежали к дороге женщины — кто с крынкой молока, кто с куском хлеба. Немецкие конвоиры отпихивали их, женщины падали в жирную, вязкую грязь, но снова поднимались, ухитряясь все-таки что-то передать.

Так начинают автор сценария Юрий Нагибин, режиссер Алексей Салтыков свой фильм «Бабье царство», сразу заявляя его главную тему — судьба русской женщины в труднейшие годы жизни страны. Авторы подробно и яростно рассказывают о зверствах фашистских захватчиков, о разрывающих душу трагедиях, что свершились в гу пору на оккупированной земле. Вот фашистский солдат заламывает руки Дуняше, девочке, почти ребенку, тащит ее в чулан, и молодая женщина Настя жертвует собой, чтобы спасти Дуняшу от изнасилования. Староста и его помощники загоняют в воду женщин, молодых и старух, а полусумасшедший офицер, представивший себя Дон Кихотом, «спасает» их, разгоняя длинной тяжелой палкой стариков, которые должны были изображать злодеев — «мавров». Мальчика, осмелившегося передразнить офицера, староста при всем народе избивает ремнем до полусмерти, мальчик сходит с ума, вырвавшись из рук матери, бежит по деревне, и часовой очередью из автомата добивает его...