Короткие истории - Леонид Хлямин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше лично общаться нам, к сожалению не доводилось.
АРАЛКУМ
…И еще всегда висела отдельным виноградным куском фруктовая Средняя Азия. С детства в Малый Атлас СССР упирался взгляд и изучал этот регион, помимо всех остальных. Казахстан, Туркмения, Таджикистан, Узбекистан, Киргизия. Каспийское, Аральское море. Вот за Арал всегда цеплялся взгляд. Не знаю почему. Раньше я этого не мог объяснить, но поскольку с годами уверовал в метафизическое, и не безосновательно, надо сказать, то сейчас могу сказать, что я подобрал объяснение. Всегда, увлекаясь историей и археологией, я искал, искал, и хотел объяснить себе всю эстетику тех мест, к которым тянет. Все время меня несло, и я срывался и куда-то ехал.
Будучи студентом, я прекрасно разъяснял азиатскую культуру. А тут еще подоспевали новости: нашли погребения на дне Арала; море-озеро высыхает. Я уж задумался, а не та ли цивилизация, которая исчезла, меня зовет? А поскольку я верю в теорию о создании (появлении) новой цивилизации (или возвращении некой старой) то все встало на свои места. Я не мог ошибаться. Слишком много предзнаменований и некоторых фактов на основе современных исследований.
Интернет пестрел фотками из космоса районов Средней Азии, и, прежде всего Арала; и дискуссиями о развитии азиатской культуры, о новых и старых находках, и их сопоставлении. Я принимал все это во внимание, но главное – людьми движут страсти. И мною тоже.
Источники: журналы и газеты еще сорокалетней и пятидесятилетней давности говорили об улове рыбы в акватории Арала, карты еще очень жирно показывали очертания моря. Где-то шумел Муйнак и Аральск. И Советский Союз таким казался родным и непобедимым. Ведь Арал – это та же неотъемлемая часть, что и Родина-Мать у нас на кургане. Это когда географический объект сначала становится историческим, а затем переходит в разряд семиотического толкования.
И вот он ушел Советский Союз вместе с морем. Нам предстало уже увидеть обломки цветущей империи.
Июнь 2009 года. Миша объяснял долго, что при условии нормальной дороги «долетим» за 30 часов. Практически так и вышло. Азия изначально предстала пустынной и неухоженной. Степь радовала, потому как я сам человек степной. Так что было интересно. Надо отметить, что степной пейзаж отчасти менялся волго-ахтубинской поймой и возвращался обратно в степь. Здесь мы бывали часто, поэтому ждали предстоящие длительные степные километры Казахстана. Останавливались в основном подальше от крупных поселений, чтобы иметь поменьше случайных разговоров с назойливыми казахскими «полисменами». Как пролетели Гурьев, я не заметил, так как шли в объезд, единственное, что покоробила табличка «Атырау». Стоило нам русским сдать последние рубежи в 1991 году, как они сразу же переименовались. Но решил не задевать старую больную тему. Хотя, все-таки задеть пришлось, и мы несколько последующих часов спорили о нашем прошлом. Гурьев, с нынешним исковерканным на казахский манер «Атырау» остался позади, лишь слегка был виден вечерний свет города.
Собственно море. От поселка Саксаульский дорога на Акеспе. Еще около 60 км. Чуть менее. Убедился, что всегда буквально понимал до сегодняшнего момента карты и схемы. Арал даже на горизонте, что называется, не висел, хотя, судя по картам, должно было быть обратное. Зато замечательно чувствовалась пыль уже на протяжении достаточного количества пройденного пути. Не знаю, та ли это самая пыль с моря, с минералами и пестицидами?
Пустынная дорога, карта устарела, море высохло, и мы не успели – вот такие чувства держались в голове.
Началась грязь, из машины пришлось выйти. Пешком шли к воде. Ну вот, где-то здесь так называемый Малый Арал должен быть. Далеко не прошли. Начиналось болото. Но вдали уже виднелась синяя, а точнее темная гладь. Море ли эта гладь? Или такое же болото, но побольше? Там, где я стою, когда-то было море, и дальше от меня тоже было море… Остается только побежать за ним, и попросить вернуться.
Главное, что побывал. Под ногами вязкость.
ВРЕМЯ ПРОШЛО
Я вот что заметил: очень быстро прошли последние пять лет. Я считаю здесь в данном случае с конца 2007-го года, с декабря месяца. В конце означенного года я пришел на спектакль «Похищение любви». Естественно, я не знал, что это будет знаковым моментом для меня. Нет, не сам спектакль, а вообще, сам отсчет времени с конца этого года. Начался отсчет новых времен, которые, увы, уже на тот момент, когда я это пишу, превратились во времена былого.
За этот период я встретил и расстался с несколькими женщинами, потерял дядьку, авантюриста и приколиста, умер отличный актер театра, Александр Николаевич Таза.
Я, невольно тоже влился в историю театра, в его жизнь, незаметно сам для себя. Я был очевидцем отличного курса девчонок, которые учились все эти годы: менялись, жили, исчезали. Я как-то написал об этом текст под названьем: «Джульетты моей эпохи», написал, и, текст тот стал для меня роковым, – тут же ко мне пришла в жизнь та, о которой мне снились вдруг тревожные, несбыточные, казалось бы, сны.
Я успел ее полюбить за эти годы. А моей она стала только в конце своей здешней «карьеры», совсем не надолго. Но, стала.
Интересно же вышло: она ушла от одного (чего я не знал изначально), ушла ко мне (как выяснилось), для того, чтобы через два почти года вернуться назад к нему же. Я, признаться, этому рад, потому что какой-то я случайный весь в этой истории; но и без меня, так сложилось, нельзя было, видимо обойтись – зачем-то и я был нужен в этой истории.
Я успел сделать немало глупостей позже: понаписать злых вещей – и так, – для себя, – и ей. Неоднократно. Но не от чистой злобы, а от своего скорее бессилия, несправедливости, хотя, конечно отдавал себе отчет в том, что здесь, в этой истории, никакой речи о несправедливости идти просто не может, так как эту самую несправедливость видел лишь я сам, и была она для меня лишь только.
Я был готов обвинять и в бесчестности, и в том, что за этой «красивой оберткой конфеты», как я говорил, – ничего не кроется. Все это не так. Все это глупость, конечно. Мне нужно было это время.
Она, безусловно, интересный человек. Отпечаток профессии только и мировидения здесь, – но если я не был готов видеть и принять это – то это моя вина скорее.
В любом случае,
