Без лица - Хари Кунзру

— Их туфли. Думаете, они что-то этим хотят сказать?

В этот же момент он жалеет о содеянном. Лицо Визи поначалу ничего не выражает, затем его озаряет с трудом скрываемое развлечение. Чертово студенческое остроумие.

— Их туфли, сэр?

— Ох, не берите в голову!

Парад заканчивается. Подаются прохладительные напитки. Сэр Уиндэм потягивает лайм-соду и говорит «Да, очень» людям, столпившимся вокруг него. Эта толпа особенно энергична. Никто никому не дает вставить и слова. Над беседой царит какая-то особая атмосфера, некая живость, которая заставляет его чувствовать себя неловко. По крайней мере, публичная часть мероприятия закончилась. Больше неоткуда ждать опасности.

Они перемещаются в диван-э-ам для дарбара. Между колоннами огромного зала развешаны вышитые полотнища. Легкий бриз веет по мраморному полу, охлаждая горячие английские щеки, вызывая на потных лицах легкие улыбки. Когда они занимают свои места, до ушей сэра Уиндэма долетают обрывки беседы.

— Я дам вам имя моего лондонского портного, — говорит Визи принц Фироз.

— Это было в Бордерсе, — говорит Минти миссис Прайвит-Клэмп. — Или на той теннисной вечеринке в «Уединенном уголке»?

— Наваб-сахиб предпринял много больших программа реформаций, — говорит диван.

Тишина. О, так вы это мне? Простите великодушно. У него ужасное произношение.

— Лох-Инверари, — говорит миссис Прайвит-Клэмп. — Я уверена, это было на обеде в Лох-Инверари.

— Это было бы очень мило, — говорит Визи.

— Да, очень, — говорит сэр Уиндэм, устраиваясь на кресле а-ля Людовик Шестнадцатый, тщательно копируя свободную позу наваба: одна нога поднята на табуретку для ног, руки отдыхают на золоченых подлокотниках.

Он чувствует взгляды дворцовых женщин с верхней галереи. Невидимые женщины за резными мраморными ширмами. Время от времени он видит там тени, улавливает отзвук едва слышимого шепота.

Одного за другим ему представляют местную знать. Казначей, военные и судебные члены Совета государства, домашний казначей, уполномоченный по общественным работам. Сэр Уиндэм пожимает руки или отвечает адабом[95], округляя ладонь и поднимая ее ко лбу. Рядом с ним наваб — обнимает, кивает, жмет руки. За ним невидимые подчиненные переминаются с ноги на ногу. Позвольте представить вам старшего офицера Медицинской службы, главного инспектора полиции, суперинтенданта тюрьмы, главу Департамента лесов и озер. Индийские джентльмены в лакированных туфлях.

Когда проходит последний младший коммерческий министр, временно прикрепленный к Акцизному департаменту, Визи подает сэру Уиндэму телеграмму.

— Только что из Симлы, — шепчет он.

В телеграмме говорится о том, что Дайер без предупреждения открыл огонь по толпе во время политического митинга и что количество жертв в настоящий момент оценивается в пять сотен человек. Сэр Уиндэм аккуратно сворачивает телеграмму и незаметно засовывает в карман.

Следует соблюдать определенный баланс гостеприимства. На своем и чужом поле. Так что после дарбара происходит ритуальный обмен прощаниями, и стороны ненадолго расстаются перед исполнением ответного визита. Сэр Уиндэм (не сам по себе, а Англия в его лице) собирается принять наваба в резиденции. Затем будет легкий завтрак для двухсот человек на задней лужайке. Непростое дело.

Прибытие наваба медленно и степенно. Оно предварено дюжиной сопровождающих лиц. Завершается пятьюдесятью королевскими конными гвардейцами Фатехпура. В этом сезоне на них надеты розовые брюки, голубые туники и (инновационный штрих) выкрашенные в розовый цвет меховые киверы. Несколько английских цветков, борющихся за жизнь в клумбах вдоль подъездной дорожки, покрываются красной пылью, когда возле них разворачивается автомобиль. Случайные ура-патриоты сбились в кучу возле ворот, удерживаемые чоукидарами в униформе цвета хаки. Затем шофер отдает честь — четко, как часовой механизм. Дверь автомобиля открывается, нога (в обычном черном ботинке) касается гравия — и наваб выходит из машины.

У подножия лестницы стоят два адъютанта в форме, две пары каблуков щелкают синхронно (как они это делают?), до тысячной доли секунды. Адъютанты сопровождают наваба половину пути — всего одиннадцать ступенек, — затем его приветствует Визи (не сам по себе, а как Старший политический офицер Государств Пенджаба) и сопровождает на протяжении оставшихся десяти. Нечетное количество ступеней в свое время стало предметом для длительного обмена меморандумами. Чтобы развеять опасения, связанные с возможными политическими последствиями того или иного разделения ступеней, пришлось прибегнуть к третейскому суду Симлы. Наверху стоит сэр Уиндэм. Он ведет наваба по недлинному пути между передней верандой и гостиной, где предлагает прохладительные напитки — еще лайм-соды? — и получает отказ. В этом моменте есть потенциал интимности (беседа, взгляд в глаза, негромко сказанное «Ну, как вы тут поживаете?»), разбавленный присутствием шести чобдаров наваба. Трое сопровождающих несут жезлы в форме павлиньих перьев, еще трое — хвосты яков, довольно искусно оправленные в серебро; все они держатся сурово, сообразно торжественности случая. Сэр Уиндэм стоически игнорирует их, делая вид, что откашливается.

— Ваше высочество, если вас не затруднит следовать за мной…

В сад. Когда они останавливаются на задней веранде, рябь аплодисментов проходит по толпе. Оба, наваб и сэр Уиндэм, позволяют себе улыбнуться. И помахать рукой.

Сэр Уиндэм нервничает. Он с трудом переносит соседство других людей. Почему все говорят одновременно? И все друг на друга смотрят! В Фатехпуре определенно есть что-то нездоровое. Это видно по людям, которые пришли на прием. Сколько камер! Громкий американец постоянно вмешивается в беседу, чтобы заснять что-то на кинопленку, кричит сэру Уиндэму, чтобы он повернулся или принял нужную позу, будто он — манекен. Какой-то фатехпурский дворянин в абсурдном желтом костюме и дымчатых очках постоянно сует ему в лицо еще один аппарат. Похоже, присутствуют и все сорта европейского сброда — они слишком много пьют и парами ускользают в дом. Мимо идет белый мальчик, неуместно одетый в школьную форму. Какого черта он тут делает?

— Я знаю, — говорит наваб с неожиданно вульгарной ухмылкой на лице, — вы, наверное, размышляете о тихом топоте маленьких ножек.

Сэр Уиндэм переспрашивает.

— Тишина. Нет топота. Отсутствие моего сына, столь горячо желаемого.

— О да, — говорит сэр Уиндэм, все еще озадаченный. Сын? Затем он припоминает частичку вызубренного прошлым вечером. Нет сына. Навабу пора уже стартовать, в смысле сына. В службе разведки думают, что он бесплоден.

— Что ж, сэр Уиндэм, — продолжает наваб, — возможно, вскоре вы не будете разочарованы!

За их спинами возникает какая-то суета: принц Фироз уронил стакан и расплескал шампанское по всему утреннему костюму. Наваб улыбается. Его охватывает внезапное желание ускользнуть с приема и попрактиковаться на одной-двух новых наложницах. Воистину он годами не испытывал ничего подобного.

— Да, — говорит сэр Уиндэм, отвлекшись на Визи, который подает ему сигналы, — очень.

— ГГРРРХХХХАУУУУУ! — рычит наваб.

Люди оборачиваются. Сэр Уиндэм испытывает временное замешательство, не в силах подобрать правильный ответ.

Пран оглядывает лужайку, пытаясь определить, откуда этот шум. Он робко гуляет среди гостей и старательно делает вид, что развлекается. Неожиданно Фотограф крепко хватает его за руку:

— Так, Рухсана, нужно идти работать.

Прежде чем он успевает ответить, их оттесняет в сторону дон Мигель Де Соуза — в компании двоих восхитительных друзей, чьи имена вылетели у него из головы. Как три баржи, они тяжело шагают сквозь толпу гостей, распевая мелодии из мюзиклов с истерическим рвением людей, не ложившихся в постель с позапрошлого вечера. В их кильватере Фотограф подталкивает Прана по направлению к майору Прайвит-Клэмпу. Окопавшись в позиции, дающей выгодный обзор бара, майор занят беседой с Визи.

— Любимый трюк зверя, — делится сокровенным майор, — это мчаться галопом, со всей дури, к колодцу или что там у вас, потом резко вильнуть в сторону…

Его веселье натужно. На самом деле он чувствует себя далеко не лучшим образом. За весь день ему ни разу не удалось выпить. Его начинает потряхивать. Стабилизировавшись относительно Визи, он на мгновение закрывает глаза. Когда он снова открывает их, все гости, каждая поверхность в саду покрыты розовыми и серыми насекомыми.

— Жутко интересно, старина, — говорит Визи, похлопывая майора по спине, — но наше дело — служить.

Прайвит-Клэмп кивает. Они и на Визи тоже есть. Ползают по всему телу. Он нетвердо шагает к бару. После четвертого бокала шампанского насекомые чуть сбавляют темп.