Император (СИ) - Старый Денис

Русская миссия, благодаря опыту общения с кашаями начала пополняться и представителями других индейских племен. Особую активность стали проявлять, сперва опасливые, но позже более активные племена Чоченьо. И вот именно в тот день, когда вечером была намечена сходка вождей племен под общим названием «олони», прибыл военно-транспортный корабль с переселенцами. И сейчас Наум Никифорович Печнов спорил с капитаном корабля Николаем Ивановичем Кротовым.

— Николай Иванович, я ж из казаков, человек прямой, — говорил Печнов, сжимая кулаки. — Ты что мне рассказываешь? Зачем врешь?

— Охолони, господин Печнов, с дворянином разговариваешь! — вызверился Кротов.

— Так ты кого привез мне? Татарки? Да еще и страшнее ночи? Мало того, все с малыми детьми али брюхатые. Коли баб везешь, так хоть работниц, а так едоков у меня и без того хватает! — выговаривал капитану губернатор русской Калифорнии.

— Кого велено было, того и привез! — жестко сказал Кротов.

— Николай Иванович, — с нотками обречения говорил Печнов. — Да, знаю я все, чай не в полной изоляции живем, да и другие корабли хаживают. Это ты лучших людей, да добрый товар торгуешь с казачком этим, Басовым, который колонию основал на севере. Он тебе и серебро сверх положенного даст, и лишнюю шкурку подкинет, да все с банькой, да девками. Вот ты ему нормальных татарок и оставил. А мне — «на те Боже, что мне не гоже!».

— Ты говори, Наум Никифорович, да не заговаривайся, а то и на дуэль вызову! — сказал Кротов, демонстративно взявшись за эфес своей шпаги.

— А ты не пужай, и сабелькой махать я не из последних, да и шпагу осваиваю, — усмехнулся Печнов. — А ну-ка, я тебе зерна отсыплю с гнильцой, да капусты квашеной дам только по положенному, а не сверх меры, как ранее. Гляди-ка и цингой маяться станете. Ты ж пойми, Николай Иванович, мы ж единое дело делаем, и не гоже мне дурное подсовывать, да ослаблять земли калифорнийские, а казаку Басову девок добрых давать, да кабы ликом гожие были, для гарема его!

— Зря ты так, Наум Никифорович. Басов хоть и казак лихой, а толково хозяйство ведет. Он уже удумал кабы ни целый завод ставить в горах, да речку, что Волгой назвал, исследует. Но в следующий раз я тебе добрых девок привезу, — пошел на попятную капитан.

— Ты мне не девок, а мужиков привези, да рукастых! Мне стекло и кирпич делать, да дерево обрабатывать, да на реку ставить мельницы и кузницы, — Печнов улыбнулся. — Ладно, давай грузиться, да ступайте в карантинную зону. Там уже и хмельное стоит, и столы накрыты, чем Бог послал.

Даже для моряков Печнов не изменял карантинной зоны, для них был отстроен отдельный причал с гостиным двором, баньками и со срамными девками, без них моряку никуда.

А ближе к вечеру в трех верстах от Петрополя состоялось собрание многих из племен, живших в Калифорнии. Прибыли представители и от племени авасвас, и рамайтуш, и иные. Всего более пятидесяти человек. И Печнову пришлось, задушив внутреннего хомяка, изрядно потратиться на представительские расходы, но оно того стоило.

Большинство вождей или иных представителей от племен не выказали недовольство присутствием русской миссии. Часть индейцев, например, чоченьо и рамайтуш высказались за то, чтобы Петрополь принял на тех же условиях, что и племена кашаи, иные соседние роды. Главными условиями были: не грабить селения, не уводить насильно мужчин и женщин на работу, не проводить христианизацию. Пришлось уточнять, что есть такое насилие, так как Печнов уже сталкивался с тем, когда молодые люди приходили на работы в Петрополь без согласия родителей и вызывали тем самым проблемы.

Отдельно Наум Никифорович поднял вопрос о вере и образовании. Еще Померанцев выстроил такую систему, когда полноценными жителям колонии считались все, независимо от этнической принадлежности. Православные и люди, посещающие школы, как в Петрополе, так и в иных поселениях, получали статус подданных Российской империи, с некоторыми льготами и преференциями, чтобы выделить от остальных колонистов и побудить к образованию. Иные не притеснялись и были только работниками, которым в оплату шла еда, стекло, железные орудия труда, иногда холодное оружие. Несмотря на активность уже пяти православных священников насильно к принятию православия никого не принуждали, но христианский крест на шее, как и посещение школы увеличивали оплату труда индейцев.

Так что при удачном стечении обстоятельств российскими подданными могли бы стать более трех сотен тысяч индейцев Калифорнии, и на эту работу постоянно выделялось не менее двадцати процентов всех ресурсов ранее колонии, а нынче губернии.

*………*………*

Восточная Пруссия

23 апреля 1752 года

Два дня русская и прусская армии стояли друг напротив друга. Постоянно осуществлялись маневры. То русская армия попытается обойти Норкитенский лес и угрожать левому флангу генерала Левальда, то прусский подполковник Малаховский со своими гусарами ударит по замешкавшимся русским конным гренадерам.

Сложность диспозиция была в том, что генерал Левальд превратил широкое Гросс-Егерсдофрское поле, вместе с одноименной деревней, в сильнейший укрепленный район. Наступать на позиции пруссаков в этом месте было не то что не выгодным, но безумным. Потому обе стороны не решались начать активные боевые действия. Дважды пруссаки пытались поймать русских на маршах при маневрах, в один момент даже завязалась серьезная драка и Салтыков посчитал, что вот оно — сражение. Однако, как только заговорили русские пушки, прусская пехота стройно развернулась и ушла под защиту оборонительных укреплений. Русские было дело подошли к этим укреплениям, но прусская артиллерия не дремала.

— Ваше Высокопревосходительство! — обратился к командующему адъютант. — Прибыло пополнение.

— Кто? И сколько? — заинтересовано спросил Салтыков.

— Казачий полк и три сотни пластунов, — сообщил адъютант.

Петр Семенович обрадовался. Да, это не то, на что рассчитывал генерал-фельдмаршал, было бы неплохо получить, как минимум, дивизию иррегулярных войск, да еще две дивизии из егерей, гренадеров и драгунов. Но и это уже хорошо, что подкрепления доходят, тем более казаки-пластуны. Салтыков помнил, как действовали пластуны в русско-турецкой войне и три сотни таких бойцов могли многое изменить в подготовке к сражению.

— К Вам с докладом просится казачий генерал-майор Никита Рябой, — через небольшую паузу, подсмотрев в блокнот, сообщил адъютант.

— А что у казачьих генералов отчества нет? — спросил Салтыков немного раздражительно.

Он человек спокойный в мирской, не в военной жизни, но то, насколько император привечает казаков, раздражало и генерал-фельдмаршала. Ну не может вчерашний десятник, вдруг, стать генералом.

— Ну давай его сюда! — приказал Салтыков.

Через две минуты перед командующим стоял именно тот самый генерал-майор, которого, как оказалось, Салтыков уже видел и не раз во дворце и рядом с императором.

— Ваше Высокопревосходительство! — с трудом выговорил обращение Никита Рябой. — Велено лично в руки!

Казак протянул письмо, которое, незамедлительно было прочитано.

Петр Семенович с одной стороны хотел выругаться, с другой же понимал, что доля рационального суждения в повелении императора была.

Петр III писал о том, что Салтыков не должен напряжением всех сил стремится к Кенигсбергу. На усмотрение генерал-фельдмаршала оставалось решение, которое должно исходить из реального положения дел. Император предусматривал то, что магазинов в Либаве не хватил, что в Ковно только формируется запас провианта и фуража. Именно из-за недостатка последнего в армии Салтыкова так мало конницы. Потому и не следовало бы активно наступать, а налаживать больше логистику и готовится к решающим битвам.

Генерал-фельдмаршалу предлагалось закрепится на том участке, который он сочтет выгодным и ждать, пока наладятся поставки всего необходимого и сформируется новая армия. Предполагалось, что к середине лета, к Салтыкову присоединиться русский корпус и можно будет развивать сразу два направления в летней компании: на Кенигсберг и на Штеттин.