Желанная для диктатора (СИ) - Мила Дали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди, Фортуна, — подсказывает Артём.
И я начинаю догадываться, что все участники действа собрались, а наш поход в курилку лишь повод оставить лидеров наедине. Серьезный разговор намечается у них. Переживаю за Фархада больше, чем он сам за себя.
Осторожно поднимаюсь. Глянцевый стол и диван буквой П вокруг него. Мне снова приходится сверкать пятой точкой перед лицами чуть отстранившихся бандитов, чтобы протиснуться. Почему нельзя было сесть с краю? Ах да, Громов главенствует и место занимает соответствующее.
Задеваю ногами коленки многоуважаемых бандитов, жмусь к столу. Назад проще будет пролезть под ним, а не вот это все.
Разномастные дамы шествуют спереди, я предпочитаю держаться поодаль. Не то чтобы дикая, просто очень сложно влиться в компанию. Да еще в такую компанию.
Мы проходим мимо таких же закрытых балдахинами зон, и никому не известно, кто скрывается внутри. Проходим сортир размером с мою бывшую квартирку. В ней наверняка уже засохли фиалки на подоконнике, и, чувствую, скоро постучатся в дверь коллекторы.
Сворачиваем за угол, и женщина — та, что возрастом моей мамы — толкает дверь. Курилка просторная, оформлена в стиле клуба. Здесь очень холодно и гулко работает вытяжка.
— Эм… угостите меня? — тянусь рукой к пачке, что держит рыжая девушка.
Выуживаю тонкую сигарету, подкуриваю от любезно предоставленной зажигалки. Нас ровно десять. В клубе собрались лидеры не только нашего города, но и соседних. Я понимаю, что девушки между собой знакомы, уже подружки.
— Наконец-то Гром показал тебя. А то мы думали, он так и останется волком-одиночкой.
Я мило улыбаюсь. Для вида набираю в рот горький дым, но не вдыхаю.
Слышу голос блондинки:
— Заю на днях наживую заштопывала. Пришлось даже капельницу ставить. Еле откачали.
— В Столыпина шмаляли? По нему и не скажешь…
— Ага. Сявка какая-то. Исподтишка. Хорошо, что его поймали и выпотрошили. — Блондинка выдувает ядовитый дым и оборачивается ко мне: — Какой антибиотик посоветуешь вводить после огнестрела?
Чего? Она говорит будто между прочим. Меня вообще-то от вида крови мутит, но я начеку и пытаюсь понять суть жизни спутниц криминальных мужчин.
— Пенициллин, — подыгрываю наобум.
— Не, параша.
Мне остается только глазеть и моргать через раз. Комната заполняется дымом, несмотря на наличие вытяжки. Дурно.
— Знаете, девки, а меня бесит Рустам. Он каждый раз обещает не втягивать в свои дела, но опять заставляет идти в качестве заманухи, ложиться под типа, чтобы вытащить его из охраняемого особняка. А тип — депутат. Я что здесь, самая рыжая?! — говорит та, что действительно самая рыжая.
— Кошмар какой-то… — забываюсь я и привлекаю к себе фразой внимание.
Все пялятся на меня, как на белую ворону. Ну или как на сумасшедшую — для женщин это повседневная реалия, для меня — жуть несусветная.
Самая старшая и прожженная тетка щурится, с недоверием спрашивает:
— Ты никогда не лечила Грома после выезда? Не помогала ему в делах?
— Не приходилось. Артём хоть и имеет конфликт с законом, но весьма уравновешенный человек.
Повисает немая пауза. Я начинаю жалеть, что вообще пошла с ними в эту вонючую курилку. Мне неприятно. Женщины выстраиваются напротив меня, и атмосфера в комнатке становится не безобидной.
— Детка, да ты хоть представляешь, кто такой Гром? Удивительно, почему ты еще не сдохла рядом с ним!
— А должна?..
— Дрожишь? Вот только бояться надо не нас и не тех, кто сидит рядом. А Грома. Ему тридцать три, и до тебя никто не продержался с ним дольше недели.
— Просто не сошлись характерами.
— Их больше никто не видел. Сечешь? Твой Гром — отморозок. И таких жестоких людей мы не встречали даже среди врагов.
— Зачем вы мне это говорите?
— Потому что он привел тебя сюда. К нам. Значит, у него интерес. Может страсть, да только звериная. Ты должна быть осторожной и осмысливать каждое слово, находясь с этим человеком.
Про звериную страсть я и без прожженной тетки знала прекрасно, но ее слова все равно заставили насторожиться. Проверяют меня, что ли? Дамочки тушат окурки в пепельнице. Делаю то же самое дольше всех — жду, пока они выйдут, хочу побыть одна.
Через пару минут покидаю курилку. За порогом меня никто не встречает — ушли боевые подруги, и пес с ними. Медленно плетусь по коридору с желанием заскочить в сортир и остудить запястья в холодной воде. Краем глаза замечаю крепкую фигуру в идеальной рубашке.
— Артём… — машу ему рукой.
После гнета дамочек Громов кажется мне спасительной каплей воздуха среди всего это смрада. Наверное, я еще морально не готова общаться с такими личностями. Волосы встают дыбом от понимания, что Громову приходится иметь дело с подобными ежедневно — озвереешь тут. Но это поправимо, я в это верю.
Громов не сводит с меня взгляда и идет слишком быстро, игнорируя всех на своем пути:
— За мной!
— Что случилось?
Он хватает меня за руку и тащит к уборным. Мужским. Пинает дверцу.
— Пошли на хуй отсюда! — выгоняет двух незнакомцев в костюмах, запирает за ними щеколду.
Я отшатываюсь. Сердечный ритм просто на разрыв. Бросает в жар моментально. Я больше не вижу Громова. В него будто вселился злой дух и сожрал его прежнюю сущность. Он двигается прямо на меня. Пячусь, прижимаюсь спиной к кафелю.
— Не любишь? Я противен тебе, Фортуна? Монстр, да? Животное.
Слова звучат, как из преисподней. Мне кажется, у него даже голос изменился. Низкий бас. Чужой. Не моего Артёма.
— Успокойся! Это что еще за чушь?! — строго спрашиваю, не желая показывать ужас, что застилает взор.
Громов упирается в меня грудью, захватывает края платья и задирает его, дышит, словно разъяренный лев — часто, шумно. Его трясет, а тело горячее, будто огнем горит. Обжигающие ладони срывают с меня трусы, распихивают ноги шире.
Я кричу:
— Ты сошел с ума?!
Но вряд ли кто-то посмеет сунуться к нам. Громов обхватывает мой подбородок пальцами, сжимает, несколько мгновений сверлит меня бешеным взглядом. Его зрачки расширены то ли от возбуждения, то ли от кайфа. Он целует меня, Жадно, голодно. Дышит мне в рот, очерчивает языком губы, напирает и свободной рукой в спешке расстегивает свой ремень. Слышу звук расстегивающейся ширинки. Успеваю только протестующе пискнуть, и Громов снова затыкает мой рот поцелуем. Спускает брюки, упирается членом между ног. Обхватывает меня под коленками и поднимает на руки. Обнаженной промежностью я прижимаюсь к его животу, завожу