Неожиданная встреча - Михаил Михеев

Он встал, засунул руки в карманы пиджака, устало повел плечами, ссутулился. Прошелся по комнате, остановился. Еще раз прошелся к столу и обратно.

В далекой юности, когда жив был мой отец, он повел меня в зоологический сад. Остановились возле клетки с волком. Зверь бродил возле решетки и отрешенно смотрел поверх голов стоящих у клетки людей. И во всем его обличье я не почувствовала тогда той волчьей свирепости, о которой рассказывали детские сказки. Я сказала об этом отцу. Он объяснил мне, что волк — хищник, недавно пара волков зарезала в местном совхозе два десятка ягнят. Мне стало жаль ягнят, которых убили злые волки, но сейчас было жалко и волка, и я спросила, можно ли его приучить питаться травой?

— Нет, нельзя!— ответил отец…

Башков опять подошел к столу.

— Что думаете делать?— спросила я.

— А что вы мне предлагаете?

— Моя командировка закончилась, завтра я возвращаюсь в Новосибирск. Могу предложить вам…

Он перебил меня:

— Вы меня задерживаете?

— Я вас приглашаю,— подчеркнула я.— Вам удобнее вернуться в Новосибирск со мной, нежели одному.

— А по приезде сдадите меня полковнику Приходько?

— Вы напрасно торгуетесь. Задержать вас можно было и в Новосибирске. Мы же видели, как вы садились в самолет.

— Вот как…

— Да, так!

— Значит, все еще не потеряли надежды сделать из меня кающегося грешника?

— Так вы летите со мной или нет?

— У меня нет денег,— огрызнулся он.

— Я куплю вам билет.

— Не хочу ехать за ваш счет.

— Я впишу стоимость билета в авансовый отчет по командировке.

Он усмехнулся как бы сам над собой.

— Вам еще не надоело возиться со мной?

— Мне надоело разговаривать с вами в таком тоне.

— Да, да, конечно…

У Марии Семеновны вырвался не то кашель, не то судорожный вздох. Башков быстро оглянулся на нее.

— Хорошо!— сказал он.— До Новосибирска, во всяком случае, нам по пути. Но я вам ничего не обещаю…

— А я и не прошу вас что-либо обещать!— Я встала.— Буду ждать вас завтра в Адлере в аэропорту.

Он устало прикрыл глаза. Сказал тихо:

— Хорошо.

— Не опаздывайте. А то…

— А то?…

— А то билет пропадет… Прощайте, Мария Семеновна! Не поминайте лихом.

Она ничего не ответила, даже не обернулась. Он вышел следом за мной в переднюю, подал мне куртку.

По зеленому дворику я вышла на улицу. Металлически резко щелкнула щеколда. Не сразу сообразила, в какую сторону идти к троллейбусной остановке. Возле крайнего подъезда девятиэтажки сидел на скамейке молодой человек в сером плаще и кепке и весьма внимательно просматривал газету. Я невольно зацепилась за него взглядом. Люди его возраста обычно не сидят в одиночестве с газетами — находят более интересные занятия.

Я прошла мимо него. Проверяя свою догадку, быстро обернулась. Молодой человек сложил газету и направился к подъезду. Наверное, сейчас поднимается в квартиру, откуда хорошо просматривался весь дворик соседнего домика.

Можно было догадаться, что подполковник Григорьев по телефону распорядился, чтобы сержант Кузовкин спустился вниз и был поближе к месту моей встречи с Башковым.

Так, на всякий пожарный случай…

3

За вечерним чаем Ирина Васильевна спросила сочувственно:

— Невесела приехала из гостей?

И в самом деле я еще и еще перебирала в памяти свой разговор с Башковым, словно бы прокручивала раз за разом запись на магнитофонной ленте и, слушая себя, искала более убедительные, более точные слова, которые нужно было сказать и которые я так и не сказала. Впрочем, я не находила этих слов и сейчас. Мне не хотелось думать, что темная душа Башкова уже закрыта для хороших слов и хороших поступков на тяжелый замок…

В Управлении Ковалева не было. Я сделала заявку на два билета, на самолет. Называя фамилию своего попутчика, вначале обмолвилась, произнесла настоящую, потом спохватилась и переправила на ту, под которой Башков прилетел сюда.

Нужно было проститься с заботливым подполковником Григорьевым.

Я увидела его в коридоре.

— Ну-ка, ну-ка! Зайдёмте ко мне. Поделитесь со мной, стариком, вашими молодежными приемами в наставлении грешников на путь праведный.

Мы поднялись в его кабинет. Он предложил мне кресло, а сам опять, уже привычно для меня, забегал по кабинету от стены к стене и из угла в угол.

Подполковник слушал меня внимательно.

— Придет, думаете?… Впрочем, я тоже думаю, что придет. И в Новосибирск полетит, конечно,— деваться ему уже некуда. Ну, а там-то? Телеграфировать, чтобы вас наряд милиции встречал, вы — как я понимаю но будете. Джентльменское соглашение, так сказать…

— Телеграфировать не буду. Но и уверенности, что он меня там не покинет, никакой у меня нет.

— Понимаю. Уж очень быстро согласился. Сообразил, что с вами безопаснее вернуться. Так думаете?

— Примерно так.

— А если он все же спрячется? Правда, денег у него сейчас нет, прятаться уже труднее. Хлопот-то сколько — разыскивать…

Не дождавшись моего ответа,— да и что я могла ответить подполковнику Григорьеву,— он снова заговорил:

— Грешен, думаю, опережает Приходько время. Конечно, общество развивается, НТР и все прочее. Формируется человек по-новому. Обеспеченнее стал, образованнее — обязательное среднее… Телевизор каждый день смотрит. И наш хапуга на уровень тянется. Своего ближнего уже не обкрадет — карманников не стало, домушников тоже мало — не профессия! Стыдно! Но вот в государственный карман руку запустить — это еще можно. И ведь не от нужды лихой, а чтобы лишний рубль в кармане забренчал. И дача есть, и машина, и ковры, и Рижское взморье — нет, все мало. Пока мы не придержим. По старинке — за ушко! Интересно, что нам в будущем светит, как вы думаете, Евгения Сергеевна?… Преступников не будет, а будут нарушители общественного порядка. Вежливые такие нарушители, культурные. И мы, хранители порядка, будем их к себе приглашать по телефону, или что там будет — видеофон, что ли. «Уважаемый гражданин, не заглянете ли к нам в свободное время…»

Подполковник Григорьев очень похоже передал интонации моего начальника, я улыбнулась невольно.

— Вот жизнь у нас начнется, а?… Только я через два года на пенсию уйду. Ну их, устал уже! Это уже вы будете в беломраморных дворцах их перевоспитывать. А на мой век этого добра, вроде Эмилии Щуркиной, еще хватит.

— А как со Щуркиным?

— Путешествие в Болгарию ему отменили. Обходительно попросили прибыть в Сочи для дачи дополнительных разъяснений. Дочь все на папу с мамой свалила.

И деньги не ее, и она тут ни при чем. И за границу не собиралась — ее, видите ли, папочка уговорил. Хотите почитать?

— Нет, не хочу!

Вероятно, это прозвучало у меня излишне категорично, и подполковник Григорьев глянул на меня понимающе, с сочувствием.

— Надоели, чувствую. Вам, молодой женщине, и с этим жульем возиться. Уж на что я — старый зубр, привык вроде, а тоже временами устаю навоз разгребать. Ведь этот навоз куда гаже настоящего. На том — хлеб, цветы вырастить можно. А на этом? Послал я копии допросов Приходько, пусть покажет мамочке, посмотрит она, какое добро вырастила. А если говорят, что дочь характером чаще всего в отца, то, надо полагать, и Щуркин такого же поля ягода…

Он проводил меня до дверей.

— Привет сердечный вашему начальнику передавайте, как водится… И знаете, нравится мне, что Башков согласился с вами вернуться. Что там дальше будет — не знаю. Но вот сейчас, сам, без конвоя!… Рассказывать буду — не поверят. Фантастика!…

В Адлеровский аэропорт меня отвез, конечно, все тот же Ковалев.

Перед зданием аэропорта он, вдруг притормозив, свернул в аллейку, за пышные кусты какой-то незнакомой мне южной растительности. Я не поняла.

— Сидит!— сказал Ковалев.

— Кто сидит?

— Взгляните вон туда, за кустики.

Я выбралась из машины. В отдалении на скамейке, подняв воротник пальто, нахлобучив серую шапку, одиноко сидел Башков. Хмурый, неподвижный. На других скамейках сидели люди по двое, по трое, с ним же рядом никого не было.

— Не буду вас провожать,— сказал Ковалев.— Еще застесняется.

Я взяла с заднего сиденья свой «диккенсовский» чемоданчик. Ковалев достал из кармана «Паркер», с которым я ходила в комиссионный магазин.

— От доктора Ватсона,— сказал он.— На память!

Говорят, слово «да» имеет в произношении куда меньше интонаций, нежели слово «нет!». Хорошие чувства тоже выражаются малым запасом слов.

— Спасибо! Большое спасибо вам за все…

Что еще я могла сказать лейтенанту Ковалеву? А он улыбнулся, тронул машину и исчез из моей жизни — может быть, навсегда,— хороший человек, лейтенант Сочинского отделения ОБХСС — Ковалев…