Неожиданная встреча - Михаил Михеев

Он тоже разозлился. Под грузовик мы вполне могли попасть. И удар пришелся бы по левой стороне, по нему и по мне. Имелся у Милочки здесь какой-то расчет или это просто была вспышка ярости и отчаяния — я не знаю.

— Садитесь к ней сюда,— предложила я.— Вам легче ее удержать, чем мне. Да и рядом с вами она успокоится вернее. А я поведу машину. Только водительских прав у меня с собой нет.

— Ладно,— согласился Ковалев.— Если ГАИ остановит, объяснимся как-нибудь.

Я села за руль, Ковалев на мое место. Правую руку положил на спинку переднего сиденья, отгородив таким образом Милочку от меня. Но она на протяжении всего пути даже не шевельнулась ни разу.

Домой от Сочинского отделения милиции я пошла пешком. Ковалев предложил довезти, но я отказалась. Мне нужно было прогуляться перед сном.

Ирина Васильевна сидела возле горячего самовара. И только тут, дома, увидев, как она наливает мне чай, я почувствовала, как устала, как у меня сухо во рту и как я хочу пить. У меня даже руки затряслись, когда я прикоснулась губами к чашке.

— Хорошо прокатилась? — спросила Ирина Васильевна.

— Отлично. Давно не получала такого удовольствия.

— Ну-ну! — только и сказала Ирина Васильевна.

И внимательно посмотрела на меня своими цепкими хитрыми глазками.

ЖИЗНЬ НИ ДЛЯ ЧЕГО

1

Осталось съездить в Краснодар.

Честно говоря, я побаивалась этой поездки. Понимала, что мне предстоит опять трудный разговор, «игра на чужом поле». На душе становилось тревожно, как, скажем, бывало в школе милиции перед экзаменом у кандидата юридических наук подполковника Петрова. Этот желчный старик был убежден, что работа в милиции — занятие мужское, и поэтому спрашивал девушек с особым пристрастием.

Но дело Башкова нужно было заканчивать.

Я уже не опасалась, что он попытается скрыться. Зная размашистую натуру его, считала, что вряд ли он согласится жить как загнанный волк, озираясь и опасаясь каждого встречного. Но, кто знает, что вдруг может прийти ему в голову.

Словом, откладывать поездку было уже нельзя.

Я позвонила в «Бюро находок».

— Сколько? — спросила я Ковалева.

Он сразу понял.

— Восемьдесят тысяч рублей нашими и в иностранной валюте на семнадцать тысяч долларов.

— Только-то?

— Да, всего-навсего. Моя зарплата до самой пенсии, не более того. Что собираетесь делать?

— Ехать нужно к моему бухгалтеру.

— Может быть, вас отвезти?

— Не нужно. Доберусь автобусом.

— Не торопитесь — вижу?

— Как вам сказать… Пока время терпит.

— Подполковник Григорьев хотел бы вас видеть…

— Он у себя?

— Был у себя.

— Тогда немедленно иду к вам.

Ковалев встретил меня у дверей.

Видимо, о моем приходе уже знали и поглядывали на меня с любопытством.

Начальник Ковалева был худощав и быстроглаз. Ему было за пятьдесят, благородная седина уже как следует высеребрила когда-то темные волосы, подстриженные коротким ежиком.

Он вышел из-за стола мне навстречу.

— Смотри, каких полковник Приходько сотрудников себе набирает. У него еще такие есть?

— Не знаю, товарищ подполковник. Я у него недавно. Пока знакома только с его помощником.

— Это оруженосец-то его, Борис Борисович?

— Да, товарищ подполковник.

— А что вы все: «товарищ подполковник, товарищ подполковник!» Это ваш начальник к такой строгой субординации вас приучил?

— Нет, это еще со школы.

— Ах, со школы… Ну, школа — школой, а у меня от этой субординации иногда в ушах звенит. Да вы садитесь, садитесь! И не обращайте внимания, если я по комнате бегать буду. Привычка, знаете, такая, говорить и думать на ходу. Не пробовали?

— Нет, не пробовала.

— Ну, вы еще очень молоды. А мне, старику, для согревания извилин часто побегать хочется.

Стилем разговора Григорьев чем-то напомнил мне моего начальника. Может быть, сказывалось в этом отношение ко мне, молодой женщине, работающей в обстановке и условиях, которые они оба никак не могли признать подходящими для меня.

— Нравится вам у Приходько?

— Нравится.

— Вот-вот, знаю, что нравится. Он на всякие выдумки мастер. И всегда таинственность ценил. Как граф Монте-Кристо. Поэтому молодежь у него работать любит. Романтику в работе он умеет находить. Ведь наша служба, если по правде, только в кино занятная. А на самом деле от одних бумажек угореть можно. Пишешь их, пишешь. Протоколы, донесения, акты-отчеты… Правда, ведь?

— И такое, конечно, есть…,

— Тут мне Приходько по телефону про ваши успехи рассказывал. Что ж, победителей и сейчас не судят. Наше начальство тоже такого правила придерживается. Рисковал, получилось — ладно. Не получилось — пеняй на себя. Не так ли?

Подполковник Григорьев пробежался по диагонали кабинета, стремительно повернулся в углу.

— Вот и с Эмилией Щуркиной. Рисковали мы с вами? Рисковали. Конечно, да еще как. Полной-то уверенности не было ни у вас, ни у меня. Если бы деньги не нашли, так нам бы шею намылили. А что было делать? Не моторы ремонтируем, людей исследуем. В уголовном розыске, я считаю, проще. А наш хапуга — он такой скрытный да хитрый, с ним ухо надо востро держать, ворон считать некогда. Нет, с Эмилией Щуркиной — это вы молодец! Даже прокурор поинтересовался, как это нам удалось, это он после, когда все определилось, такой добрый стал. Я ему объясняю: к нам специальный инспектор прибыл из Новосибирска, на интуиции работает… Прокурор просил передать вам его «спасибо». Вот, передаю, с удовольствием.

Я не знала, как и что здесь ответить, и промолчала.

— Значит, едете к своему «подшефному», в Краснодар?

— Еду. Нужно.

— Нужно… А не объясните мне, чего вы вздумали с ним в кошки-мышки играть. Краснодарское отделение уведомить. Цап-царап — и делу конец.

Пришлось рассказать кое-какие подробности. Подполковник Григорьев даже перестал бегать из угла в угол, он остановился возле стола, поглядывая на меня как-то сбоку.

— Вон какие у вас, оказывается, романы с продолжениями… Ну и ну! Если бы я вас не знал, то подумал, что мне басню рассказываете. Значит, это ваше изобретение, можно сказать, а полковник его поддержал. Да он сам-то верит, что Башков поумнеет бегаючи?

Я сказала, что не очень верит.

— Как же он решил его из своих рук выпустить?

— Нужно было узнать, к кому он полетел. Ведь это он, Башков, вывел меня на Щуркина. Правда, я к Щуркину и ехала, но их встреча прибавила мне уверенности, что мы на правильном пути.

— Так-то оно так… А вдруг ваш бухгалтер здесь бы сбежал?

— Полковник на вас надеялся.

— Надеялся… Это хорошо, что он на товарища надеялся. Приятно услышать, конечно… Но ведь в нашем деле на товарища надейся, но и сам не плошай! Я, признаюсь, снял бы прямо с самолета. Конечно, надежды мало, что Башков начал бы рассказывать. Зато на душе спокойнее, здесь он, под руками, искать не нужно… Кто знает, может, вы и правы. Человек — это не таблица умножения. Всего не рассчитаешь. А ваш Приходько смелый. И на психологии он любит поиграть. Чего греха таить — кто бы из нас, начальников, на такое согласился. Раз подозреваемый, да еще из-под стражи сбежал,— хватай и не пущай! А всякие психологические, так сказать, опыты — в этом, мол, пусть суд разбирается. И начальству важно, когда ты дело закончишь и в суд сдашь. Ну и торопишься, естественно. А вот Приходько любит к подследственному приглядеться. И своих следователей этому учит. Вы знаете, сколько ему благодарных писем приходит из колоний, от осужденных, он вам не говорил?… Вот скромничает. Я сам читал: «…вы первый во мне человека увидели, спасибо вам…» Многим из нас так напишут?… А Приходько — пишут… Вот это, по-моему, в нашей работе очень важно. И вы тоже так думаете, я знаю. Пока так думаете. Как лет через двадцать думать будете, не поручусь, но пока так думаете.

Подполковник Григорьев опять пробежался по комнате и остановился в другом углу.

— Я вот еще о чем: приедете вы к своему бухгалтеру, все новости расскажете и о Эмилии Щуркиной, и об ее папочке. И поймет Башков, что вы ему последнюю тропочку перекрыли. Не придет ли ему в голову что-нибудь такое.

И он сделал рукой энергичный жест.

— Кто знает… Но думаю, что больше не придет. Это уже раз приходило ему в голову.

— Не от того ли случая у вас меточка осталась?

Я погладила шрамик над бровью:

— Думается мне, что такого он больше уже не повторит. Он человек разнообразный…

— Разнообразный… У вас хоть пистолетик какой с собой имеется?

Я невольно рассмеялась:

— Последний раз держала его еще в школе.

— Хотите, я вам свой подарю? Трофейный, так сказать. В сейфе моем давно лежит. Самый дамский, вот такусенький… Не желаете вооружаться? Ну, вам виднее…